— Чей это мальчик? — спросил я, когда обеденная страда подошла к концу.

— Сын патрона, — услышал я.

«Видимо, хозяин приучает парня к делу, — подумал я. — Готовит преемника». Но я ошибся.

— Нет, к делу он уже приставил старшего сына, — и официант посмотрел на меня с удивлением, — Разве плохо для ребенка побегать вот так? Илеру полезно согнать жир.

Сейчас погончики на кителе — блестящие, с узором из толстых золотистых шнурков — совсем близко. Я спросил, не патрон ли придумал столь импозантную, прямо-таки генеральскую форму.

— О, мсье! — официант вдруг захлебнулся от смеха. — О, мсье, представьте себе, я ведь генерал! Да, меня так и звали — генерал Мими.

— Кто?

— Мои товарищи на войне…

Так исполнилась моя мечта встретить участника Сопротивления. Я почему-то не ожидал, что им окажется наш Мишель. Мне не сразу удалось представить себе его щуплую фигуру в настоящей военной форме.

— А почему прозвали? Я постоянно сочинял разные планы, как уничтожить всех немцев тут, в Брюсселе. Планы один нелепее другого. И просился в бой. А меня держали… Ну, про меня не стоит, мсье. У меня были товарищи в типографии. Они смешную устроили штуку.

Он рассказывал, не переставая фыркать, словно и в самом деле все было только смешно и не было ни смертельной опасности, ни бессонных ночей в душном и тесном подвале, где работала партизанская типография.

— Намюрские ворота знаете? На бульваре, рядом с дворцом Эгмонта, трамвайная остановка и киоск. Помните? Там и тогда был киоск. Ох и отмочили же мы! Вы видели, как развозят газету «Ле Суар»? Машина не останавливается у киоска, она только замедляет ход, служащий соскакивает и бросает тюк газетчику. Ну и тогда так же делали… Потеха! Вы послушайте: киоск открыт, публика уже выстроилась в очередь, ждут газету. Подлетает машина… Точь-в-точь такая же машина, ребята раскрасили ее как нужно. Тюк сброшен, началась торговля, и вдруг у людей вот такие глаза! На фото самолет, врезавшийся в землю. А на нем свастика… Я вам разве не сказал, что это было в сорок четвертом году? Ох, надорваться можно! Заголовок — «Сводка верховного командования германской армии», а под ним о том, как советские войска бьют немцев, вся правда начистоту… Пока немцы хватились, ребята киосков двадцать снабдили. И так быстро все это провернули, что ни один, представьте, ни один тогда не попался.

— Не вы ли бросали связки? — спросил я Мишеля.

— Нет, мсье, о нет! Почему вы решили? Нет, мне не удалось совершить ничего замечательного, — и он коротко вздохнул. — Нет, генерал Мими не вошел в историю, мсье. Врать не стану. Знаете, что мне сказал командир, когда мы прощались? Он сказал: «Ты служил честно, Мишель. Ты здорово нас смешил, генерал Мими». Это вы можете записать, мсье.

И тут Мишель рассмеялся громко, очень искренне, от всей души.

Когда я поднялся из-за стола, он задержал меня.

— Вы не скучаете у нас, мсье? А то тут есть одно место, совсем рядом. Славная ночная коробка. Вам ведь хочется что-то попроще, типично бельгийского? Я угадал, мсье! — вскричал он с восторгом. — Великолепно, мсье! Тогда это как раз то, что вам нужно.

Что же, посмотрим!

Любимое кабаре Мишеля я нашел в полутемном кривом переулке. Широковещательной рекламой оно не удостоено, и я не попал бы сюда, если бы не «генерал Мими».

Тусклые лампочки над ступенями, ведущими в подвал, и вывеска с рождественским дедом не сулят, кажется, ничего необычайного. Однако, когда входишь…

Приезжий, побывавший у витрин центра, чувствует себя в этом скромном кабаре, как бы в другом Брюсселе — коренном, истинно бельгийском. Кругом: по стенам, за стеклом — пейзажи Бельгии, ее прославленные в прошлом крепости. Все это сооружено из дерева и картона, так же как у нас делают макеты спектаклей для театральных фойе. Под низким потолком флажки, гербы городов и провинций Бельгии и елочная мишура, елочный «дождь». На эстраде небольшой оркестр, а рядом площадка, которая то заполняется танцующими, то дает место артистам.

Славные девушки с деревенским румянцем робко, боясь перепутать па, изображают акробаток на канате и наездниц. Нехитрые пантомимы словно перенесены из залатанных шатров старого бродячего цирка. Придирчивый зритель заметит и недостаток школы, и бедность костюмов. Но люди за столиками, пожилые и молодые, хлопают артисткам, хлопают сердечно, как дочерям, как сестрам. Нет, придираться тут так же неуместно, как на семейной вечеринке.

Входной билет сюда стоит всего двадцать франков — рекорд дешевизны! Закажите еще напиток хотя бы на десять франков, и место на всю ночь ваше.

Я огляделся. Редко где стоит бутылка вина — чаще пиво, а еще чаще лимонад или минеральная вода из источников Спа. Или чашечка кофе. И, несмотря на это, в зале царит непосредственное, заражающее веселье.

Музыка собирает на площадке всех без различия возраста. И каждый танцует как умеет. Молодежь старательно отрабатывает новейшие коленца твиста, а рядом дедушка и бабушка, раскрасневшиеся, довольные, исполняют нечто допотопное, известное только им.

Спасибо «генералу Мими»! Мне стало и веселее, и как-то теплее в Брюсселе благодаря ему и его любимому кабаре в полутемном кривом переулке.

Кажется, мы за городом.

К самому шоссе подбежало поле, покрытое корочкой инея. Обыкновенное ровное поле, обязанное родить пшеницу, сахарную свеклу или, может быть, цикорий. Тот цикорий, что кладут в кофе, и другой, типично бельгийский, очень популярный здесь салатный цикорий.

Сельский пейзаж нарушается, пожалуй, только трамвайной линией, бегущей параллельно шоссе. Туман не позволяет видеть далеко. Но вот еще минута — и его прожгли алые буквы: «Куин Мэри». Мы увидели стену, на которой светящейся краской было написано название лучшего английского виски. Из тумана потянулись навстречу двух- и трехэтажные дома, точь-в-точь такие, как на окраине Брюсселя.

Снова город?

Приезжий готов ко всему. Накануне выезда из столицы он, естественно, изучал карты и рыскал по справочникам.

Бельгия, говорят нам справочники, — это в сущности один большой город с населением более чем девять миллионов человек. Плотность населения здесь очень велика, местами до девятисот человек на квадратный километр. В сельском хозяйстве занято лишь восемь процентов работающих.

На карте промышленности некоторые условные знаки встречаются чаще других. Они обозначают самые важные отрасли страны. Вот шестеренка металлиста. Руды в Бельгии мало, ее ввозят из других стран, но есть свой уголь. Вагонетки с углем — обозначения месторождений — полосой тянутся на карте с юго-запада на северо-восток. Металлурги и машиностроители составляют большую часть всех рабочих Бельгии. Их двести шестьдесят тысяч. На втором месте химики. Колбы химиков, бобины текстильщиков рассыпаны чуть ли не по всей Бельгии.

Итак, Бельгия — страна-город. Но есть и другое определение Бельгии, как будто несовместимое с первым. Говорят еще, что Бельгия — это Западная Европа в миниатюре. Здесь встречаются самые различные ландшафты. На севере каналы и плоские прибрежные равнины, занесенные песком, делают ее схожей с Голландией, виноградники на юге напоминают Бургундию. Раскидистые дубы над бархатным лугом словно с полотен английских художников. Хвойные заросли на холмах напоминают ~ Среднюю Швецию, а глубокие речные излучины, опушенные лесом, сходны с долиной Рейна.

Да, и разнообразие природы, и городская теснота… Так какая же она все-таки, Бельгия? Эх, некстати этот несносный, неотвязный туман!

Солнце, должно быть, уже высоко, небо наверху заголубело. Мы как будто на дне кувшина с белыми стенками и голубой крышкой. Если не смотреть на шоссе, то иногда кажется, что мы не движемся.