Он потянулся.

Они миновали поселок, поднялись на гребень холма. Дорога спускалась вниз. И чем ниже, тем почва становилась более зыбкой, будто они ступали по недавно осушенному болоту. По одну руку по склону холма — выгоревшая жесткая трава. По другую — кучи мусора, отбросов. Городская свалка?.. Антон увидел безбоязненно шнырявших меж отбросами крыс. Они были какие-то особенные — белесые, розовобрюхие, раскормленные, с длинными голыми хвостами. Путко схватил ком земли, швырнул. Крыса не испугалась. Присела на лапах, пискнула, ощерилась. «Как улыбка Кати…»

— Куда ты меня тащишь?

— Скоро узнаете, босс.

Путко ощутил холодок в груди. Пронизывающий ветер?.. Он запахнул ворот плаща. Локтем ощутил плоскую твердость браунинга в нагрудном внутреннем кармане. Неужто он испугался? Что ему опасаться этого щенка? Почудилось что-то в голосе Кати?..

— Читали о рыбах-пираньях? — поинтересовался Костырев-Карачинский. — Они где-то в американских реках водятся. Я читал: хоть человек упадет с лодки, хоть корова — через несколько минут останется один скелет. Крысы здесь — как те пираньи. Бродяг и прочие отходы здесь не хоронят! — Он снова улыбнулся. И снова Антону показалось, будто он передразнивает выражением лица гнусных грызунов.

Они миновали лощину-свалку, поднялись на холм — и тут Путко увидел долину, а посреди нее, за высокой оградой из много рядной колючей, проволоки, — длинные и низкие строения. И сразу как ударило: «Сумбей! Да это ж — концентрационный лагерь!»

Антон слышал об этом, еще чжанцзолиновском, «саде смерти». Теперь здесь содержались советские граждане — рабочие и служащие КВЖД, их семьи. Вот он какой, Сумбей…

— Бывшие чумные бараки, — небрежно бросил Катя. — Как раз для этой сволоты.

Они подошли к воротам. Охранники-китайцы узнали Костырева-Карачинского, с низкими поклонами отворили ворота. Прошли за вторую линию колючей проволоки, вступили на вытоптанную площадку.

Перед длинными черными безоконными сараями-бараками, внутри их, в проемах ворот-дверей — десятки, сотни мужчин и женщин. И дети!.. Изможденные лица. Надсадный кашель. Воспаленные, ненавидящими взглядами сопровождающие белогвардейского офицера и его спутника глаза… Дети! Как много детей! Вон женщина кормит грудью… А вон — беременная женщина.

Только бы хватило выдержки. Антон стиснул кулаки, ногти впились в ладони.

— Подальше от них! Дизентерия. Тиф. Каждые сутки выбрасываем на свалку возами.

Антон вспомнил: «прочие отходы».

— Зачем ты сюда меня привез?

— Сейчас узнаете.

На дальнем краю лагеря темнели сооружения. Антон не мог понять, что они представляли собой. И лишь когда приблизились, разглядел: клетки. Клетки из толстого бамбука высотой в половину человеческого роста.

— Японские коллеги помогли китайцам и нам, — сказал Катя, придерживая шаг. — Недавно схватили одного. Местный. Радист. Работал на Москву.

Он повернулся и посмотрел на Путко.

«Вот оно что!..» Антон едва не сорвал шаг.

Увидел: внутри клеток, на гнилой вонючей соломе — скрюченные человеческие фигуры с какими-то круглыми дисками на шее. Колодки. Ярмо. Голова поверх них будто отделена от туловища. Сплошь облеплена синими мухами. Ноги тоже в тисках деревянных колодок.

Костырев-Карачинский неторопливо шел от клетки к клетке.

— Поначалу китаеза молчал. Да у нас не помолчишь! Заговорил!.. Выпотрошили. Но он действительно не знает ни резидента, ни шифра… — Они подходили к крайней клетке. — Зато выдал сообщницу. Связника. Да она, стерва, молчит! Молчит, что мы с ней не делали! Вот она.

Антон увидел. Не узнал. Не поверил. Над колодой — распатланные седые пряди. Одутловатое лицо с запекшимся ртом. Налитые безумной смертной болью глаза.

«Оля!» — в отчаянии, немо закричало все в нем.

— Молчит! Кто резидент?.. Ничего, сегодня вернется Богословский — продолжим. У него и камни заговорят!

Слова белогвардейского офицера ударами кувалды били по голове… Антон почувствовал, что разум оставляет его.

— А вы, подполковник, ничего не знали?

— Оля!.. — прошептал он.

Голова ее шевельнулась. Нестерпимо плеснуло из ее глаз. И тут взгляд потух. Голова опрокинулась на колоду.

— Чего это она?.. Эй, ты! Смотреть! Да она окочурилась! Как же мы узнаем, кто резидент?..

Лапин докладывал командарму:

— Чжан Сюэлян снова накапливает войска на Сунгарийском направлении. На этот раз, — в Фугдине. В городе и укрепрайоне размещаются седьмая и девятая гиринские пехотные бригады, сосредоточивается кавалерия, прибывают специальные и технические части, отряды белогвардейцев, дружины полиции. Из Харбина и Мукдена поступает вооружение, боеприпасы, продовольствие. В Фугдине же сосредоточены остатки Сунгарийской флотилии. Срочно ремонтируется и довооружается флагманский крейсер «Кианг-Хенг», переоборудуются пароходы.

Да, разгром агрессивной группировки под Лахасусу не образумил белокитайцев… Высокопоставленные деятели Нанкина и Мукдена продолжают заявлять о превосходстве их армии над РККА. Чан Кайши и Чжан Сюэлян обсуждают планы нападения на Хабаровск и Владивосток, а борзописцы восхваляют «победы доблестных войск» и провокации на границе. Кроме Сунгарийского направления приготовления к нападению на советские рубежи завершаются на западном участке, в Забайкалье, в районе станции Маньчжурия, и на восточном — в Приморье, у станции Пограничной. Чжансюэляновцы и белогвардейцы бесчинствуют на захваченной ими КВЖД. Правители Китая демонстративно игнорируют все призывы к благоразумию со стороны советского правительства. Что это, как не провоцирование большой войны?.. Чан и Чжан не осмелились бы так себя вести, если бы не стояли за их спинами японцы и англичане. Вот кто науськивает их, вот кто подталкивает…

— Что представляет собой Фугдинский укрепрайон?

— Мощная, хорошо оборудованная крепость. Три линии заграждений. Центр города, прикрытый валом, является четвертой линией обороны.

— Пути подхода?

— По суше ограничены.

— А вы что скажете, Яков Иванович? Какова обстановка с флотской точки зрения?

Озолин, присутствовавший на докладе начальника штаба, понял, к чему ведет разговор командарм.

— На носу зима. По берегу Амура уже ледяные закрайки. То же самое и по Сунгари. Уровень воды падает с каждым днем.

— Сколько еще продержится, чтобы ваши броненосцы смогли пройти?

— Самое большее — две недели.

— В каком состоянии флотилия?

— Все корабли, за исключением монитора «Ленин» и канонерских лодок «Беднота» и «Красное Знамя», несущих дозорную службу, находятся на главной базе. Готовятся к зимней стоянке.

— Силы сопровождения? — Василий Константинович перевел взгляд на начальника штаба.

— Части Второй стрелковой дивизии — в местах постоянного расквартирования. Авиаотряд, кроме одного звена гидросамолетов, на базовом аэродроме.

— Что ж, как говорится: повторение — мать учения… Мы должны сорвать агрессивные замыслы противника. Приказываю прекратить консервацию кораблей. Подготовить флотилию и дивизию к походу.

Через несколько дней Блюхер отдал приказ: разгромить белокитайские гарнизоны вдоль Сунгари, от Лахасусу до Фугдина, разрушить укрепрайон. Удар должен быть ошеломляющим. Командующим операцией и всей группой войск на этот раз он назначил Озолина.

Озолин разбил флотилию на две маневренные группы. Ударной поставил задачу прорваться на рейд Фугдина, уничтожить военные корабли и саму базу Сунгарийской флотилии, второй группе — высадить десант и под прикрытием артогня мониторов захватить город. Ударной группой будет командовать он сам, десантной — командир стрелковой дивизии Онуфриев. Монитору «Ленин» выпала особая роль — следуя за ударной группой, вместе с ней выйти на рейд Лахасусу, высадить корабельный десант и обезопасить тыл флотилии, продвигающейся вверх но реке. Самолеты же обеспечат разведкой и бомбардировкой действия всех наступающих частей.