После нравственного беспорядка и чувственной жизни во времена регентства, после скептицизма философской школы, наконец, после страшного переворота 1789 года возвращение к старому религиозному порядку было немыслимо. Каким это образом случилось, что столько людей стремилось к этому результату? Дело в том, что они принимали свои надежды за действительность и, вместо того чтобы посмотреть на общественное настроение, только останавливались на взглядах правительства.

Восстанавливая во Франции католицизм, Наполеон поддался скорее увлечению, нежели убеждению; увлечённый величием деяния, он придал восстановленному зданию более блеска, нежели прочности. Надо было воспользоваться таким редким случаем, чтобы написать на скрижалях истории прочные вольности, предоставить полную свободу совести, выбрать культ по старым традициям нации, но не возвышать его над другими и освободить от римской зависимости.

Император и его советники были обмануты хитростью папы и его кардиналов; эти так ловко перепутали мирское с духовным, они были так тонки и изворотливы, что неопытные французские богословы были разбиты и отступили. Наполеон, победитель и владыка Рима, был разбит Пием, побеждённым и пленённым.

Всё осталось в неизвестности относительно положения французских епископов; отсюда колебания в будущем и требования Рима; покидая крепость, глава ультрамонтанов оставил в ней своих союзников.

История показала, какие неприятности причинило это важное упущение при величии, а впоследствии при падении империи.

Один из полководцев Наполеона энергично выразил общественное неудовольствие при виде духовенства, которое вместе с призванной добрыми умами религией принесло злоупотребления, которые возмущали общество.

Папский легат объявил особенный юбилей по поводу восстановления католического вероисповедания; он присоединил при этом милость, дозволяя отпускать грехи покупкой индульгенций. Видя эту торговлю, маршал Ланн сказал: «Бонапарт погрузился в святую воду, он там и потонет».

Это было мнение всей Франции.

Начиная с 1804 года иезуиты подняли голову. И отсюда начинается эта продолжительная и слепая махинация, которая продолжается до нашего времени.

Иезуиты очень хорошо знают, что католический и римский догмат, который требует веры без всяких рассуждений, очень нравится сильным мира сего, всегда готовым стеснить свободу мысли. История очень хорошо доказала, что от атеизма до анархии один шаг, чтобы знатные не предпочитали молчание спорам и их опасностям.

Таким образом, иезуиты находят поддержку в правительствах, поддержку, в которой первые не сознаются, но, однако, получают. Они умели устраивать себе тайную помощь во всякое время и всяком месте.

15 августа 1804 года в бывшем здании Сульпицианского ордена, на улице Богоматери полей, № 28, несколько священников собрались вместе. Праздник Успения Пресвятой Богородицы и именины Наполеона совпадали в этот день. В этой церемонии участвовали священники, которым удалось избегнуть ударов революции. Между ними были аббат Фромен, товарищ Робеспьера по училищу Louis le Grand; захваченный в набор 1793 года и зачисленный в Дубский полк, снова вступив в семинарию Святого Сульпиция в 1801 году, он сбросил каску, чтобы надеть рясу; Л егри-Дюваль, предлагавший себя в исповедники Людовику XVI; аббат Оже, бывший генеральный викарий Булонской эпарии, принадлежащий к «малой церкви» города Лиона, первому расколу, который образовали против конкордата сульпицианцы, прикрываясь именем «отцов веры»; Эмери, бывший наставник Фромана и Оже; и, наконец, Гарнье, который заменял его в данное время, оба — первые установители духовного образования в семинарии Святого Сульпиция. Эти священнослужители были собраны в Париже, чтобы произвести пробу устройства домов, названных «малыми семинариями», домов, предназначенных для воспитания в одинаковых мыслях и в одинаковом направлении детей раннего возраста как предназначенных впоследствии на служение Церкви, так и долженствовавших остаться людьми светскими. Печальное смешение, которое впоследствии должно было дать и печальные результаты. В тот момент, когда глава государства отдавал духовенству развалившиеся остатки национальных имуществ для основания семинарий; когда «гений христианства» ввёл благочестие в моду и очистил нравы от принуждённого революционерного нечестия, в этот момент очень мало внимания обратили на основание обыкновенного воспитательного дома.

Это был ручеёк, ставший впоследствии громадной рекой.

В то время явился молодой человек, мечтающий на ниве воспитания юношества завоевать себе то первенствующее положение, которым отец Лашез пользовался при Людовике XIV благодаря влиянию исповедальни. Преданность этого молодого человека партии духовенства была безгранична; он был упрям тем упрямством ризницы, которое вошло в пословицу. Он был очень хорошо и даже блистательно образован, обладал отлично развитыми способностями ловкого интригана, редкими талантами устроителя и администратора, знал свет и вращался при дворе. Все потворствовали его желаниям, даже происхождение его, казалось, оправдывало их.

Аббат Лиотар родился в Версале, в комнатах маршальши де Таллар, и был предметом забот принца де Конде. В 1793 году реквизиция сделала из него защитника Мобежа; он служил в 3-м полку драгунов. Это неудивительно, ещё и в настоящее время можно найти между французскими епископами бывших солдат Республики, которая никогда, конечно, не предполагала приготовлять рекрутов для Церкви. Сподвижниками аббата в семинарии Святого Сульпиция были де Квелен и Фетрие. Тогда тоже процветали в монастыре Святого Фомы Акенсийского славные катехизации под председательством m-me де Санбюссе; всё доказывало развитие в духовенстве идеи возрождения и восстановления своего значения. Тогда поняли, что развалины бывших духовных школ могли быть восстановлены только при полном соединении всех оснований прежнего духовного образования. Дом воспитания, громадное учреждение, расположенное в большом отеле Траверсер в улице Богоматери полей, открылся под дирекцией аббатов Лиотара — сульпицианца, Фроманао — раториянца и Оже — иезуита.

Говорили, что благочестивая Франция аплодировала этой манифестации. Открытие школы сопровождалось, однако, и другого рода одобрениями, и теперь трудно понять, каким образом тогда не догадались, что это учреждение было постановлено не только против университета, но что система обучения, которой в нём держались, скорее иезуитская, чем религиозная, восстанавливала против самой империи, против оснований новой системы управления.

Западня не была замечена; но от 1804 года до 1825-го, в продолжение почти 22 лет, ничем не пренебрегали, чтобы опутать политические нравы сетью священнического образования.

Империя, несмотря на основание университета в 1808 году, оказала учреждению Лиотара снисхождение слишком большое, чтобы считать его безрасчётным.

Наполеон полагал, что он нуждается в воинственном духовенстве; он нападал на папу и на высших служителей церкви, но щадил аббатов и коварные школы, для того чтобы казаться проникнутым духом примирения.

Другой Дом воспитания, дополнявший дом аббата Лиотара, основал под дирекцией Бернара и Оже два пансиона для детей: один в Париже на улице д’Ассо, другой в Монруже, в поместье, которое служило при Реставрации местом развлечения для иезуитов. Людовик XVIII с самого начала своего царствования уже показал, как ему неприятна религиозная реакция; он видал зарождение революции 1789 года и сам принимал участие в её первоначальных ростках. Не отказывая духовенству в протекции и снисхождении, он не соглашался на требования, кои могли компрометировать популярность Реставрации. Но романический случай изменил это королевское решение, и Людовик XVIII не мог противостоять искательствам религиозной партии, самым ретивым агентом которой был аббат Лиотар.

Здесь история так близко соприкасается с романом, что трудно было бы поверить рассказу одного из собеседников во время монастырских бесед, если бы этот рассказ не был подтверждён неопровержимыми данными.