То ли барон понял намек, то ли решил еще более расположить к себе гостя, продемонстрировав полное к нему доверие, но он сказал:

— Думая о политике Японии в будущем, я прихожу к уверенности, что в программу нашего национального развития входит, по-видимому, необходимость снова скрестить мечи с Россией.

Закончив фразу, Танака испытующе посмотрел на Чана. Тот выдержал его взгляд.

— Весь мир со времени вашего доблестного участия в боях с коммунистами в Сибири знает и ценит вас как сторонника твердой политики по отношению к Советской России.

Слова гостя барон мог оценить как одобрение и согласие.

— Эту вашу оценку мы постараемся проверить в недалеком будущем.

И, в последний раз поощрительно улыбнувшись, он дернул широкую ленту звонка, призывая слуг для смены блюд.

— Что же до люмбаго, которая привела вас на наш остров… — он привычным жестом больного-хроника помассировал поясницу, — то я сам намерен в ближайшие дни принять курс ванн. Приглашаю разделить эту приятную процедуру со мной.

— Сердечно благодарю, Гиити-сан!..

Итак, путь к прямому соглашению с Чжан Сюэляном открыт. Но что означает фраза: «проверим в недалеком будущем?..»

Исподволь военморовские дни становились спокойнее. Не то чтобы меньше забот и легче служба, но уже без сумятицы в голове: «Куда? Зачем?», а в налаженном ритме: горн подъема — и все по строгому, привычному распорядку. На строевой уже не путал «лево-право», на турнике, приловчившись, выжимался до пояса — силушка-то есть!.. В классах тоже стало понятнее и интереснее.

В одной комнате были установлены шарообразные и продолговатые железяки.

— Мина «Рыбка», вес восемь пудов, — пояснил инструктор. — Предназначена для небольших речных судов. А это — морская якорная мина, вес сорок два пуда, внутри взрывчатое вещество. Такая штука пустит на дно любой крейсер.

Алексей отступил подальше от торчащих в стороны рогов.

В классе, увешанном разноцветными листами, они учили военно-морские флаги. Оказывается, вон сколько их: флаг Председателя Реввоенсовета СССР, флаг начальника Морских Сил, старшего и младшего флагманов, флаг командира военного порта, гюйсы и вымпелы боевых кораблей… И у каждого свое назначение. Общий Военно-морской флаг: красное полотнище с белым кругом посредине и расходящимися от него восемью лучами, в центре круга — звезда с серпом и молотом. И это не просто полотнища с узорами — символы воинской чести, святыни, жалованные для почета, и защищать их надлежит пуще собственной жизни!..

Учились вязать узлы. Уж это-то, казалось, дело нехитрое: мерина засупонивал, ножи к боронам крепил — ан нет, целая наука: «рифовый», «шкотовый», «рыбацкий штык», «выбленочный», «прямой», да не бечева или веревка, а неподатливый толстый канат или трос, и они-то все разные: пеньковый, манильский, сизальский… Алексей старательно выкладывал затейливые узоры из упрямых «концов».

— Бабий узел, — легко разрушал его сооружение инструктор. — Повторить!

После строевой, практических занятий — дудка:

— Всем свободным от нарядов — в ленинскую комнату!

Слушай, казалось, и все дела. Но политзанятия давались Арефьеву особенно трудно. Феодализм, капитализм, прибавочная стоимость, социализм — не укладывалось в голове. Не было в этих лекциях того практического, что можно сравнить с собственным жизненным опытом. Он поглядывал на других парней. Как орехи щелкают. Отвечают на любой вопрос. Алексей старался, чтобы его не вызывали, втягивал голову в плечи, прятался за спины.

— Арефьев! Объясни нам, что такое земельная рента. — Молчал как пень, понурив голову. — Чем занимаешься? Ворон считаешь?

Другое дело, когда комиссар или оторг рассказывали о текущих событиях. Вон там, за Амуром, в нескольких десятках верст от города Хабаровска, от их затона, — Китай, Маньчжурия, где нынче хозяйничает сынок генералиссимуса Чжан Цзолиня, такой же империалистический милитарист Чжан Сюэлян, а чуть подальше от него, если посмотреть по карте, другой империалистический прихвостень и предатель трудового китайского народа Чан Кайши. И оба они точат зубы на Советскую Республику. Да и на самой границе неспокойно. По ту сторону ее окопались недобитки-белогвардейцы, банды их совершают нападения на нашу сторону, пограничники дают им отпор. Пока не сковал реку лед, корабли флотилии тоже несли боевую вахту на Амуре.

Вечером в казарме боцман Корж объявил наконец, что завтра новобранцев поведут на базу флотилии.

Снежило. Морозило. Амур ледяной.

Колонной, держа равнение, с песнями, спустились они из городка к затону, мимо бараков и хибар, прокопченных высоких строений ремонтного завода и сухого дока.

У берега — военные корабли. Вблизи они ого-го! Серые длинные стволы орудий, пулеметы. Тяжелые башни. Круглые окна-иллюминаторы.

— Наши красавцы, бронированные крокодилы, речные дредноуты! — оглядел корабли Петр Ильич.

На палубах кипела работа: грохот, лязг, команды. Сновали краснофлотцы в измазанных маслом и мазутом робах. Рожи красные, чумазые. И все — бегом, бегом!

На столпившихся новичков в чистеньких бушлатах поглядывают с насмешкой.

— Небось кто из вас думал: не корабли, а калоши? — с гордостью вопросил Корж. — Это вы нонче в рай попали. А мы когда прибыли сюда с Балтики — хоть кингстоны открывай. Там, на базе, в казармах — ни окон, ни дверей, вместо коек-матрацев трухлявая солома на полу. На камбузе — соленая рыбка да мороженая картошка. В бачок на пять ртов — одна картофелина, каждому по очереди, не то что теперь: первое, второе, да еще компот-кисель. С холода-голода начинали, а вот до какой райской жизни дошли — в красоте и тепле, на белых простынках и мягких подушках. — В его голосе даже звучало сожаление. Боцман повел рукой: — Здесь, в затоне, стоял только один вот этот «Красный Восток». Снаружи вид приятный, краска серая. Блестит. А внутри — матерь божья, боже ты мой! Двигателей нет, оснастки нет, переборки сломаны. А эти красавцы — «Свердлов», «Беднота» — ютились тогда на кладбище кораблей, волн там. Тоже без ходу. Япошки, когда драпали, что могли награбили, четыре канонерки увезли. Что сумели снять с механизмов и орудий, утопили, а остальное облили серной кислотой. Вот такие язвы на металле, как оспой побило!

Корж хозяйски оглядел строй стальных кораблей, острыми носами приткнувшихся к причалу.

— Да нам, балтийцам-черноморцам, было не привыкать: засучили рукава, аврал, братишки! Тридцать — сорок градусов мороза, — погодите, и вам носы прихватит! — а мы на борту. Части собирали — где кто найдет, отовсюду везли, из-под воды доставали.

— Из-под воды? В мороз? — ужаснулся кто-то.

— А что? Вода моряку что летом, что зимой — родная купель. И вы, ребятки, освоите.

Алексею вспомнились зимние банные дни в Ладышах. Купание в ледяной воде его не испугало. И они ныряли в прорубь.

— Узкоколейка тоже была разрушена, интервенты рельсы содрали и в Амур побросали, — продолжал Корж. — Так мы от железной дороги бочки и ящики перетаскивали на загривке. — Он похлопал себя по мускулистой шее. — Теплой одежи нет, воздух аж в иглах, а на ногах — дырявые ботиночки. Жратвы, как доложил, впроголодь, на день по фунту овсяного хлеба, да с того фунту добровольно отчисляли четверть фунта детям голодающего Поволжья. Зато уже по первой весне три дредноута спустили в строй и начали кампанию. Вот что значит победа красного революционного духа над материей! — Он вобрал воздух в могучие легкие. — Это сейчас у нас — два дивизиона мониторов и канонерок, минный заградитель, бронекатера, плавбаза. Силища! Вы поглядите, сынки, какие калибры вон на тех — на «Красном Востоке» и «Свердлове»! Стопятидесятидвухмиллиметровые пушки! Линкор на корм рыбам могут пустить. С английского крейсера, который во Владивостоке белякам передан был Антантой, сняли и сюда поставили. Пусть-ка Чжан Сюэлян с Чан Кайши попробуют сунуться! Намылим им шею!.. — Хозяином глянул на краснолицее воинство. — По трапу, по одному — на борт!