«Хорошие вести, — говорил Равинели, полковник папской армии, — французский король прислал нарочного курьера к святому отцу с заверением своего покровительства и обещанием вмешательства для поддержания светской власти папы». С. Олер, французский посланник в Риме, в письме, написанном по этому случаю, называл своего повелителя наихристианнейшим королём. В то же время Австрия заявила намерение вмешаться в дела Италии и, опираясь на право reversibilite, полученное на Венском конгрессе, войска её заняли герцогство Моденское. Французский посланник в Вене подал протест, запрещавший австрийским войскам вход в Италию.
Австрийцы не обратили на это ни малейшего внимания; войска императора проникли в Италию, заняли Болонью, губернатор которой бежал в Анкону. Крепость не в состоянии была защищаться, а между тем неприятель приближался. Депутация отправилась к находившемуся в плену легату, кардиналу Бенвенутти, с ним повели переговоры как с дипломатическим агентом папы, выпросили себе полную амнистию, за которую этот принц Церкви должен был поручиться своим священным словом. На другой день Анкона снова подчинилась папе.
В Риме сначала хотели считать эту капитуляцию вынужденной, и я был того же мнения, но впоследствии правительство приняло другой образ действий и под видом снисхождения глубоко затаило планы мести, которые и обдумывало. Мятежники, обманутые происходящим, сдавались повсюду; целый отряд положил оружие. Тогда разразилась гроза в Ватикане. Условия, принятые кардиналом Бенвенутти, объявлены были недействительными. Бесчисленные указы о смертной казни сеяли повсюду ужас; они поражали людей и имущества. Австрия присоединилась к Риму в исполнении карательных мер; она засадила в венецианские тюрьмы восемнадцать итальянских подданных, плывших по Адриатическому морю с формальным согласием легата и с паспортами, заверенными французским посланником. Молодой Наполеон Бонапарт избегнул подобной участи лишь потому, что пал жертвой таинственной болезни в то самое время, когда его появление на поприще политического мира могло набросить тень на дипломатию.
— Франция, что сделала она для тех, кого обещала охранять?
— Её политика покидала их на произвол судьбы, присоединясь к союзу европейских кабинетов с их жестокой дипломатией.
— О Боже!
— Итак, увидев подобные вещи и ещё много других, думаете ли вы, что я могу взяться за спасение пленников? Девушка, если б, подобно мне, вы знали, до чего раздражено римское правительство против мятежников в Папской области, вы перестали бы просить меня о невозможном.
— Но если французское посольство...
— После занятия Анконы Франция ненавистна Риму.
— Всегда ли папа владел областями?
— Нет, он получил их после Венского конгресса; он заставил ввести себя во владение Анконой, Мацерата и Цермо, герцогством Камерино и княжествами Беневент и Понте-Корво; он получил также провинции Романью, Болонью и Феррару, так называемые три области; он требовал также несколько городов за рекой По, Авиньон и графство Венессин.
— Но за что?
— Вероятно, за отлучение от церкви Наполеона.
— Разве забыли, что он сам короновал его!.. А провинции, каково их настоящее положение?.. Есть ли какая-нибудь надежда?
— Никакой. Военный суд действует; недавно вынесен смертный приговор трём узникам, сто шестьдесят других ждут своей очереди.
— Но что сделали они?
— Их откровенность слишком опасна; они требуют свободы общинных и областных советов и имеют дерзость требовать исполнения обещания, данного пяти дворам лишь для того, чтоб римский двор мог получить желаемое.
— Что ж это такое? Значит, нет ни справедливости, ни милосердия в папских судах и на папском троне?
— С тех пор как семя революции проникло в эти несчастные провинции, положение их ухудшается с каждым днём.
— Не следует ли приписать это пагубное положение упорству римского правительства, во что бы то ни стало поддерживающего систему притеснений с целью вывести население из терпения?
— Действительно, полковник Фредди, председатель военного суда, заклятый враг всякого возмущения; он заставил большинство жителей провинций эмигрировать в Тоскану. В настоящее время сто шестьдесят человек находятся в тюрьмах Равенны. Время для испрашивания помилования далеко не благоприятно; две тысячи швейцарцев и четыреста карабинеров стоят в Равенне для поддержания спокойствия; денно и нощно бродит по городу пешая и конная стража. Стефан и Паоло пали в стычке драгунов с швейцарскими солдатами и форлийским гарнизоном; разбитое войско обратилось в бегство. Драгуны переправились в Болонью.
— Боже, благодарю тебя!
— Новости эти, сегодня утром достигшие Квиринала, возбудили новый гнев. Говорят, что волнение возросло до такой степени, что члены военного суда не смели выходить на улицу без многочисленного конвоя. Приговоры, осуждающие главных мятежников на вечные галеры и на двадцатилетнее тюремное заключение, подписанные Sacra consulta (священным советом), ежедневно отправляются из Рима. Уверяют, что два узника умерли в крепости Сан-Лео вследствие страданий во время плена.
— О ужас! О Santo padre (святой отец), как вы обращаетесь с вашими детьми!
— Лица знатнейшего происхождения не избегают подобной участи. Недавно в Равенне арестовали сто человек, пятая часть которых принадлежит к высшему сословию города; эти пленные заключены в темницы Сан-Лео и Феррары.
— Стефан и Паоло так молоды.
— Это не спасёт их; приговор оглашается при закрытых дверях.
— При закрытых дверях?
— Да. При политических процессах существуют две формы ведения дела: тайное и явное; таким образом трёх преступников, из которых младшему не было и восемнадцати лет, приговорили к смертной казни; точно так же многие другие осуждены на пожизненную каторгу. Ну что же, думаете ли вы теперь, что есть возможность спасти Стефана и Паоло?
Да.
— Девушка! Новые меры приняты; все войска четырёх провинций стянуты к Болонье под начальством кардинала — легата этой провинции; хотят одним ударом подавить восстание. Открыты планы заговора, который думали привести в исполнение весной; по Италии ходила брошюра, в которой анархисты советовали своим сторонникам остерегаться шпионов правительства, которые вкрадываются в их собрания. Говорить ли вам всё?! Отсюда вам не слышно ни звяканья оружия, ни грохота пушек, отправляемых с войсками к воротам Чивита-Веккии. Провинции пылают; терпение лопнуло, и революция вспыхнула... Они будут уничтожены.
Ноемия узнала впоследствии, что это печальное кровавое предсказание сбылось. Папские солдаты и швейцарцы подавили восстание мятежников, взявших белое знамя символом чистоты своих намерений. Большинство побеждённых скрылись в горы, чтобы вести там партизанскую войну.
— Всё это не пугает меня, монсеньор; если вы хотите спасти племянника, предоставьте мне действовать одной.
— Что вы можете сделать и на что надеетесь, вы, обвинённая в преступных сношениях с врагами государства; вы, чья пагубная красота бросила в ряды мятежников тех, кого вы желаете спасти от наказания, вы, которую всё обвиняет? Это самое письмо, которое вы отказываетесь передать мне, приведёт вас на эшафот.
— Да, но оно приведёт туда же и Стефана.
— Увы!
— Стефан для вас источник богатства, осуществление ваших честолюбивых замыслов; Паоло — сокровище моего сердца. Спасите того, кто мне дорог, и я спасу того, кто вам полезен!..
Монсеньор, доведённый до крайности, казалось, готов был уступить.
— Стефан так дорог мне, — сказал он, — что для спасения его от вашей мести я возвращу вам Паоло; через три дня он будет в Риме; я прикажу похитить его у военного суда и перевести в замок Святого Ангела.
При этих словах Ноемия вскрикнула с ужасом.
— Негодяй, — воскликнула она, — ты хочешь его умертвить!
— Как!..
— Разве не туда помещают тех, кто должен исчезнуть с лица земли? Разве вы забыли судьбу священника, убийцы племянника папы? Он получил смертельный удар в темнице замка Святого Ангела под тем предлогом, что его нельзя было отличить с обыкновенными каторжниками[9].