Вот оно что!.. Предприятие «папаши» находится не только под покровительством, но и под защитой Соединенных Штатов!.. Однако и это было еще не все, что хотел высказать будущему зятю Сун-старший.

«Армия и политика никогда меня не интересовали и не будут интересовать впредь: они останутся под твоей эгидой, мой дорогой… — безапелляционно продолжал «папаша». — Моему сыну стоит поручить контроль над финансами, а мужу старшей моей дочери Айлин — дела гражданского управления… Первым делом нам надо будет установить контроль над банками. Пожалуй, основать свой собственный банк. Весьма перспективны капиталовложения в железные дороги и судоходство, а также в верфи… Мы учредим китайско-американскую промышленную корпорацию. Конечно, предстоит позаботиться о биржах… Старшая дочь неплохо разбирается в делах страховых компаний, она была директрисой одной из них в Сан-Франциско. Мэйлин же еще неопытна: ей отдадим общественные комитеты, благотворительность, покровительство миссионерам… Хотя пусть она выбирает сама». — Глаза Суна ощупывали карту, он словно выискивал, чем бы еще поживиться. В распределении ролей и обязанностей, заранее продуманном главой семейства, самому Чан Кайши отводилась едва ли не роль клерка. «Что ж, у «папаши Чарли» тоже можно многому поучиться…»

Но и этим не исчерпались условия, поставленные Суном: в заключение разговора жениха ждал сюрприз. Снова навалившись на стол, Чарлз сказал: «Бракосочетание с моей дочерью станет возможным, если ты, дорогой, примешь христианство. Надеюсь, тебе известно, что вся моя семья — глубоко верующие христиане? Я благословлю ваш брак только в том случае, если он свершится по христианскому обряду». Чан опешил. «Ничего страшного, — миролюбиво пророкотал Сун-старший. — Разные народы поклоняются разным богам, но бог-то, в сущности, один. — Он погладил ладонью книгу в золотом переплете и, охватив ее короткими пальцами, протянул Чан Кайши. — Это библия. Дарю ее тебе. Изучи ее — и ты признаешь все выгоды христианской религии. Сам я начинал с торговли библиями в Гонконге…»

Чан имел весьма смутное представление об этой религии европейцев и янки. Он был правоверный конфуцианец, беспрекословно, с первых наставлений деда, отца, матери и школьного учителя принявший догмы основоположника китайского вероучения. Теперь он перелистал библию, заглянул в евангелие, прочел книги, растолковывавшие суть христианства, — целой кипой церковной литературы, переведенной на китайский язык, одарил будущего зятя Сун-старший.

Христианская религия Чану не понравилась. Не вызывал никакого уважения ее основоположник Иисус. Разве сравнить этого постнолицего бородатого молодого человека, уже в тридцать три года покончившего с земным существованием, со старым мудрецом Конфуцием, до последнего своего часа окруженным почетом? К тому же китайское вероучение на полтысячи лет старше европейского, а значит, и мудрее. Но главное было в ином: догмы конфуцианства противоположны постулатам христианской религии. Основа основ для китайца — поклонение предкам. Самое первое изречение, какое выучил Чан Кайши в детстве: «Пусть отец будет отцом, сын — сыном, государь — государем, подданный — подданным», означало, что старшие должны заботиться о младших, младшие же — беспрекословно подчиняться старшим. Семья — маленькое государство, отец в ней — представитель «Сына Неба». И так же, как подданные должны быть покорны императору, дети — почтительны к родителям. Ибо в древнем изречении утверждалось: «На земле нет неправых родителей», и высшая нравственность — сыновнее благочестие. А Иисус, сын христианского бога, проповедовал: «Я пришел, разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человека — домашние его. Кто любит отца и мать более, нежели меня, недостоин меня; кто любит сына или дочь более, нежели меня, недостоин меня». С какой стати он, Чан Кайши, должен полюбить этого худосочное «янгуйцзы»?.. В Поднебесной о предках можно и должно говорить только с высочайшей почтительностью. А этот: «Вы сыновья тех, которые избили пророков… Змии, порождения ехидны!» Конфуций заботился о преуспеянии каждого своего почитателя на земле, утверждал, что самые высшие ценности — земные. Христос заклинал: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа, не истребляют и где воры не подкапывают и нет крадут». Он сулил загробное воздаяние каждому по заслугам: кого ждет ад, кого — рай, пугал каким-то «страшным судом» и неопределенно обещал «воскресение из мертвых» и «непорочную жизнь верующих в царствии небесном». Нет, Чану нужно было преуспеяние в жизни земной. Он ни за что не променяет многочисленных своих духов-покровителей, своих предков, реального, практичного мудреца Конфуция на никчемного Иисуса.

Хотя вот и у чужеземного бога: «Не думайте, что я пришел принести мир на землю; не мир я принес, но меч». Интересно, зачем «папаше Чарли» понадобилось сменить «Четырехкнижие» на библию? Чтобы расположить к себе янки?..

Ладно, на обряд крещения он пойдет — да простят ему эту игру Небо и духи предков!.. Чан заранее уведомил семейство Сунов, и от них прибыл англичанин-пастор в черной сутане, чтобы воодушевить приобщающегося, а на самом деле, как понял Чан Кайши, чтобы удостовериться: не слукавил ли будущий зять. Обряд совершился в христианском соборе. В полумраке, настоянном на запахе ладана, при мерцании свечей, под пристальным взором святых, взирающих со стен, священнослужитель торжественно произносил какие-то слова. «Иисус — сын бога, а есть еще и бог, и какой-то святой дух?.. Чушь несусветная…» — размышляя Чан; как бы со стороны наблюдая за происходящим.

Так он стал христианином. Зато теперь он мог жениться на Мэйлин.

В христианском и в традиционном китайском обрядах бракосочетания не было ничего общего. Но и в религии европейцев, и в канонах конфуцианства отношение к женщине оказалось схожим: «жена да повинуется мужу своему как господу» — это у «янгуйцзы»; жена должна быть «простым отголоском» мужа: «если я выйду замуж за ястреба, я должна лететь за ним; если выйду замуж за волка, я должна следовать за ним, куда он побежит; если я выйду замуж за комок земли, я должна сидеть подле него и оберегать его» — так в Поднебесной. Однако ни христианские заповеди, ни конфуцианские каноны не имели власти над строптивой дочерью Чарлза Суна.

Обряд бракосочетания состоялся. Сначала, как потребовал «папаша Чарли», — христианский, а после церкви, по настоянию Чана — традиционный китайский. Вечером того же дня в самом большом зале Шанхая собрались более тысячи приглашенных: деятели гоминьдана, члены правительства, генералитет, финансовые, промышленные и иные тузы. Огромный зал ресторана был украшен цветами. На столах среди обильных и изысканных яств возвышались серебряные вазы с гранатами и огурцами, символами многодетности, колосья риса, сулившие мир и спокойствие, стебли лотоса и даже аквариумы с золотыми рыбками, что должно было гарантировать семье, полное благополучие. Рядом с Чаном восседала, высокомерно оглядывая зал, красивая и холодная, по-европейски одетая новая его жена. Если он и испытывал к ней какое-то чувство, то только неприязнь. Напрасны эти богатые зернами-семенами огурцы и гранаты в вазах: у него больше не будет детей; вряд ли принесут мир и спокойствие их дому и всей стране колосья риса; зато золотые рыбки в аквариумах в самый раз: семейство Сунов гарантирует осуществление его замыслов. Он одинок. Эта женщина не развеет его одиночества. Но она, как счет в банке, обеспечит его платежеспособность. А власть стоит дорого. Сейчас он чувствует себя как рыба в воде. И все же не следует забывать древнее китайское изречение: «Бывает, что и рыба тонет…»

Шанхайский переворот, интриги против своих же генералов, женитьба на Мэйлин, тайные переговоры с англичанами — все это ходы в его большой игре.

Как и нынешняя поездка в Японию…

Отнюдь не для того, чтобы потешить самолюбие встречей на равных бывшего кадета с бывшим начальником училища, пригласил Чан Кайши на обед отставного генерала Наогака. Он знал, что у отставника обширнейшие связи в военных и политических кругах Токио: почти все руководители армии, флота, военной промышленности — питомцы училища. И теперь, за столом, тесно уставленным фарфоровыми и серебряными посудинами с кушаньями, подливая в бокал гостя подогретое саке и делая вид, что состязается с генералом в количестве выпитого, он потягивал фруктовый сок и подводил Наогака к цели встречи.