И Шишканов решился: сам, без оружия, пошел к Бережнову. Провожали его Арсё и Журавушка. Нашли его «войско» в распадке, где стояло старое зимовье, которое строили в былые времена побратимы, правда, к зимовью теперь прилепились бараки. Для ста человек нужны были жилье и еда. Встретились. Дозорные схватили пришельцев, хотели пристрелить на месте, но Евтих Хомин остановил:

– Команды на расстрел гостей не было. Ведите к командиру.

Бережнов хмуро встретил Шишканова. Молча показал на стул, что колченого прилепился к печи. Сел на лавку, побратимов же оставил стоять. Бросил:

– Слушаю!

– Слушай. Я знаю ваши задумки, ваши планы. Но они не исполнимы. Красная армия наступает. Белые мечутся в поисках новых союзников. Почти все союзники ушли, кроме японцев. Наша победа не за горами. Что вы будете делать дальше? Не лучше ли Ковалю и тебе распустить банду и выйти к народу, встать на его защиту? Пойми, Степан Алексеевич, что ваша карта бита. Сегодня мы не трогаем вас, завтра же обрушимся на вас всеми силами. Думайте и решайте. Даю вам на раздумья один день. А мне, если позволите, разрешите поговорить с народом.

– Агитировать хочешь? Не позволю! – закричал с порога вошедший Коваль.

– Погоди, не шуми, – остановил Коваля Бережнов. – Пусть говорит, ежли народ прислушается к его гласу, то, знать, народ прав, Шишканов прав. Пусть говорит, а мы со стороны послушаем.

– Снова закрутили, товарищ командир? – зашипел Коваль. – Вы и раньше миловались с Шишкановым. К нему сегодня решили повернуть? Сгорите.

– Не стращай, человек на то и рожден, чтобы жить и грехи творить. Идите, товарищ Шишканов, к народу и поговорите с ним. Ежли ваша возьмет, то отпущу с миром, если нет, то уж не обессудьте. Собрать отряд, пусть послушают большевистскую правду, ежели она есть, – приказал Бережнов и перекрестился.

Шишканов поднялся на пень с газетой в руке:

– Товарищи, я не буду что-то измышлять, что-то придумывать, я просто зачитаю некоторые призывы и сообщения белогвардейской печати, а уж вы решайте сами, как вам жить дальше, что делать. Но и другое скажу – от себя, от своего понимания, – что все мы можем ошибаться, не только мы, но и революция в целом. Революции не делаются в белых перчатках, они были и будут кровавы, потому что одна сторона стоит за правду, другая за кривду. Вот и сходятся две стенки, а уж чья возьмет, то одному Богу известно. Ошиблись вы или нет – это уж сами судите. Судите и другое, что когда народ поймет, чья сторона праведнее, то его уже не удержать ни окопами, ни штыками. Вы ушли от народа, вы затаились, ожидаете, чья сторона падет, чью можно поддержать. Падет сторона неправды. Вот я вам прочитаю воззвание генерала Пепеляева, о котором вы все наслышаны, которого кое-кто ошибочно называет революционером и демократом. Он обычный генерал, с обычной мечтой поставить нового царя во главе России. Вы же, в большинстве бывшие раскольники, бегали от царей, были гонимы, неужели вам нужен новый царь. Итак, читаю: «Граждане! Настал грозный час военных событий. Большевистские деятели во главе с Лениным и Троцким напрягают последние усилия и поставили всё на карту, чтобы прорвать железное кольцо народных армий, окруживших всю Россию.

Красными использовано всё, что можно. Они мобилизовали всё мужское население от семнадцати до сорока пяти лет в строй, а старших – на службу в тылу. Они усиленно развили агитацию, забрасывая миллионами листов с самыми гнусными, льстивыми обещаниями.

В армии у них введён суровый террор, и каждому комиссару дано право убивать солдата за малейший проступок.

В занимаемых ими местностях они немедленно мобилизуют всё мужское население, ставя его под ружьё, забирают все припасы, лошадей, хлеб.

В самой советской России стоит страшнейший голод, грабежи, своеволие, убийства; болезни уносят ежедневно тысячи людей в могилы. Отдельные отряды из мадьяр, китайцев и латышей служат главной опорой большевиков как в тылу, так и на фронте.

Наша армия, ведя неустанно и бессменно войну, не выдержала и отошла, отдав снова в руки врага сотни тысяч граждан на грабёж и разорение.

Доблестные части вверенной мне группы, только что разбив врага и взяв Глазов, в связи с отходом на юге получили приказ отойти, и бой жестокий и упорный будет идти на занятых позициях.

В этот грозный час великой борьбы обращаюсь я к населению освобождённых ценою страшных жертв областей.

Братья, граждане! Мы не должны допустить гибели Родины.

Когда армия шла вперёд, всякий мог сидеть спокойно. Пришло время, когда Родина требует великих жертв от честных сынов своих.

От имени умирающих за святое дело свободы и счастья храбрых офицеров и солдат я обращаюсь к населению: “Все на борьбу с врагом!”

Без всяких различий веры, положения, сословия – каждый должен помочь всем, чем сможет.

Кто может – идите добровольцами.

Народ должен жить и будет жить, но он сам должен напрячь все силы.

Граждане, не призываю я вас к спокойствию: позорно быть спокойным, когда Родина гибнет, когда половина России поглощена анархией, а другая сыта и спокойна, и только горсточки храбрецов одиноко умирают в бою.

Я обращаюсь к земству.

Призовите население к борьбе с врагом, попирающим все права народа.

Я обращаюсь к духовенству.

Призовите народ к борьбе за веру, за святыни Русские.

Я обращаюсь к крестьянам.

Встаньте на борьбу за разграбленные земли ваши, за землю и волю.

Я обращаюсь к рабочим.

Не верьте тёмным слухам, которые злоумышленно распускают среди вас.

По примеру героев-воткинцев и ижевцев встаньте на борьбу с красным злом.

Я обращаюсь ко всем партиям.

Отбросьте партийные споры и разногласия, ведь прежде всего вы – русские; единая Родина, великая и нераздельная свободная Россия – вот лозунг, который должен объединить всех.

Будущность принадлежит нам всем, ибо не за отдельных лиц, не за партию боремся мы, но за весь народ, за свободу и счастье всей России.

Мы, сибиряки, могли бы сидеть в своей далёкой Родине, но мы, преодолевая и холод, и снега, и все лишения, презирая самую смерть, пришли к вам.

Сердце наше болело, когда уходили мы из освобождённых нами сёл и деревень.

Мы не можем допустить гибели Родины. Враг будет разбит, но мы ждём помощи от всего народа…»

К чему я зачитал вам это воззвание? А к тому, что дела белых плохи. Здесь же пишется, что отрезаны от Сибири Алтайская и Семипалатинская области. Отряды, которые образовало омское правительство, уходят к партизанам. Во всех областях Сибири вспыхивают восстания. Мы и ольгинцы держим этот таежный край в своих руках. Красная армия наступает, об этом тоже пишут белогвардейцы. Наши в Сучане бьют белых и японцев. Отряды Шевченка, Шевчука и других командиров рвут железную дорогу. Тысячи партизан наводняют тайгу. Вас же здесь осела сотня-другая, что вы можете сделать против восставшего народа? Против всей России? Против той правды, которая, как половодье, захлестнула всю нашу землю? А ничего. Просто убьете еще кого-то из своих братьев, спалите деревню – и не больше. Говорить я кончаю, вы люди, много повидавшие в жизни, думайте.

Голодны мы, может быть, командиры накормят нас? – буднично закончил Шишканов.

– А чем вас кормить? – прогудел богатырского сложения бородач. – Сами живы одними молитвами. От мяса уже животы пучит, на рыбу и глядеть не хочется. Мужики, давайте кончать эту возню и выходить домой! Товарищ Шишканов, я ухожу с вами. Будя!..

– Шишканов, остерегись! – крикнули из толпы, здоровяк бросил взгляд на Кузнецова, тут же прикрыл своим телом Шишканова. Прогремел выстрел. Кузнецов прыгнул на коня и ушел по тропе.

– Догнать подлеца! Убил Перфилия! – кричал Бережнов.

Шишканов склонился над убитым. В застывших синих глазах отражались тайга и серое небо с рыхлыми белыми облаками.

Тихо сказал:

– Человек остался человеком. Вот так-то, Степан Алексеевич. Кого хотели убить? Меня. А народ не дал. Прощайте! Прости, мужик, не за твоей смертью шёл, вас шёл спасти от нее. – Поклонился взъерошенной толпе, не оглядываясь, медленно пошёл по тропе, а следом за ним двинулась эта неурядная насупленная толпа.