— Очень интимное заведение, мсье! — доверительно сообщает зазывала, протискиваясь по рядам.
Ночных клубов на главной улице много, и большинство из них, судя по ценам на афише, рассчитано на таких «отпускников», которые могут отдыхать хоть круглый год.
Но вот еще кинотеатр. Нет, здесь не «секси», a «terror», что значит «ужас». Не кто иной, как Альфред Хичкок, известный фабрикант киноужасов, прислал Брюсселю свой последний боевик! Надо отдать ему должное: пугать он умеет. Зрители закрывают лица, кто-то кричит от страха. На экране птицы объявили войну людям. Огромные, фантастические птицы нападают на детей, идущих в школу, влетают в окна домов… Потоки крови, вопли жертв. К счастью, двери зала кинотеатра всегда открыты, можно спастись бегством.
Приходит в голову сопоставление, вполне уместное тут, в столице Бельгии, — «Синяя птица» Метерлинка, зовущая к добру, и кровожадные, взбесившиеся птицы Хичкока…
«Синяя птица», увы, забыта на ее родине! В старейший, священный для бельгийцев театр «де ля Моннэ» проник жанр «ужасов». На афише, правда, «Веселая вдова», оперетта Легара, ставшая классической. Но постановка… Режиссер заставил веселую вдову петь под аккомпанемент орудийной канонады, среди развалин и трупов.
Одна газета утверждала, что со дня исторического спектакля «Немая из Портичи» в зрительном зале еще ни разу не было такого шума. Привычная ко всему, публика на этот раз дружно возмутилась, а композиторы и драматурги Брюсселя прямо потребовали прекратить расправу над наследием Легара.
Власть таких владык, как Хичкок, прочна. У них нет пушек, как некогда у короля Голландии, но они все же могущественны.
Их колонии на бульваре Анспах и на многих других улицах мира. Империи кино, зрелищ, ротационных машин завлекают зрителя не только первоклассной техникой, но и талантами. Да, недооценивать противника глупо и опасно. Тот же Хичкок по-своему талантлив. Он изощрен, изобретателен и упорен в своем стремлении показать, что человек отвратителен, зол, что он не способен жить в ладу ни с ближними, ни с природой.
Зритель, дергающийся в кресле, как на электрическом стуле, не хочет этому верить, но положение у него трудное. Свободный выбор, якобы неограниченный для человека Запада, на самом деле и в этой области узок. Конечно, и в Бельгии есть подлинные самоцветы искусства, и немало. Однако они даже нам известны лучше, чем у себя на родине. Ведь о них реклама не кричит.
Цветистых фальшивок такая масса, что газетный критик, обладающий вкусом, часто вынужден просто указывать: «Из многих зол экрана это все же меньшее». Или: «Если сравнить с грубыми поделками, можно сказать, что картина только слегка аморальна».
Что и говорить, мало утешительного для зрителя! Что же он-то думает об этой духовной пище? Не будем гадать, гораздо проще опять спросить «человека на улице».
Беседа завязалась в кафе, за круглым столиком, на котором красовалась огромная фирменная пепельница марки «Пьебеф». Мой визави — интеллигентный на вид мужчина средних лет.
— Я хожу главным образом на симфонические концерты, — сообщил он, — К кино у людей мыслящих отношение ээ… несколько ироническое. Но многие, знаете, привыкли к дешевке, к этим примитивным раздражениям…
Помолчав, он прибавил:
— У нас ведь большое влияние имеет мода. Посмотрите, как одета молодежь! На голове — ничего! Я врач и часто предупреждаю: зимой без головного убора выходить рискованно. Это грозит разными заболеваниями… Нет, как же можно? Мода! Позвольте, мода-то эта явилась из южных мест! В Париже и то теплее, чем у нас, не говоря уже об Италии. Бесполезно, слушать не хотят!
Переход от искусства к головным уборам показался мне слишком резким, но только в первую минуту.
— Нет, я не против моды… Но вспомните: разве когда-нибудь мода так командовала, как теперь? Да, это царица, коронованная нашей цивилизацией…
В самом деле, мода, которой некогда следовали лишь богатые или знатные, в наше время имеет миллионы подданных: ей подчиняются одежда, кинофильмы — все решительно.
Давайте познакомимся с царицей поближе, тем более что бульвар Анспах — ее главная резиденция.
Нет, я тоже не против моды. Но здесь мода — инструмент бизнеса. А он очень ловко использует естественное человеческое стремление к новому.
На главной улице лучше, чем где-либо еще, можно видеть, как мода помогает фирмам сбывать свои изделия.
Обыкновенного «человека на улице» нельзя не пожалеть: он шагает сквозь строй соблазнов.
Новинка! Спешите купить! Вот шерстяная рубашка. Она отличается от вашей только пуговками на кончиках воротника. А цена вдвое выше. За новинку надо платить.
Чем сильнее изменен фасон, тем выше цена. На многие новинки цена повышается в пять и даже в десять раз. Если фирмы и теряют часть барыша на распродажах удешевленных вещей, то на новинках моды они отыгрываются с лихвой.
Далеко не всякий имеет возможность одеваться по последней моде. Вот юноша в нейлоновой курточке, стеганой ромбиками. А вот брюсселец постарше в пальто неопределенной эпохи, в широкополой шляпе, в башмаках с тупыми носами. Кажется, что манекены в витринах взирают на него с презрением. Видно, ему не под силу вносить тяжелую дань, налагаемую владычицей-модой.
Прохожий заворачивает в «брассери». Что выбрать? Из витрины яркой рекламой его еще издали звала «Ган-чия». Надо отведать наконец модного аперитива! И тут мода настигает его, получает свою дань.
Человек, подошедший к стойке, возможно, и не подозревает, как велика эта мзда. Чего доброго, он склонен еще пожалеть предпринимателя, пишущего неоном и светящейся краской на тысячах фасадах, во всех городах и селениях. Сколько он тратит денег! Да, сумма солидная. Но ведь реклама создает моду. А оплачивает рекламу покупатель. Ведь расходы на нее включаются в стоимость товара. Они составляют до сорока процентов цены!
Вот огромное новое здание, к которому всегда возят туристов. Эффектная алюминиево-стеклянная призма в двадцать три этажа возведена страховой фирмой. Разве фирме было тесно в прежней конторе? Нет, не в этом дело. Что же тут: щедрый размах богачей, бескорыстное желание украсить город? Пусть клиенты так и считают. Фирме важно показать, что она богата. Расчет психологически точен. Люди, которых с детских лет приучали уважать деньги, потянутся к богатой фирме, захотят именно в этом роскошном здании застраховать свою жизнь и имущество. Уж здесь-то не подведут!
Одиннадцать часов. Одна реклама живет на пустой улице. Ее время кончается через час-другой. А пока она бушует в городе, бьется в уснувшие окна. Будто хочет поджечь столицу своим холодным огнем.
И странно… Мне все кажется, что на бульваре Анспах, на «перекрестке отпускников», подлинная Бельгия отодвинулась в тень…
О многом заставляют поразмыслить огни столицы, многоцветные жертвенные огни у алтаря коммерции.
«Генерал Мими»
Приезжий иностранец совершенно беззаботно может жить в своем отеле, не задумываясь ни о чем решительно. Автобус туристской фирмы промчит его от одной достопримечательности Брюсселя к другой. А после сытного обеда ноги донесут ленивца разве что до ближайшего универмага.
Обедает турист по существу два раза: ведь второй завтрак тоже состоит из трех-четырех блюд. Бельгийская кухня великолепна, здешние туристские фирмы, как и все фирмы мира, помнят хорошую поговорку: «Путь к сердцу иностранца лежит через желудок».
Иной приезжий, пожалуй, напишет в дневнике: «Бельгийцы питаются волованами — хрустящими слоеными корзиночками с курятиной, а также мясом под соусом из шампиньонов и свежими помидорами, начиненными креветками и еще чем-то очень вкусным».
В ресторане отеля меня обслуживает невысокий, очень ловкий официант валлонец в белом кителе с погонами. На его худом подвижном лице выделяются черные лукавые глаза и длинный нос.
Двигаясь с молниеносной быстротой, он без малейшей задержки обслуживает человек тридцать. Правда, ему помогает полный краснощекий мальчуган в коротких штанишках, лет тринадцати. Официант гоняет его, сверкая глазами, не дает мальцу ни отдыха, ни срока.
