«Фриты» любят все. Это еда национальная. «Фритами» закусывают, «фритами» лакомятся, как конфетами. В дни забастовки, когда рабочему туже приходится затягивать живот, целлофановый мешочек «фритов» для него обед.

Людей на улице немного. Говорят, бельгийцы домоседы. И вот кого уж тут не встретишь, так это ребят школьного возраста, шатающихся без дела. Пробегут утром в школу, потом домой, только их и видели! По морозцу в коротких штанишках и гольфах. Синие от холода коленки привели бы в ужас некоторых наших мамаш…

Спускается вечер, тянет за собой мглу, поредевшую было за день. Движение становится оживленнее, машины цугом бегут за трамвайчиком, прямо по линии. Желтые фары пробивают зимний туман.

За витринами зажигаются елочки — маленькие, не очень яркие. Вспыхнула реклама банка. Молодая пара — оба красивые и веселые — катаются на роликах. Веселые потому, что знают, куда класть деньги. «Смотрите, как легко нам делать сбережения!» Так же легко, как скользить на роликах. Если верить плакату…

Бесшумно катается на роликах веселая пара. Но никто не смеется ей в ответ. Не у всех ведь есть волшебные ролики.

Приезжий не сразу уловит заботы и тревоги этой улицы, очень чистой и на вид зажиточной.

Правда, Бельгия слывет в Европе богачкой. Сюда и теперь еще текут сокровища Конго. Бельгийцам редко приходится оставлять родину в поисках работы. Бывает, инженер едет за границу по приглашению. Это другое дело. А рабочих — итальянцев, испанцев, греков, даже французов — Бельгия сама с давних пор принимает со стороны. Сейчас обстановка неплохая, черный день как будто отодвинулся.

Но все-таки не исчез из вида…

Трудно представить себе, какая скрупулезная, жестокая экономия скрыта за опрятными фасадами. На стойку брассери редко когда упадет десятифранковая монета, в просторечии «тюнн», не учтенная заранее в статье расходов.

Все это улица открыла мне не сразу, а лишь через несколько дней, когда я близко познакомился с ней и прислушался к ее языку, Сейчас я еще новичок в Брюсселе. Я разглядываю толпу, освещенные витрины, на которых выведены белой краской деды-морозы, рождественские поздравления покупателям и обещания сюрпризов.

Молодая женщина в модных сапожках, с нейлоновой сеткой для покупок задержалась у витрины. Сюрприз, кажется, заинтриговал ее. Она потянула за рукав своего спутника, и оба вошли в магазин. За ними вошел и я. Вот он, сюрприз, — бумажная скатерть с узором. И цена подходящая. Столовое полотно надо поберечь…

Затем супруги заходят в кондитерскую и покупают фигурку святого Николая из медового теста. В эти дни, перед рождеством, из каждой сетки торчит божий апостол. Есть Николя огромные, с ребенка, есть и маленькие, с ладошку.

Пара, за которой я увязался, понукаемый застарелым репортерским азартом, одета отнюдь не бедно. Молодая женщина в щегольских сапожках, мужчина в модном коротком пальто. Он внимательно пересчитывает сдачу, аккуратно прячет монетки в карманчики портмоне!

А что, если заговорить с ними? Да, заговорить, откинув стеснительность иностранца! В конце концов это обычный корреспондентский прием, очень распространенный теперь: интервью с «человеком на улице».

И я решаюсь.

Оба очень приветливы. Узнав, что я русский, мужчина радушно улыбается.

— Значит, наш союзник!

Впоследствии я не раз слышал это. Русские были союзниками бельгийцев не только в последней войне, но и в первой мировой. И еще раньше, во времена Наполеона. То было очень давно, но народ ничего не забывает.

Женщина говорит:

— Вот где, наверное, великолепные рождественские елки — у вас в России! Не правда ли?

— У них есть и пальмы, — вставил муж.

— Конечно, Поль, разве я утверждаю, что одни елки! У вас холоднее, чем здесь, мсье?

Мне кажется, она была разочарована, когда я сказал, что в день моего отъезда из Москвы температура была приблизительно такая же, как здесь.

Мы стояли на улице. Я боялся, что супруги озябнут, и совесть покусывала меня. Смущение мое усилилось, когда они пригласили меня к себе.

Я оказался в небольшой квартире на четвертом этаже. Изрядную часть стены занимал большой камин, слишком громоздкий для скромного жилья.

— Видали древность? — бросил хозяин.

Это относилось, впрочем, не только к камину, в котором уже давно не пылал огонь, но и к железной печке, придвинутой к его дымоходу.

Однако и печка ест уголь с аппетитом. Накормить ее стоит четыре тысячи франков в год, — это больше половины месячного заработка Поля. О, он сейчас же возьмет карандаш и набросает семейный бюджет! Очень хорошо, что советский путешественник интересуется житьем-бытьем рабочих людей. А то ведь иностранцам обычно что нужно? Рестораны на бульваре Анспах, бельгийская кухня. Про них много рассказывают смешного, про иностранцев.

— Вообразите мсье, — сказала Мари, — один турист спрашивал у меня, как пройти к собору Парижской богоматери. Это в Брюсселе-то! Я, ей-богу, не вру.

За дверью кто-то хихикнул.

— Симона, не отвлекайся! — крикнула Мари.

Между тем Поль уже начал подсчитывать. Сейчас-то работа есть! Поль — электромеханик в гараже. Прежде он работал в семье один. Теперь и жена смогла получить место. Мари преподает в школе кройки и шитья. Правда, зарплаты хватает только на то, чтобы ей одеться, но все-таки подспорье. Всего Мари и Поль зарабатывают около десяти тысяч франков в месяц. Это неплохо — вдвое выше средней зарплаты бельгийского рабочего.

Я спрашиваю Поля, чего и сколько можно купить на эти деньги. Он смеется. Странный вопрос!

— Ах, мсье, у нас прежде всего откладывают, а потом покупают! На то, что остается.

В семье на учете каждый франк. Кто знает, надолго ли поправилась конъюнктура! Ведь и сейчас полная занятость не во всех отраслях производства. Объявлено же официально: пособия по безработице получают сто тысяч человек.

Значит, надо иметь сбережения на случай безработицы — это раз. На случай болезни, визита к врачу, на лечение, на лекарства, а они ох как дороги! — это два. На квартиру получше — это три. Не вечно же возиться с углем и мерзнуть! Понятно, квартира с центральным отоплением и побольше, с комнатой для дочери отнимет уже не пятую часть заработка Поля, как эта, а, наверно, треть. Имеет смысл снять квартиру за городом, километрах в двадцати: там жилье гораздо дешевле. Но транспорт дорог. Придется купить автомобиль. Нет, не новый, конечно. Старый, подержанный…

А накопить деньги разве легко? Как на роликах? О-ля-ля! Хорошо бы так! Цены растут, особенно на продовольствие. Кило говядины или свинины каждый год дорожает на десять франков.

— Горячее едим раз в день, мясо на столе — три раза в неделю, — говорит Поль.

Чтобы купить себе платье, многие на этой улице ждут, когда в витрине магазина появится табличка: «Реализасьон». Это распродажа по сниженным ценам. Не новинок моды, понятно!

— А дочку не оденешь кое-как! Невеста уже! Мари у себя на работе тоже обязана держать фасон. Вот и выкручиваемся!

Однако на покупку телевизора средства нашлись? Но Поль снова берет карандаш. Простой расчет! Два билета в кино, на приличные места — это дороже, чем килограмм масла.

— Телевизор у нас скоро окупится. Правда, зато сидим дома, как в норе, не ходим ни в кино, ни в театр, ни на стадион…

Все же как ни экономили, а дочку в университет не смогли послать. Симона мечтала стать ботаником… Увы!

Через год она будет работать. Где? В ателье мод. Конечно, если конъюнктура не подведет…

Поль считает, а из соседней комнаты доносится что-то вроде мелодекламации. Голос стал громче, потом Симона принялась барабанить по стулу.

— Прекрати! — крикнула Мари, — Боже мой! Она переломает мебель со своими английскими глаголами.

— Мама! Я иначе не запомню!

— Запомнишь. Выйди-ка и поздоровайся, у нас мсье из России.

Дверь отворилась. Черные, чуть подрисованные глаза Симоны воззрились на меня с любопытством.