— Тогда, — говорит Эш, резко оказавшись на мне, — мне придется держать тебя в своей кровати вечно.

Он обхватывает меня руками и целует; мои вздохи медленно перерастают в стоны, когда Эш начинает потираться об меня бедрами.

— Я хочу остаться в твоей кровати вечно, — выдыхаю я. — Очень.

И в самый неподходящий момент в дверь стучат, после раздается голос Бельведера:

— Мистер президент, прошу прощения. Я звонил на все ваши телефоны, и я больше всех счастлив, что вы до сих пор в кровати, но у вас встреча в офисе через пол часа. Самое время отлепить себя от мисс Гэллоуэй и пойти в душ.

Я вздрагиваю, а Эш смеется.

— Мне следует уволить его, — говорит он, наклоняясь, и кусая меня за мочку уха.

Подняв руки вверх, я прохожусь по мускулистым линиям спины вниз, оцарапав его задницу, к сожалению, прикрытую боксерами.

— Ты должен идти, — шепчу я.

Эштон кивает, в последний раз прикусив мочку уха, а затем скатывается с меня. Он подходит к двери, открыв нетерпеливому, но слегка забавному Бельведеру.

— Я встал, встал, — говорит он. — Буду через двадцать пять минут.

— Конечно, — отвечает Бельведер. — И у вас не будет соблазна задержаться, пока в вашей кровати горячая сонная блондинка. Возможно, мне следует остаться.

— Пока, — твердо говорит Эш, закрывая перед ним дверь, и поворачивается ко мне лицом.

Я встаю и начинаю собирать свои вещи. Но Эш подходит, выхватывает платье из рук и бросает его на кровать.

— Душ. Сейчас же.

Мое тело покалывает от его слов, и я борюсь с желанием послушаться, сбросив его футболку и свои трусики по пути. Я вхожу в душ со стеклянными стенами, а когда появляется Эш, снимая свои боксеры, я напоминаю себе о необходимости дышать. Несмотря на то, что вчера вечером его член был у меня во рту, я впервые вижу его полностью обнаженным — теплая кожа, неотразимые изгибы мышц и восхитительные линии сухожилий, косые линии мышц, переходящие с его бедер на член. И это часть, которая сама по себе завораживала, была толстой и гордой, даже в состоянии покоя — головка была широкой и раздутой.

— Я здесь, — удивленно говорит Эш, войдя в душ, вставая под поток воды.

Я отрываю взгляд от его члена, с трудом сосредоточившись на его лице, отвлекаясь от всех выпуклостей мышц, плоских коричневых сосков и широких мощных плеч.

— Ты прекрасен, — честно говорю я. — Мне хочется вечно смотреть на тебя.

— У нас нет вечности, — отвечает Эш. — Всего лишь десять минут. И эти десять минут будут для меня.

— Для тебя? — уточняю я. Я не понимаю, но не могу представить, ни одного из его действий, против чего бы я возражала. И в любом случае, у меня было стоп-слово.

— Повернись, — следует приказ. — Руки к стене, раздвинь ноги. Я тоже впервые увижу тебя голой, не забывай, и я ничего не упущу.

Со счастливой дрожью, прошедшей по моему позвоночнику, я повинуюсь, стараясь оттолкнуть застенчивость, поскольку чувствую твердые руки на моей заднице. Эш сжал, а затем ослабил хватку. Я ощущаю на себе его взгляд. Он садится позади меня и смотрит на мою киску.

— Отлично, — шепчет он, целуя меня туда. Я стону и двигаю бедра назад, желая большего, но Эштон встает, рассмеявшись, и шлепает меня по заднице. — Повернись, ангел.

Я поворачиваюсь, и он захватывает мои запястья в свои сильные руки, подняв их над моей головой.

— Не опускай, — говорит он, отпустив и сделав шаг назад, чтобы посмотреть на меня.

В этой позе моя тяжелая и высокая грудь выпячивается вперед, живот напрягается, а его великолепный член утолщается и шевелится. Эштон не берет и не трогает меня. Он просто захватывает каждый кусочек моего тела, каждый дюйм, каждое секретное и открытое место.

Наконец, когда под его взглядом мои соски напрягается, и влагалище опухает и увлажняется от желания, он приближается ко мне. Лениво трогает кончики моих волос, словно покупатель, осматривая лошадь, лошадь с гривой.

— Это все мое, ведь так?

— Да.

— Эти волосы, грудь и эта киска — все мое.

— Да, Эш, твое. Пожалуйста…

Он сурово смотрит на меня.

— Я скажу, когда захочу, чтобы ты умоляла.

Внутри меня все сжимается до боли.

— Да, сэр.

— Хорошо, — кивает он, посмотрев на кончики моих волос у себя между пальцев. — На колени.

Я встаю коленями на холодную плитку, но не обращаю внимания на неудобство, восхищенно взирая вперед. Его руки пробегаются по моим волосам, разглаживая их, затем правая начинает медленно поглаживать член. Медленно двигаясь от основания до головки, уверенно и осознанно, как и все, что делал Эш. Я горю огнем, рассмотрев его сильную, большую и покрытую шрамами руку. На груди едва заметны темные волоски, которые от пупка до члена становились темнее. Все в нем — ноги на ширине плеч, сжимающиеся мускулы на руке, пока она гладит ненасытный член с вспухшими венами — настолько мужественное, грубое, жадное.

— Эти волосы, — говорит он, наматывая их на кулак.

Я ощущаю рывок у корней, но не против. Я хотела, чтобы он дергал меня за волосы; хотела, чтобы мне в глаза попадала вода; но больше всего хотела увидеть, как Эш кончит.

Он не теряет времени. Его рука напрягается, быстро двигаясь; глаза прожигают дорожки от лица до моих сосков, до голых коленей на плитке, и наконец, замирают на локонах светлых волос, скрученных вокруг его руки. Он издает низкий выдох, рельефные линии живота напрягаются, а темные ресницы подрагивают. Эш кончает — не на мою грудь или лицо, а на волосы, которыми так одержим. Я наблюдаю за ним с жаждущим очарованием. Как он извергается: толстый, горячий, длинный. Мои золотые волосы теперь усеяны белыми жемчужинами его спермы.

«Я могла оставаться в таком положении все время», — думаю я. На коленях, помеченная, рядом.

Но у нас нет вечности. Мне приходится бороться с чувством разочарования; я напоминаю себе, как ограничено время Эша и так будет еще долгие годы. Не будет дня, когда он сможет посвятить мне все время. Не будет ленивых рассветов в кровати, не будет моментов, когда мы не будем смотреть на часы. Я не стану более чем десятиминутной любовницей, пока он будет женат на стране.

Я тянусь к его ногам, прильнув лицом к бедру, пытаясь скрыть собственные мысли, и он позволяет мне это. Поглаживает мою голову, разрешая уткнуться носом в его тело. Мое желание отступает сразу после осознания отчаянной потребности быть рядом с Эшом. Чтобы успокоить себя, чтобы убедиться, что он — настоящий; что прямо сейчас, в этот момент, он мой, а я могу использовать и любить его.

Через некоторое время Эш оттягивает мою голову назад, потянув за волосы — на этой раз нежно — и смотрит на мое лицо. Он ничего не говорит, не спрашивает, что случилось, ему этого не требуется. Он слегка кивает сам себе, будто ожидал этого, затем за локти поднимает меня на ноги.

— Стой на месте, — говорит он.

Ждет, когда нагреется вода и направляет душ на мою голову. Эш не позволяет мне действовать самостоятельно — моет мне волосы, делает массаж и втирает кондиционер. Я расслабляюсь и позволяю сильным пальцам делать всю работу, смывать следы его оргазма.

Шампунь и кондиционер для женских волос были новыми, и я думаю, не послал ли Эш за ними вчера днем. Или еще несколькими днями ранее, когда я сказала Эмбри, что встречусь с Эшем. Я отмечаю, что он искусно моет женские волосы, но тут же вспоминаю, что он вдовец. Он был женат несколько лет. И, конечно, делал это ранее.

И, конечно, я не завидую мертвой женщине. Конечно, нет.

В любом случае, Эш был столько же искусен, сколько нежен, и в течение нескольких минут мы моем друг друга, а затем вытираем полотенцами. Я сажусь на кровать, наблюдая за тем, как мистер президент одевается, закрепляет запонки и завязывает галстук почти так же эротично, как и все, чем мы занимались последние двенадцать часов.

Я почти набираюсь смелости, чтобы спросить, когда вновь увижу его, как он поворачивается ко мне, поправляя серебристый галстук.

— Знаешь, я ненавижу это так же, как и ты, — говорит он, взглянув на меня, — ненавижу втискивать тебя в рамки. Ненавижу, что не могу подарить тебе все свое время. Всего себя.