Не желая того, Стефан разрушил все эти планы; случилось это потому, что думал он только о трёх вещах: о своей любви, о своём страхе, что молодая еврейка не полюбит его, и об опасности, которой она подвергнется, если Памфилио узнает, кто разрушил его самые заветные мечты.

Под влиянием этих размышлений племянник монсеньора решил непременно повидаться с дядей, но, прибыв во дворец Памфилио, был остановлен швейцаром, отказавшимся впустить его. Впрочем, запрещение не касалось его лично: приказано было никого не принимать. В то время как Стефан объяснялся с привратником, во двор палаццо въехали одна за другой три кареты, на первой блестел герб прелата, вторая, без ливрейной прислуги и без всяких украшений, была тёмного цвета, из неё вышел человек в длинной чёрной сутане, а из третьей, как показалось Стефану, вышла женщина.

Всё последнее время весь город был в волнении. В Квиринале, у высших сановников Церкви, в гостиных всё о чём-то шептались и расспрашивали друг друга, разговоры в публичных местах и в народе отражали такое же беспокойство. Однако ход вещей ничуть не изменился, не было никаких внешних признаков, могущих возбудить тревогу, но общественное предчувствие не обманывалось: у народа существует замечательный дар прозорливости. Но прежде нежели продолжать рассказ, нам необходимо пояснить причины недовольства римского населения; впрочем, факты эти так тесно связаны с задачами нашего произведения, что мы, не удаляясь от целей рассказа, можем занести на наши страницы одну из самых таинственных глав римской летописи XIX столетия. Несколько лет тому назад молодой аббат из скромного капеллана вдруг превратился в государственного казначея с титулом монсеньора. Его способности и его заслуги оправдывали это быстрое возвышение: никогда ещё подати не собирались быстрее и интересы казны не были лучше соблюдаемы. Святой отец, чтобы вознаградить такую преданность и привязать к себе такого ловкого человека, сделал его кардиналом. Но тут встретилось затруднение: правила римского двора считали несовместными обязанности государственного казначея с кардинальским саном. Впрочем, в Риме с законами поступают так же, как и с совестью: их обходят. Новый кардинал принял титул главного управляющего государственной казной и наследовал, таким образом, бывшему монсеньору-казначею. В Папской области министерство финансов не подлежит никакому контролю: казначей не подаёт официальных отчётов. Когда касса пустеет, он заботится лишь о том, чтобы её наполнить; прелат, которому доверена эта обязанность, может быть сменён не иначе, как назначением в кардинальскую коллегию, то есть в самые недра безнаказанности, так как эти духовные сановники соглашаются повиноваться только тем законам, которые они сами издают. Понятно, что такое удобное место всех прельщает и составляет цель весьма многих стремлений.

Римское правление имеет в себе пагубный зародыш: эгоизм; вручённое старикам без будущего, оно принадлежит папам — не думающим о последствиях и берущим от настоящего всё, что можно взять, не обращая внимания на силы государства, которое после них остаётся обедневшим и измученным. Когда весь христианский мир платил подати Риму, когда все государства, короли и народы с их имуществом находились под папским владычеством, когда торговля индульгенциями пополняла государственную казну, Рим мог удовлетворять расточительности пап, которые ради обладания землёй продавали небо. Золото всего Старого Света, а позднее и всего мира стекалось в Рим. Эта постыдная и святотатственная торговля отлучила от святого престола половину Европы, и вскоре излишество злоупотреблений привело в окончательный упадок римское могущество и его непомерную роскошь.

От вступления на престол Пия VI в 1775 году и в последующее время положение это становится с каждым годом всё хуже и ужаснее. При этом папе чиновники получали самое маленькое жалованье, но зато щедро вознаграждали себя — высшие церковными доходами, низшие взятками.

В это время ещё выплачивались долги Сикста V, заложившего общественные доходы, чтобы нанять армию для усмирения непокорных вассалов. Расходы превышали доходы; Пий VI создал долговые обязательства и, подписывая их, шутя говорил: «У меня миллионы в моей чернильнице». Когда настали тяжёлые времена, Папская область была не в силах бороться, а папа, лишённый тиары и власти, умер в изгнании.

Пий VII для покрытия расходов государства пробовал ввести поземельный налог — la dativa reale, который падал без различия на все сословия. Духовенство деятельно восстало против этой меры, поддерживая ту мысль, что земля Церкви не может быть облагаема налогом. Никогда не могли добиться от кардинала Североли, чтобы он платил эту подать за земли, подвластные его Витербскому архиепископству, он упорно отказывался от этого до самой смерти. Много нужно было времени, чтобы победить все эти сопротивления. Французское управление ввело больший порядок в дела римской казны, так что после смерти Пия VII за уплатой всех расходов святейшего престола остался свободным миллион экю, что составляет немного более четырёх миллионов франков.

Лев XII старался сократить налоги до минимума, но следствием этого было то, что пришлось забросить и допустить почти до полного падения торговлю и мануфактуры и окончательно отказаться от устройства дорог в Апеннинах. В результате оказалось, что после его смерти нужно было сделать заём, чтобы покрыть расходы по собору.

Папа Пий VIII, этот прототип пап всех времён, ничего не изменил в этой системе. Паскен выразил всю историю его правления в следующем четверостишии:

Царствование Григория XVI ознаменовалось рядом разорений. В 1831 году, тотчас после воцарения нового папы, вспыхнуло восстание в Романье; издержки на вооружение войска, порученные неопытному лицу, щедрая плата швейцарским полкам и выговоренное себе инсургентами освобождение от налогов окружили самыми невыгодными условиями начало царствования. Разорительные займы угрожали и в настоящем, и в будущем, а государство было в таком бедственном состоянии, что пришлось продать все церковные оброки и большую часть поместий апостольской палаты. Следствием этого было то, что доходы святейшего престола уменьшились на целый миллион римских экю.

Другие обстоятельства: постой австрийских войск, увеличение военного бюджета и набор швейцарских полков довершили крайность этого столь бедственного положения. Что сталось, среди этой нищеты, с пышным блеском папского Рима?

Чтобы смягчить общественное неудовольствие, говорили, что все расходы на содержание папского двора, со включением всего, что тратится на папу и кардиналов, не превышают 391 550 римских экю (2 094 797 франков). Само собою разумеется, не было сказано в этих отчётах ни слова о том, что все члены святейшей коллегии обладают значительными поместьями и арендами. Что же касается святого отца, то понятно, что из всех доходов папской канцелярии и секретариата указов он имел львиную долю. К тому же он совершенно своевольно распоряжался раздачей аренд и наград. Мы подробно поговорим об этом ниже.

Вот в каких стеснённых обстоятельствах находилось государство, когда, к удивлению двора, духовенства и народа, кардинал-казначей подал в отставку. Казалось, что удаление человека, умевшего так искусно выбраться из всех затруднений, было ещё одним несчастьем посреди всех бед. Все были огорчены, но скоро римская ветреность и легкомыслие взяли своё, и всё пошло по-старому.

Отставки в Риме случаются вообще крайне редко, а добровольное оставление всеми столь желаемого места, каково место государственного казначея, было просто сказочным происшествием; поэтому оно так занимало умы, и каждый старался отгадать причину этого необыкновенного факта.