— Возможно и так, Павел Иванович. Их игра нас бы не беспокоила. Но Макс радирует, что уже и белогвардейцы навестили бывшего императора. Они посоветовали ему воспользоваться неустойчивым положением в Маньчжурии после убийства Чжан Цзолиня, захватить власть и заодно прибрать к рукам КВЖД.

— Как отреагировал Чжан Сюэлян?

— Поступили сведения, что он ищет контактов с Чан Кайши.

— Это что-то новое… Готов подчиниться ему?

— Похоже, что так, Павел Иванович. Со своей стороны и Чан Кайши предпринимает попытки связаться с маньчжурским диктатором. К чему это приведет, пока, конечно; неизвестно. Но мы имеем сведения, что Чжан Сюэлян тоже помышляет воспользоваться ситуацией и захватить КВЖД.

«КВЖД… Снова и снова — КВЖД…»

Берзин повернулся к карте, оценивающе повел взглядом вдоль юго-восточных границ Союза, по обозначенной тонкой черной нитью линии железной дороги, уходящей в пределы Китая и наиболее коротким путем соединяющей Центральную Россию с Дальним Востоком и Приморьем.

До Великой Октябрьской революции КВЖД принадлежала России. Во время гражданской войны на нее поочередно претендовали и «верховный правитель» Колчак, и атаман Семенов, и даже чехословацкий полковник Кадлец во время эвакуации белочешского корпуса из Сибири. После окончания войны управляющим дорогой провозгласил себя генерал Хорват. До двадцать четвертого года Китайско-Восточная железная дорога находилась в руках белогвардейцев, имущество и оборудование ее расхищалось, распродавалось; западные державы и Япония уже начали соперничать за право приобретения КВЖД. Но четыре года назад, после установления дипломатических отношений между Советским Союзом и Китаем, было подтверждено, что дорога является собственностью СССР. Договаривающиеся стороны заключили соглашение об управлении КВЖД. В этом соглашении дорога рассматривалась как чисто коммерческое предприятие, и должна она была находиться под совместным советско-китайским контролем. В правлении ее, директорате, на станциях, в отделениях и различных службах приступили к работе сотни советских специалистов, а на линии — тысячи рабочих. Но дорога пролегала по Маньчжурии, через основные поселения белоэмигрантов, а правление КВЖД находилось в «столице» белогвардейщины — Харбине. Правда, поначалу, после подписания договора между СССР и Китаем, белогвардейцы затаились. Ненадолго. Начались провокации. Чжан Цзолинь поощрял их. А теперь его сынок помышляет уже о захвате дороги. Пока это лишь помыслы. Белоэмигранты же спят и видят, как КВЖД превращается в плацдарм для нападения на Забайкалье, Приамурье и Приморье…

— Подготовь развернутый план контрмероприятий, — подытожил своя размышления Берзин, обращаясь к Оскару.

— Уже готовлю. Но Файн один не справится. Не ту роль играет. Не предусмотрели, когда внедряли. Хорошо бы направить туда кого-нибудь еще.

— Подумаю. А ты обо всем новом из своего региона докладывай тотчас.

Оскар вышел.

Помощник прав: в нынешней ситуации там необходим человек, который смог бы проникнуть в самые верхи белой эмиграции. Для большей безопасности он будет работать самостоятельно, без связи с Файном. Кого же послать в Китай?.. В Харбине, вокруг Дитерихса, контрразведчики многоопытные — и русские, проходившие школу еще в отдельном корпусе жандармов и департаменте полиции, а потом у Деникина и Колчака; и японские, из токко[9] и кэмпэйтай[10], и китайские, вымуштрованные старым хунхузом. Поэтому нужен опытный разведчик, помимо всего иного обладающий безукоризненной «легендой». Кто же лучше других из немногочисленных товарищей — помощников Павла Ивановича справится с таким заданием?..

В кабинете, в простенке между окнами, стояла радиола. Тумбочка под нею была тесно заставлена пластинками. Берзин любил музыку, под нее хорошо думалось. Он ставил на вращающийся диск Моцарта, Дворжака, Шопена или Чайковского — вроде бы машинально, непроизвольно. Лишь недавно сделал маленькое открытие для себя: музыка помогала ему глубже понять характер человека, о котором он думал, и не просто музыка, а определенный композитор и даже определенное произведение, будто каждый человек нес в себе свою мелодию. А может, великие музыканты умели волшебством звуков проникать в глубины человеческой психологии, раскрывать людские души?.. Думая о своем помощнике — поляке, он ставил Шопена; с чехом почти непременно был связан Сметана, с немцем — Бетховен или Бах…

Кого же пошлет Павел Иванович в Китай?..

Когда он принял наконец решение, из динамика радиолы наплывал, заполняя кабинет энергичными аккордами, фортепианный концерт Рахманинова.

Светало. Медленно и плоско, как на фотолисте в старом проявителе, смутно проступали контуры леса, спуск к реке, дальние холмы.

Блюхер еще затемно приехал на командный пункт батальона «синих» и теперь наблюдал за ходом военных учений: шла подготовка к маневрам войск двух округов — его, Украинского, и соседнего, Белорусского.

Батальону поставлена задача при поддержке роты танков и артдивизиона захватить мост через реку и овладеть высоткой, сейчас едва различимой на далекой кромке горизонта, за полем и лесом.

Комбат, поджарый, молодой, уже невоенного поколения, «академик», отдавал распоряжения четко, толково, а все же с молчаливым вопросом поглядывал на высокое начальство. Мол, как? Правильно?.. Василий Константинович не выказывал ни одобрения, ни порицания, лишь наблюдал. Оценку он даст после учений, на разборе.

Еще с вечера комбат послал в расположение «зеленых» разведгруппу, чтобы выявить силы противника, составить схему его обороны и расположения огневых средств. Местность разведчикам была незнакома. Предстояло сориентироваться в темноте, незамеченными пробраться в тыл, к строго указанному времени вернуться назад. Комбат нервничал: время истекало.

У речки затрещали холостые выстрелы. И через полчаса на КП ввалились командир разведчиков и его парни. В маскхалатах, измазанные в глине, мокрые.

Командир, веселый, возбужденный, доложил:

— Проползли до рощи. В роще «зеленых» нет. У моста дозор. На подручных переправились через Чусочу. По ту сторону реки — до взвода пехоты. Два пулемета. На хуторе — батарея, три орудия, пятидесятисемимиллиметровки. В лесу, справа от высоты, рота танков. Здесь, — он продолжал показывать по двухверстке, — обоз, лошади. Нас заметили, но шума не подняли, видать, за своих приняли. Выслал донесение со связной собакой.

— Донесение получил, — подтвердил комбат.

— Обратно было трудней. На речке, когда переправлялись, обстрелял дозор.

Разведчики шумно дышали, стеной выстроившись за своим командиром, вслушивались в его доклад, согласно кивали. С их одежды сочилась вода. Сапоги тоже наверняка полнехоньки… Внимание Блюхера особенно привлек один: глаза аж светятся, рот до ушей и на круглых щеках ну прямо девичьи ямочки. Первый раз, видно, на задании. Из нового пополнения…

— Ориентировались ночью хорошо? Никто не отстал?

— Шли точно по графику. Отставших, заплутавших нет!

Комбат снова, на этот раз явно довольный, глянул на замкомандующего: вот какие у меня орлы!.. Действительно, крепкие парни, и командир у них толковый. Но КП батальона — муравейник, демаскирует себя суетней. Командирский язык не отработан — много лишних слов. И поглядим, «академик», как батальон будет действовать дальше…

Вроде бы все привычное: боевая задача, разведка, наступление, оборона… Бойцы и командиры. Но поколение — другое, еще не обстрелянное. А главное — вся армия во многом становится иной по сравнению с той, какую знал по гражданской войне и в создании какой сам принимал участие с первых партизанских отрядов. Уже не просто армия — Вооруженные Силы. Какими они должны быть?.. Три года назад, на Пленуме ЦК, Фрунзе, когда обсуждали ход военной реформы, сказал, что многие из «старичков» еще живут представлениями гражданской войны. А грядущая война будет не похожа на гражданскую — прежде всего методами ведения ее и оснащенностью самих противоборствующих армий. «Мы будем иметь дело с великолепной армией, вооруженной всеми новейшими техническими усовершенствованиями». «Войны, нам не избежать. И нельзя рассчитывать, что она будет легкой войной». Василий Константинович был на том Пленуме — как раз приехал из Китая в отпуск. Поддержал тогда Михаила Васильевича: «Да, надо строить новую армию». Мог ли подумать, глядя на разгоряченного спором, загорелого, полного энергии Фрунзе, что пройдет всего несколько недель — и встанет в скорбном почетном карауле у изголовья его гроба в Колонном зале?.. Такая же нелепая смерть, как и комкора Павлова… Едва сорок. Еще один товарищ и ровесник…