— Был все лишь поцелуй, — говорю я, покачав головой. — Почему ты…

Эштон поднимает руку, чтобы остановить меня, и я замолкаю.

— Я не позволю тебе сделать это, — говорит он. — Не смей отвергать то, что случилось, или говорить, что это не стоит вспоминать. Я помнил. Я помню. И я не хочу забывать и секунды того вечера.

— В это невозможно поверить. Ты, Максен Колчестер, помнил обо мне. Думал обо мне.

Мои слова вызывают в нем тяжелое дыхание, наравне с недоверчивым смехом.

— Мы встречаемся спустя столько лет, — говорит Эштон. — И ты полагаешь, что я не думал о тебе? — Он делает шаг ближе, настолько, что я могу наклониться и прижаться губами к его льдисто-голубому галстуку, если захочу. Галстук был почти такого же цвета, как глаза у Эмбри.

— Взгляни на меня, Грир, — приказывает мне президент. Я делаю, как он сказал. До боли тяжело смотреть ему в лицо — он столь совершенен, но еще больнее не делать этого.

— Все слова, которые мужчины используют, говоря о женщинах, — очаровательные, обаятельные, увлекательные, они не могут описать и части того, что я испытывал к тебе и твоей горстке разбитого стекла. Я думал о тебе той ночью, и следующей, и потом, когда меня отправили в Карпаты. Ты была всем, о чем я думал. Я представлял в своих мыслях, что, вернувшись после войны, я найду тебя в любом университете, где бы ты ни была. Я бы целовал тебя, пока ты не стала такой же, как в тот вечер; ты бы умоляла меня делать все, что бы я ни захотел. — Его зеленые глаза темные, неистовые, зрачки расширяются. — Годы спустя, когда я, наконец, вернулся домой, все, чего я хотел — найти тебя. Но… война началась снова, меня повысили, и Мерлин нуждался в моей помощи, а потом я познакомился с Дженни… — он выдыхает. — Я сделал ей предложение накануне нашей встречи в Чикаго.

Чикаго. Ночь, когда я встретила Эмбри. Ночь, когда я потеряла девственность.

— Эш, ты не должен…

— Должен, — он обрывает меня. — Потому что думаю, что ты не веришь мне. И это делает меня ужасным мужчиной, который жаждет тебя все это время, спустя столько лет. Потому что я хотел тебя, даже будучи женатым на Дженни. Использовал каждую возможность, что у меня была, чтобы найти твоего дедушку, чтобы просто послушать новости о тебе. Какой академической ступени ты достигла, какую сферу выбрала для высшего образования, хотела ли вернуться в Америку или остаться в Англии. И поздно ночью, когда Дженни спала рядом со мной в постели, я вспоминал наш поцелуй. Каково это было — прижимать тебя к стене. То, как твой голос звучал у меня в ушах, когда ты затаила дыхание и удивилась, будто я только что сделал тебе подарок. И я ненавидел себя за это, но не мог остановиться. — Его глаза находят мои. — Итак, почему я хотел встретиться с тобой сегодня? Потому что я не мог перестать желать встретиться с тобой десять лет. Потому что я хочу тебя. Хочу снова поцеловать тебя. Хочу все узнать о тебе: что ты любишь и ненавидишь, что изучаешь. Чего ждешь от будущего. — Подняв руку, он большим пальцем касается моей нижней губы. — Я хочу, чтобы ты была моей.

Я пытаюсь скрыть свою дрожь. Он не может знать, не может знать, как эти слова действуют на меня. Они пробиваются через кожу и попадают прямо в вены.

Будь моей.

Не «давай сходим на свидание», не «будь моей девушкой». Это было бы более чем банально, и Эш знает это.

Но радость преследует резкий жестокий голос:

Помнишь, как тебе было больно раньше?

Это не может быть правдой.

Это сумасшествие.

Скажи «нет».

Уйди.

Я качаю головой, но палец Эштона все еще касается моих губ. Я борюсь с желанием укусить его или облизать. Вместо этого я смотрю ему в глаза и говорю:

— Ты ничего обо мне не знаешь кроме того, что я однажды целовалась с тобой. Этого недостаточно, чтобы построить что-то.

— Тебя пугает, что я думал о тебе так?

На мгновение я задумываюсь. Нет, на самом деле, особенно учитывая, сколько я думала о нем. Даже больше, чем думала — я писала ему. Я помнила о нем.

— Нет. Просто… неожиданно. Я понятия не имела, что ты чувствовал…

Его палец в последний раз скользит по моей губе, а затем переходит к линии моего подбородка.

— Я был на войне, Грир. А потом был женат. Я ничего не мог сделать.

— Я понимаю, — киваю я, и молчу, потому что мои мысли проносятся в голове быстрее, чем бьется пульс, соединяя мои мысли с чувствами.

Теперь я знаю, что Эш думал обо мне так же, как я о нем, все эти годы. Настолько взволнованная его желанием быть со мной, я не могу притворяться, что мысль об этом не вызывает у меня головокружения. Как будто моя кровь насыщена кислотой, а тело переливается эмоциями. Волнение, похоть, облегчение. Но эти десять лет не просто прошли, они оставили на мне несмываемый след. Я влюбилась в Эша, а пришлось наблюдать за тем, как он женится на другой женщине. Я спала с другим мужчиной, только чтобы больше не думать о нем.

Словом, последнее десятилетие послужило суровым уроком для моего сердца, и я была очень способной ученицей. Я построила стены вокруг своих чувств, барьеры, мосты и рвы — все, чтобы защитить себя от подобной раны.

И как я могу думать о том, чтобы сказать Эшу «да»? Как я, осторожная замкнутая Грир, могу согласиться стать его? Что если он снова причинит мне боль? Что если он разочаруется во мне или влюбится в кого-то другого?

И самый большой вопрос из всех — как я смогу встречаться с Эшем, когда позади Эмбри?

Впервые Эш выглядит недоуменно.

— Ты ищешь причины, чтобы сказать «нет», не так ли? — тихо спрашивает он. — Тот вечер не значит для тебя того, что значил для меня?

Я быстро качаю головой.

— Нет, нет. Этот вечер для меня все. Именно поэтому это плохая идея. Кроме того, ты президент, в твоей жизни нет ни времени, ни места для какой-то подруги, и я боюсь, что мне будет больно. Боюсь, мы обнаружим, что между нами нет ничего общего, а наш поцелуй лишь случайность, и даже после этого ничего не будет иметь значения, потому что я все равно полюблю тебя. Я влюблюсь, и даже когда мы узнаем, что были не правы насчет друг друга, я снова буду сходить с ума по тебе…

— Снова? — спрашивает он.

Я пытаюсь отвернуться, но Эштон не хочет отпускать меня. Он держит мое лицо напротив своего, наклоняясь, пока наши носы не соприкасаются.

— Боже, если бы ты только знала, что для меня значит услышать эти слова, то же самое происходило с тобой, — говорит он хрипло. — Скажи, что мне нужно сделать, чтобы заслужить это. Скажи, что нужно, чтобы заставить тебя чувствовать то же, что я чувствую. Я сделаю это. Все, что угодно.

Я чувствую его дыхание на моих губах. Теплое и близкое. Я должна заставить этого мужчину пообещать, что он будет верен, честен или, по крайней мере, заботлив. Но это было бы слишком близко ко лжи, вместо этого я признаю страшную правду:

— Тебе ничего не нужно делать, Эш. Я уже твоя.

Он выдыхает, вздрагивает и прижимает свои губы к моим.

Он совершенно не похож на наш первый поцелуй, и в то же время он такой же. Я все еще чувствую мягкость, юность и женственность, когда он прижимает меня к своему телу. Я все еще чувствую, что хочу раствориться в нем, во всем и сразу. И его все такие же тихие и глухие гортанные стоны, словно он не в силах помочь себе, будто я безвозвратно лишила его сил, всего лишь позволив прикоснуться к моим губам.

Наш первый поцелуй был импульсивным, волнующим и потрясающим, но незапланированным, поцелуем незнакомцев без прошлого и будущего. Но сейчас Эш целует меня целенаправленно, с обещанием большего, будущего, с привязанностью и заботой. И я целую его как женщина, а не девушка, столь же нетерпеливая, как и тогда, но более опытная. Готовая сдаться.

Мы отстраняемся, и я смотрю ему в глаза.

— Вау, — шепчу я.

— Вау, — он смеется в ответ.

— Это мой первый поцелуй за пять лет. — Не знаю, почему признание вылетает из меня, но это случилось. Я хочу, чтобы он знал, как много значил для меня тогда и как много значит сейчас.