Памфилио ничего не ответил; на лице его ясно выражалась досада, что его игра была разгадана.

— А подземная галерея от Ватикана к Санто-Анжело, служившая прежде путём спасения для бежавших пап, укрывавшихся в крепости, чему служит она теперь?

Памфилио не отвечал.

— Все эти тайны, тщательно скрываемые Римом от иностранцев, известны мне. Не забывайте, монсеньор, что для меня в Риме уже нет тайн, вы не проведёте меня. Слушайте: я не намерена сообщать вам моих планов, но, если вы дорожите жизнью Стефана, устройте мне свидание с кардиналом Фердинандом не позже, чем через час.

— Жидовка, что может быть общего между князем Церкви и вами?

— Прелат, ваше неисправимое честолюбие ручается мне за вас, и потому я не стану входить в объяснения. Я хочу говорить с кардиналом; покорность будет ценой этого разговора.

Монсеньор Памфилио, оживлённый приятной надеждой вернуть богатство и племянника, вышел, поклонившись Ноемии; благосклонная улыбка сменила на устах его выражение презрения и гнева.

Не прошло и часа, как уже madre veneranda входила в келью Ноемии в сопровождении двух монахинь, которые однажды уже провожали её к настоятельнице; теперь они помогли ей одеваться; Ноемия сделала всё возможное, чтобы подчеркнуть свою красоту. Надежда сияла в её чертах, когда она входила в карету и услышала приказание одной из монахинь, сопровождавших её, ехать во дворец кардинала Фердинанда.

Во время дороги Ноемия, сосредоточенная в своих мыслях, казалось, тихо молилась, взывая к Богу о помощи.

При въезде в палаццо она увидела комнаты, загромождённые приготовлениями; многочисленные работники толпились во дворе, перенося платья, упряжь и другие предметы. Здесь же сновали конюхи, объезжавшие дорогих лошадей и торговавшиеся с купцами о цене их. Лакеи осматривали богатые новые ливреи, которые им только что принесли, и все казались заняты приготовлениями.

Ноемия узнала от камергера, провожавшего её к кардиналу, что назавтра готовится кавалькада в честь приезда посланника одного из государств, и по этим пышным приготовлениям она могла судить о роскоши, с которой каждый кардинал намеревался присутствовать на этой церемонии.

В Риме кавалькадами называют публичные процессии, устраиваемые в известных случаях в честь папы или других важных особ. Римский двор выказывает в этих процессиях такую роскошь, что на них смотрят как на настоящие политические процессии. Важнейшие кавалькады проводятся в честь вновь избранного папы, когда он отправляется в церковь Святого Иоанна Латранского, для того чтобы принять на себя должность епископа римского.

Это единственная черта, сохранившая своё первоначальное значение у пап и кардиналов. Епископ римский избирал помощников в трудах, они становились впоследствии священниками в различных церквах, которые составили таким образом ленную собственность каждого округа. В этом вводе во владение обыкновенно выказывается такая тщеславная роскошь, которая вовсе не пристала к церемониям, долженствовавшим напоминать лучшие дни первоначальной церкви, когда пастыри её отличались смирением и кротостью.

Кавалькады эти одинаково служат заявлением большого горя и большой радости; их устраивают и при похоронах, и при всех важных событиях.

Перед открытием собора подобное шествие сопровождает тело покойного папы из Квиринала в храм Святого Петра.

Там, как и во всех общественных актах римского двора и Церкви, замечается та же непоследовательность.

Так, например, крестоносец папы восседает на великолепной лошади, покрытой кольчугой, как бы в день битвы, тогда как в другое время он ездит на смиренном муле. А эта маскировка конюха, едущего верхом на чёрной лошади без ушей, упряжь которой состоит из кусков полотна и белого атласного одеяла, на голове у него стеклянный тройной плюмаж с позолоченными побрякушками! Наконец, это странное смешение войска и духовенства, блестящего золота с чёрными, ниспадающими до земли креповыми покрывалами. Чаще всего устраиваются кавалькады по случаю посвящения кардиналов и приёма посланников.

Самая блестящая из кавалькад та, которая сопровождает нового папу в церковь Святого Иоанна Латранского. Её великолепие превосходит все остальные процессии. Базилика[10] Святого Иоанна Латранского первая во всем католическом мире, о чём и гласит следующая надпись на портике:

Sacrosancta ecclesia Lateranensis, omnium ecclesiarum mater et caput.

Церковь и дворец Латранские находятся на горе Челио, на том самом месте, где прежде был дворец консула Латерануса, от которого и происходит это название. История этой базилики может быть прослежена по именам, которые она поочерёдно носила.

Её звали сначала базиликой Фаусты, потому что принцесса Фауста жила в этом дворце; базиликой Константина, потому что этот император приказал её отстроить в 324 году, базиликой Святого Иоанна — по случаю двух крестильниц, выстроенных в прекрасной часовне Константина, одна в честь Святого Иоанна Баптиста, другая в честь Святого Иоанна Евангелиста; базиликой Юлия, потому что папа Юлий сделал к ней значительные пристройки; позолоченной базиликой, по случаю богатств, в ней хранящихся; наконец, базиликой Спасителя, потому что там происходит специальное служение Иисусу Христу. Император Константин подарил ей богатые украшения и ассигновал значительную сумму дохода на освещение и жалованье священнослужителям. В 1308 году при Клименте V она сгорела, но он снова отстроил её; в 1361 году при Иннокентии VI она опять сгорела, но, благодаря усердию верующих, при этом же папе была вновь отстроена. Георг XI буллой 1472 года объявил церковь Святого Иоанна Латранского первой базиликой во всем христианском мире.

Старинный Латранский дворец находился к югу от церкви. Папы жили в нём до перенесения святого престола в Авиньон, но Григорий XI, вернувшись в Рим в 1377 году, поселился в Ватикане, потому что Латранский дворец обратился в развалины. Нынешний Латранский дворец отстроен благодаря стараниям Сикста V, в 1586 году.

Капитул Святого Иоанна Латранского — один из замечательнейших и знаменитейших капитулов Рима. Генрих IV, король французский, подарил ему в 1606 году аббатство де Клерак из Бордоской епархии. Благодарные монахи воздвигли ему в 1618 году бронзовую статую, поставленную на оконечности портика. 13 декабря, в день рождения Генриха IV, в соборе служится торжественная обедня.

С высоты ложи, устроенной над главным входом Святого Иоанна Латранского, папа благословляет город и весь мир, urbi et orbi. Недавно римский двор любезно напомнил Тюильрийскому двору, что король французов, Людовик-Филипп I, должен быть главным каноником капитула Святого Иоанна Латранского. Поводом к этому послужила наследственность, так как римский двор производил настоящего короля по прямой линии от Генриха IV. Эта претензия на законность пришлась по сердцу придворным, но, не говоря уже о живых препятствиях к осуществлению этой идеи, она не могла привиться, потому что явно противоречила принципам королевской власти 1830 года. Затем оставалось навести справки, был ли действительно Генрих IV Латранским каноником, о чём не свидетельствуют никакие письменные документы, и, наконец, убедиться, что каноничество можно передавать по наследству. Эта любезность римского двора поддерживает отношения между Римом и Парижем, из которых религиозные интриги всегда умеют извлечь пользу. Наконец, представляется ещё затруднение: французские короли, начиная с Генриха IV, ежегодно уплачивали капитулу Святого Иоанна Латранского сумму в 24 тысячи франков. Это обычай, восстановление которого никому не может показаться привлекательным. Вот путь, по которому папская кавалькада отправляется к Святому Иоанну Латранскому. Сначала идут вдоль квартала Святого Петра до моста Святого Ангела; оттуда двигаются на Банки, затем на Парионе, Паскен, Цезарини, по площади Иисуса в Капитолий, где от имени римского народа папе воздвигается триумфальная арка; там сенатор подаёт святому отцу ключи от крепости и, держа янтарный скипетр в руках, обращается к папе с речью. Кавалькада направляется к Форуму, в прежние времена герцог Пармский воздвигал здесь триумфальную арку; евреи в свою очередь воздвигали подобную же и, стоя под нею, подавали папе Пятикнижие Моисея на еврейском языке, говоря: