За окном поезда мелькают знакомые пейзажи. Деревья, цветы, озеро вдалеке, электролинии. Ещё час и я ступлю на землю родного города, в котором не был год.

Даже немного волнительно...

Но скорее всего даже от предчувствия ближайших встреч с родными и друзьями.

— Что сержантик, желание сорваться с места? — спрашивает, подошедшая проводница.

Милая тётка, лет сорока, которая за два дня окружила вниманием и заботой. У неё тоже сын служит, вот она и включила по отношению ко мне материнский инстинкт.

— Да... — задумчиво.

— Встретить-то есть кому?

— Друзья. Родителям не сказал, хочу сюрприз сделать.

— А девушка? — загадочно улыбается.

Отрицательно машу головой.

— Нет у меня девушки...

— Такой красавчик и без девушки? Не верится, — огорчённо.

Мне тоже...

Но что делать, если перед армией я год сходил с ума по своей преподавательнице из университета.

А она нет.

Маша появилась в жизни неожиданно, загорелась, как свет в кромешной тьме.

Первый раз увидел её в кафе, она покупала стаканчик кофе навынос. Покорила своей улыбкой, которую дарила неизвестному собеседнику по телефону.

Залип на ней на время, что она провела в заведении.

Красивая... Стройняшка, с фигурой в виде песочных часов. Русые с рыжиной локоны чуть ниже лопаток и большие синие глаза. Вишенка на торте — пухленькие алые губки, которые она так мило покусывает, когда волнуется.

Я пошёл за ней, забыв, что в тот момент обедал в этом кафе совершенно с другой девушкой. Наблюдал, как незнакомка слегка пританцовывает, идя по улице, под музыку в своих наушниках и прихлебывает кофе из стаканчика.

Она привела меня к университету, в который я поступил год назад на факультет управления и права. Отец настоял, кто-то должен продолжать семейное дело.

Меня в универ охрана не пустила, потребовали пропуск или студенческий. А с собой ни того, ни другого.

Занятия только через две недели, зачем таскать их в кармане?

Все эти четырнадцать дней я приезжал и в это кафе, где встретил и, вооружившись студенческим, искал её в университете, но тщетно.

Незнакомка исчезла.

Нашлась сама в первый учебный день.

— Меня зовут Клинская Мария Сергеевна, я ваш новый преподаватель социологии.

Это ударило ножом в сердце.

Она — препод!

Сжал руками листы тетради с громким шуршанием, привлекая к себе внимание.

Она — запретный плод...

— С вами всё хорошо? — посмотрела на меня с волнением.

А я утонул в её синих глазах. Даже слова застряли в пересохшем горле.

— Вы меня слышите? — снова задаёт вопрос.

— Да, — охрипшим голосом.

— Как вас зовут?

— Роман Шолохов...

Она растягивает широкую и умопомрачительную улыбку.

Да-да, давай назови как все, Тихим Доном.

Это погоняло ещё со школы прилипло. Самое смешное, что я действительно какой-то там дальний родственник известного писателя. Через тридцать три звезды.

— Вам, похоже, нехорошо... Можете выйти, — произносит заботливо, увидев мою бледность.

Вылетаю из аудитории пулей, громко хлопнув дверью.

В туалете подставляю голову под кран с холодной водой. Она охлаждает мой закипевший мозг. Но как утихомирить сердце, ломающее своим биением рёбра.

Блядь! Блядь! Блядь!

Ну как так-то!

Почему не обычная студентка?

В нашем универе не держат любителей романов со студентами. Вылетают, как пробки, с волчьим билетом. Ректор — зверюга. Он и в жизни-то человек — говно, а в своей обители лютует адски. Приходилось сталкиваться с ним вне учебного заведения.

Зачем подставлять девчонку?

Но я не смог держать себя в руках. Не в моём характере отступать от желаемого. Всё же отцовская горячая кавказская кровь даёт о себе знать.

За учебный год я извёл и себя, и её. Преследовал, домогался, унижал, просил прощения, заваливал цветами и подарками.

Даже украл однажды прямо возле дома. Притащил силой к себе и запер в квартире. Но она сбежала, огрев меня хорошенько по затылку чугунной сковородкой.

Почему она тогда не написала на меня заявление в полицию, ума не приложу. Возможно, понимала, что это бесполезно. Отец решит любой вопрос, он здесь весь город под себя подмял. И пусть он мне не родной, встревает, как за кровного.

Последней каплей терпения Маши было то, что я, не соображая ничего от выпитого литра вискаря, явился на занятия и завалил её на стол в аудитории, прямо при всех одногруппниках.

Но уволили не её, а отчислили меня.

Родители в наказание и пальцем не пошевелили, чтобы отмазать меня от армии. Батя — бывший кадет, считает, что каждый мужик должен отслужить, если у него руки и ноги на месте и функционируют.

Меня сослали подальше, чтобы и мыслей не было о Маше. Я служил в спортроте, так как с детства занимался дзюдо и не раз брал призовые места в различных соревнованиях.

Только я не смог её забыть. Даже оттуда пытался с ней поговорить, писать, звонить. Она заблокировала меня везде, где можно и сменила номер телефона.

Какого хера я так поехал крышей от девчонки?

Она не первая, да и не последняя в моей жизни.

Чтобы выгонять из себя мысли о ней, убивал себя на тренировках сверх нормы. Первый месяц было сложнее всего. Мышцы ныли от боли и нагрузок, а глупый мозг — от желания увидеть объект вожделения.

Что самое странное, я никогда не напирал на принудительную близость со мной. Ладно, вру. Почти... Но я хотел, чтобы сама меня захотела.

А она ни в какую.

Я ей был отвратителен.

Да я себе-то был отвратителен, потому что не мог справиться с какими-то гормонами, толкающими меня на безрассудные поступки.

Говорила, что ненавидит и умоляла оставить в покое. Я уходил, но каждый раз возвращался.

Снова и снова... Снова и снова...

Разгонял Машкиных поклонников. Пару раз являлся в кафешки, где у неё были свидания. Представлялся её парнем и угрожающе смотрел на претендентов провести с ней ночь. Они быстро сбегали.

-Нет, Машенька, если ты со мной не хочешь, то и тебе не обломится.

— Ты ненормальный, Шолохов. Тебе лечиться надо. Ты маньяк! — бросила тогда, собирая вещи и покидая забегаловку, в которую пригласил очередной неудачник.

— Так просто уйдёшь и не попрощаешься? — догоняю её на улице.

— Нам не о чем с тобой говорить, я давно тебе всё сказала. Но ты никак не угомонишься... Отвяжись от меня! Я никогда не стану с тобой встречаться, спать тем более. Ты ведь даже младше меня.

— Всего-то каких-то пять лет. Член ровесников не ищет.

Брезгливо морщит носик.

Обгоняю её и иду спиной вперёд, пытаясь поймать взгляд синих глаз.

Вот меня штырит рядом с ней...

— Извращенец! — останавливается у дороги и поднимает руку, чтобы остановить тачку.

— Я подвезу. Куда надо? — беру за руку и опускаю вниз.

— Я к тебе в машину даже за миллион долларов не сяду, — шипит злобно, освобождаясь от захвата.

— А тормозить неизвестную тачку на дороге, по-твоему, нормально? Может быть, там извращенец похлеще меня будет.

— Куда уж больше! — пренебрежительно. — Если ты не отойдёшь, то я закричу. Вон там постовые стоят, — кивает на ппсников.

— Ладно, — приподнимаю руки примирительно. — Рано или поздно всё равно моя будешь.

Останавливается машина и Маша называет адрес.

— Только через мой труп, Шолохов, — бросает с отвращением и садится в тачку.

А на следующий день меня пнули из универа...

— Тихий! — кричат друзья, размахивая руками.

— Привет, братишка! — хлопает мне по плечам лучший друг Лёшка, забирая у меня сумку. — Вот шкаф! Нехило ты вырос на солдатских харчах.