Я проскользнул по тропинке мимо яблони и завернул на тёмную дорожку, которая вела к лакированной красной двери. Затем схватил кольцо, которое держала зубами львиная голова, и замялся.

Здесь может быть сигнализация… У меня было припасено оправдание, почему я вдруг решил проникнуть в главное здание посреди ночи, но даже если оно сработает, сомневаюсь, что после этого у меня выйдет поговорить с Мурасаки.

Тогда…

Я вытянул руку и прошептал:

— Амонус гранде.

Раздался щелчок, и красная дверь открылась сама по себе. Я тихо зашёл в мраморный зал…

Я уже было направился к лестнице на второй этаж, когда краешек моего глаза зацепился за левую дверь.

Через щёлочку снизу пробивался белый свет.

Я нахмурился.

Именно за это дверью я вчера почувствовал знакомый запах.

Я приблизился к ней и приставил ухо — тишина. Тогда я зашёл в помещение и снова почувствовал тот самый запах, только теперь почти сразу догадался, что это было такое.

Хлорка.

Посреди просторной комнаты находился прямоугольный, пронизанный светом электрических лампочек бассейн.

Я посмотрел на него, а затем перевёл взгляд на весы, которые стояли возле стены, встал на них и померял вес Ямато. Сорок восемь килограмм. Многовато для её возраста. Таня была сорок два. С другой стороны, одна только грудь Ямато уже весила по меньшей мере пять кг, так что…

Я покачал головой.

Затем повернулся и подошёл к серебристой лестнице с другой стороны бассейна. За ней находилось небольшое пространство и две двери.

Я проверил первую — туалет. Затем вторую — она была приоткрыта, и с другой стороны разливался свет. Зайдя в помещение, я прикрыл за собой дверь, как поступает всякий образцовый ниндзя, и оказался в гуще серого тумана… Хотя нет, ошибочка. Это был обыкновенный пар, пылающий как раскалённый фосфор в сиянии электрического света.

Пол комнаты устилала бело-голубая кафельная плитка. Вдоль правой стены серебрились опрыскиватели.

Это была душевая.

Я вздохнул, и в мой нос немедленно ударил душный запах пара. Произошло это настолько неожиданно, что я невольно закашлялся.

— Кхе! — и сразу мой высокий голосок звонко разбился о кафельные стенки и разнёсся по всему помещению.

— Мама?.. Я сейчас, — из душевой кабинки раздался голос Мурасаки.

Это была душевая.

Я вздохнул, и в мой нос немедленно ударил душный запах пара. Произошло это настолько неожиданно, что я невольно закашлялся.

— Кхе! — и сразу мой высокий голосок звонко разбился о кафельные стенки и разнёсся по всему помещению.

— Мама?.. Я сейчас, — из душевой кабинки раздался голос Мурасаки. Я шагнул назад, но было поздно. Девушка возникла из пелены белого пара…

Светлая, нежная, совершенно голая фарфоровая кукла; её густые тёмные волосы, похожие на чернила и обладающие тем же фиолетовым отблеском, налипали на изящные белоснежные плечи.

Самые щепетильные места её тела прикрывала завеса пара, да и сам я старался не присматриваться, но… Тук-тук.

Мурасаки оторопела и уставилась на меня своими блестящими тёмными глазами. Она не злилась, не ругалась, скорее, выглядела потрясённой. На секунду мне показалось, что у неё над головой кружится лазурное колечко: «Подождите, идёт загрузка…»

У меня были считанные секунды, прежде чем девушка осознает моё появление и отреагирует… рискну предположить, что самым неприятным и болезненным для меня образом.

— Прошу прощения! — сказал я, после чего немедленно повернулся и бросился за дверь.

— Стой! — не с яростью, но тревогой в голосе крикнула Мурасаки. Я ускорился, дёрнул за ручку, услышал хруст… Ничего. Дверь не открылась. Она была заперта. Я растерянно посмотрел на неё, пытаясь найти замочную скважину или защёлку, но их не было. За моей спиной зазвучали хлёсткие шаги. Мурасаки бесцеремонно толкнула меня в сторону, и на секунду я почувствовал через рубашку касание её нежной и влажной кожи, а затем, совершенно не обращая на меня внимания, обеими руками схватила дверную ручку и потянула вниз. Затем вверх. Ничего. Дверь не поддавалась. На лице Мурасаки — я старался смотреть именно на него, — на секунду мелькнуло отчаяние. Затем она стиснула зубы, резко повернулась и посмотрела на меня с яростью в глазах.

— Ты…

— Я случайно!

— Дверь… — Мурасаки опустила голову и прохрипела: — Дверь заедает. Её нельзя закрывать…

— Ах… Я не знал… а.

Мурасаки ещё раз дёрнула дверь, с такой силой, что чуть не вырвала её из проёма, и стиснула зубы. Её кулаки сжались, и на секунду мне показалось, что она меня сейчас ударит, но… Девушка закрыла глаза, сделала глубокий вдох, — жест, во время которого её аккуратная белая грудь, разумеется прикрытая завесой пара, заметно приподнялась, — и сказала:

— Это единственный выход отсюда…

— Совсем?

Мурасаки упёрлась спиной в стену и скользнула на пол.

— Совсем, — сказала она приглушённым голосом. — Сейчас ночь. В лучшем случае нас схватятся только утром.

— Вот как… — я кивнул и медленно присел на пол, тоже упираясь в стену: — Извини…

Она молча упёрлась губами в поджатые коленки. Мой взгляд пристально изучал кафельную плитку, но так и норовил скользнуть на голую Мурасаки. Ей было всё равно. Логично — в её глазах я тоже был девушкой. Никаких причин для опасения. Для неё это происшествие не было неловким, только сугубо неприятным.

В то же время для меня…

На мои губах скользнула улыбка, которую, я надеюсь, Мурасаки не заметила в белёсой дымке.

…Для меня это был шанс.

Я мог открыть дверь, запросто. Выбить или применить заклятие. Но я не собирался этого делать. Ведь только что мне выпала совершенно уникальная возможность не только побыть наедине с Мурасаки, но пробраться через скорлупку к её истинной, во всех смыслах этого слово «оголённой» душе.

Мне крупно повезло… Теперь следовало не упустить удачу и действовать осторожно.

Так… Как бы завязать разговор…

— Эм…

Мурасаки молчала.

— Можно кое-что сказать?

Тишина.

— Кстати, тебе не холодно? Если тебе холодно, мы…

— Молчать, — сухо процедила девушка.

Я замолчал.

Хорошее начало.

Многообещающее.

Но ничего. Именно на такой случай у меня был приготовлен коронный приём. Я медленно поднялся и стал расстёгивать жилет, затем рубашку. Когда добрался до последней пуговицы, и лифчик Ямато соприкоснулся с влажным воздухом помещения, Мурасаки заметила мои действия, вытаращила глаза, отпрянула и вскрикнула:

— Ты что… Ты что делаешь?!

— Ах, просто я подумала, что если тебе холодно, я могла бы поделиться своей одеждой, и мы…

— Мне НЕ холодно! Совсем!

— Уверена? Просто у тебя гусиная кожа… Вот, — я показал на неё пальцем. Мурасаки невольно посмотрела на свои плечи. — Ещё можешь сесть под тёплый душ… Хотя сидеть в тёплой воде долгое время вредно для кожи, она вся сморщится…

— Хватит! Ты отстанешь меня, если я соглашусь? — спросила Мурасаки.

— Да!

— …Давай сюда, — она стиснула зубы.

Я триумфально улыбнулся (в своём сердце) и передал ей свою жилетку. Мурасаки схватила её, помялась, затем понюхала и поморщилась.

— Извини, если пахнет потом, — заметила я… В смысле заметил. Легко запутаться.

— Ничего не пахнет… — пробурчала Мурасаки и осторожно, как сухой человек, надевающий нечто мокрое и старающийся всеми силами избежать контракта с влажной поверхностью, натянула мою жилетку на свои плечи.

Прогресс.

Так… Что там дальше? Её оборона несколько треснула, но пока недостаточно. Она всё ещё злилась и старательно не обращала на меня внимание… Что ещё можно сделать? Я уже начал припоминать содержание книжек по психологии, которые прочёл, когда мне было совершенно нечего делать, как вдруг в моём животе словно всё перевернулось, и я почувствовал страшное смущение.

А это ещё почему? Ах… Стоп. Я знаю. Это была «Ямато».

Девушка всегда была стеснительной серой мышкой, и прямо сейчас я чувствовал в своей душе отголоски ей неловкости, смущения, страха… Все они выступили особенно рьяно, потому что только что наши с ней желание сошлись воедино. Синхронизировались, если так можно выразиться… Мы оба хотели достучаться до Мурасаки.