— Что у нас тут?

Он отодвинул край, в точности как я, несколькими минутами ранее, и глянул на желто-зеленую жидкость.

— Еще не затянулось. Может открыться.

Он отпустил бинты и направился в сторону дома.

— Пойдемте поедим. Солнце уже высоко, а дел невпроворот.

— А я…

Он же только что прогнал меня, а теперь есть зовет?!

— Не спорь. Старик сегодня не в духе.

Маленький мальчик прошел мимо, многозначительно подмигнув. И, следом за стариков, вошел в открытую дверь.

Дверь внутри дерева.

Нимфы и дриады — это часть леса. Его жизнь, его дыхание, его защита.

Все, кроме меня.

Когда они исчезали в листве, я могла лишь спрятаться за стволом. Причем, очень неумело. Когда они растягивались на тонком суку так, будто были его продолжением, еще одной веточкой изящной березы, я привязывала себя веревками, чтобы не упасть.

Да, я была нелепой полукровкой там, где они были частью вечного. Но как и мои сестры, я жила в этом самом лесу. Моей кроватью мог стать мох, моим одеялом — опавшие листья, моей едой — ягоды и грибы.

Но никогда в своей жизни, мне не приходилось видеть дом внутри дерева.

Внутри, это величественное растение, оказалось еще больше чем снаружи. Охватить все одним взглядом, просто не получалось. Большая часть оставалась в тени, и позволяла что — либо увидеть, лишь подойдя ближе. Первое на что упал взгляд, круглом помещении, заменяющим сердцевину растения, огромный низкий стол, чьи ножки были не чем иным, как побегами от этого самого дуба. А где-то в дальнем углу, стояла, заросшая мхом кровать. Или, может, мох, выросший в виде кровати. Кто ж его разберет.

А еще, внутри дерева была построена печь. Большая, с длинной трубой, уходящей куда-то вверх, и теряющейся среди веток, служивших одновременно потолком и небосводом.

Деревья, внутри дерева.

— Что встала, помогай накрывать.

Я дернулась от неожиданности, и уже бросилась помогать, но застыла у стола. Этого дома никогда не касалась женская рука. Разбросанная одежда и посуда. Заваленный едой, книгами и исписанными бумагами стол. Как понять, что можно трогать, а чего нельзя.

У моей матери, каждая бумажка на счету. И каждая на своем месте. Я однажды получила за то, что посмела переложить один из документов. Воспитание диктовало действовать, инстинкты же, вопили об обратном.

— Ну и чего глазенки вылупила?

Мужичок, неопределенного возраста, сверлил меня изумрудными глазами, удерживая на весу чугунную сковородку с жареными яйцами. И когда успел-то?

— Я не знаю, что можно трогать, а чего нельзя. — честно призналась я.

— Все можно.

Со смехом, сообщил ребенок, и руками смел все, что лежало на столе, прямо на… Пол? Землю? Корни?

Голова идет кругом. Не буду ничего трогать. Может это сон, и все рассеется, стоит лишь проснуться?

Они продолжали накрывать на стол, пока я, закрыв глаза, утопала в чарующем аромате полевых цветов, смятой травы и грибного дождя. Стоило бумагам прикоснуться к зелени, служившей ковром в этом доме, как по воздуху разнесся бархатистый запахов весеннего леса. Такого дорогого, редкого, и от того, желанного, в этом удаленном городе камней и металла.

— Чего встала? Садись, ешь!

Гаркнул старик, а мальчик взял мою руку в свои теплые ладони и потянул на себя.

— Садись рядом со мной.

Я не стала противиться, и проследовала за ним, не отнимая почти ледяной руки.

Весенние ночи, всегда холодные. Днем, солнце щедро дарит свои лучи, стараясь прогреть затвердевшую от долгой зимы матушку-землю. Но стоит миновать полудню, как оно медленно тянется к горизонту, утрачивая свою целительную способность.

— Как я здесь оказалась?

Ладони покоились на миске, над которой, змейкой, струилась теплая дымка. Старик и мальчик, отвлеклись от поедания, по запаху, очень вкусного овощного супа, когда я задала вопрос.

— Старик сказал, что тебя принес…

Он перевел глаза, цвета голубого неба на сморщившийся лоб отжившего своё лет мужичка и замялся. Я тоже перевела взгляд, на того, кому, видимо, принадлежал дом.

Я помнила покачивающиеся верхушки давно сгоревших деревьев, и темноту, что сгустилась, стоило попытаться поднять голову. Низкий приятный голос, сильные руки, крепкие ноги… Хотелось поблагодарить того, кто помог выжить.

А еще хотелось узнать как среди кладбища в мертвом лесу, образовался оазис жизни.

Но старик, не ответил даже на первый вопрос.

— Деревьев немного, но это ненадолго.

Мальчик, которого, как оказалось, звали Лева́к, тянул меня за собой, показывая необычное, я бы сказала, магическое явление. Драконье пламя уничтожает любой намек на продолжение жизни. И лишь нимфы способны это изменить. Много нимф. Так я считала раньше. Но вот он, усыпанный зеленью участок, посреди мертвого леса.

— Каждый день, я вижу, как вырастает новый цветок или очередной камень покрывается мхом. Старик сказал, что скоро, начнут прилетать птицы. Но я не люблю птиц.

— Птицы — важная часть природы. Они целители леса.

В памяти всплыли слова, которые когда-то озвучила мне мать. Кто-бы мог подумать, что я буду ее цитировать.

— Как это?

Мальчик с глазами цвета неба, вопросительно посмотрел в мою сторону, не выпуская из рук, моей ладони.

— Птицы помогают деревьям, избавляя их от насекомых и вредителей. А еще, они часто, активно участвуют в расширении территории. Видишь ли, — я подняла с земли желудь, — желая прокормить потомство, они несут в своем клюве все, что может послужить обедом подрастающему поколению. — мой кулак проложил импровизированный путь, — То, что было потеряно в полете, — я разжала пальцы, отпуская, в свободное падение, свою ношу — почти всегда превращается в побег, а затем и в могучее дерево.

— Ого, а я не знал.

Его глаза сияли в лучах солнце, словно горная речушка. Дети всегда были моей слабостью. “Непозволительной”, как уверяла мать. Мои сестры, не обладали подобной. Или же делали вид. Чужая душа потемки. Ушедших из лесов больше, чем я могла представить. Битва при дворце, была тому подтверждением. Видимо одна из них, пришла в Мертвый лес.

— В этом лесу обитают нимфы?

Я задала вопрос, совершенно не надеясь получить ответ. Но все же получила.

Дети самые чистые существа на земле. До того момента, как мир оставляет отпечаток на их душах, и ожесточает их маленькие сердца, они открыты для всего мира. Искренние, не способные скрывать эмоции, они как открытый источник знаний, с картинками. Тогда как взрослый человек, это зашифрованная книга, скрытая под семью замками, написанная на неизвестном языке.

Его глаза забегали из стороны в сторону, стараясь избегать моего взгляда. Старик запретил ему говорить, это я понимала. Как и то, что, видимо, нимфа в этом лесу, все — таки, обитала.

— Она хорошо поработала.

— Я не говорил, что в лесу есть нимфа.

— Не говорил. — подтвердила я. — Но только нимфа способна оживить лес, после пламени дракона.

— Или маг… или дракон… или

Я улыбнулась. Старик заслужил доверие ребенка. Ни по какой другой причине, он не стал бы, с таким рвением искать способы оправдать свое молчание.

В памяти, невольно всплыли воспоминания того, как я скрывала мамины тайны. Но, в отличии от голубоглазого мальца, я разговаривала шепотом, и с низко опущенной головой.

Вот оно отличие страха от уважения.

— Маг, говоришь…

Сильные ноги и крепкие руки. Могли ли они принадлежать магу?! Могли. Особенно низкий хриплый голос.

— Может и маг.

Левак с облегчение выдохнул. Я же, вновь улыбнулась. Еще не научился скрывать эмоции. Вопрос времени, научиться. Люди всегда легче нас адаптируются под меняющийся мир.

— Этот лес, может стать самым большим во всем королевстве. Оплот для каждого лесного существа.

Мой взгляд переместился с маленького ростка, на мальчика, а затем на старика, что вырос за его спиной. Его брови сошлись на переносице, а зеленые глаза, смотрела на меня с примесью недоверия, и раздражения.