– Так точно, господин штабс-капитан! Хоть завтра. Хоть счас.

– А ты, верный мой рубака, Ромашка, ты пойдешь домой?

– Никак нет, господин штабс-капитан. Мы с вами повиты до могилы одной веревочкой.

– А вы, вы мои верные конники, мои головорезы, вы готовы пойти домой, зная, что эта война грабительская, что эта война чуждая для вас? – обратился уже ко всему батальону Бережнов. – Кто готов уходить домой, те поднимите руки!

Вскинулся лес рук вверенного Бережнову батальона. Большая половина была готова бросить винтовки.

– Ну вот, товарищ Лагутин, сами видите, на чем армия держится. Лишь самая сознательная часть этой армии готова остаться в окопах. Её держит либо приказ, либо понимание того, что нельзя открыть фронт немцам. Нельзя распускать армию!

– Можно и нужно в том случае, когда мы заключим мир с Германией. Можно и нужно, чтобы страной правил вооруженный народ, народ сознательный, народ понимающий, во имя чего и ради чего он это делает. А вы, господин штабс-капитан, всё поставили с ног на голову.

– Значит, не по-вашему поставил? Тогда прошу прощения. Я как понял вашу программу, так и выложил ее перед солдатами. Но и другое здесь понял. Раньше я думал, что все кавалеристы на одно лицо, все верны власти, народу, готовы головы сложить за Россию-матушку, оказывается, это далеко не так. Сколько умов, столько и мнений. Едино мнение у всех – это мир, а не война. Есть в моем батальоне эсеры, меньшевики, даже анархисты. Последние посмешнее будут других. Вот и послушаем вожака анархии, остальных мы слушаем уже второй месяц. Заговорили всех. Потапов, выходи и выложи свою программу!

На лафет поднялся огромный детина. Коновод. Вяло, будто слушал себя изнутри, заговорил:

– Мы стоим на самых правильных и твердых позициях, потому я от своей братвы буду говорить твердо и верно. Большевики – это враги всякого народа. Они хотят совсем немного: через народ захватить власть. Потом поиграют с нами в салки, возьмут за загривок и, как кутят, носами в отхожее место. Одно у них верно – это армию долой! Народу оружие! Народ – это власть! Я – это власть. А раз я власть, то мне не нужна никакая власть. Что хочу, то и делаю. Хочу – воюю, хочу – иду к бабе под бок. Соскучился, спасу нет, по бабе-то. Ночами снится, стерва. Значит, мы должны стоять до конца за то, чтобы в России не было никакой власти. Анархия, и только анархия. А это значит, что у нас будет полный порядок…

– Господи, – простонал какой-то солдат. – Какой только швали нет в армии! Господин штабс-капитан, да гоните вы его отсюда! Власть, безвластие, воры, грабители, а как жить честному человеку?

– Прочь!

– Вон! – туго зарычали солдаты. Анархист спрыгнул с лафета и смешался с толпой солдат.

Пришел приказ откомандировать Силова в Южно-Уссурийский край, на предмет поисков новых месторождений железной руды, а также решения вопроса сооружения металлургического завода и выбора варианта строительства железной дороги первой очереди в бухту Святой Ольги.

Федор Андреевич через Куланина был приглашен к Ленину в особняк балерины Кшесинской. Ленин нашел минуту времени, чтобы поговорить с рудознатцем. Он радушно принял Силова. Дотошно расспрашивал о богатствах недр Дальнего Востока. Силов сначала смущался, но, ободренный Лениным, сделал обстоятельный доклад об открытых им и его товарищами месторождениях.

– Прекрасно. Вы едете на Дальний Восток. Хорошо. Ваша задача – искать руды, но как большевик-коммунист вы должны еще искать нити к сердцам людским. Ведь революция не для одного Петрограда, она для всей России. Поэтому несите, рассказывайте народу правду. Ни одной минуты послабления в поисках руд, ни одной минуты послабления в борьбе с врагами. Дальний Восток – это наш форпост на Тихом океане. Оттуда мы будем сдерживать аппетиты наших соседей. А это значит, строить заводы, которые бы лили сталь для пушек и кораблей. Поэтому весьма серьезно отнеситесь к порученной работе. Вам понятно, о чем я говорю, товарищ Силов?

– Так точно, товарищ Ленин.

– Прекрасно и легко говорить с понимающими людьми. До свиданья. Легкой дороги вам, – энергично пожал руку Силова Ленин.

– Дорога будет нелегкой, – остановил Куланин Силова. – Вы должны передать владивостокским большевикам литературу. Немного набралось, всего три пуда. Довезти надо, Федор, обязательно довезти. Наша литература не доходит до Дальнего Востока.

– Довезу. Кто заподозрит мастерового-солдата? А с другой стороны, человека, командированного Геологическим комитетом к его высокоблагородию Анерту?

– Будь осторожен. До свиданья!

И снова поезд мчал Силова через всю Россию, через весну. На пашнях уже бродили вороны, выискивая червей. Но в деревнях тишина. Они, почерневшие за время войны, затаились и замерли. Глядя на проплывающие за окном деревни, Силов думал о том, что и здесь идет борьба, борьба умов, душ. Люди ищут брода в этой войне, себя ищут. Куда податься, к какому берегу пристать? Большевиков, кому не лень, оговаривают. Оборонческие настроения царят даже в вагонах. И здесь спорят, а случается, что и хватают друг друга за грудки с криком: «Предатель! Бей его! Германцу хочет отдать Россию! Воевать до последнего патрона!» А когда будут расстреляны последние патроны, что делать тогда?

Федор молчит, не ввязывается в политические разговоры. Он солдат, его дело – выполнять приказы. А ещё он солдат революции, ему дан приказ довезти запрещённую литературу, передать привет дальневосточным большевикам от петроградских большевиков. А вагонные разговоры ничего не изменят. И, наверное, в каждом вагоне по десятку шпиков.

Без особых происшествий добрался до Владивостока, получил инструкцию от Анерта и через неделю вышел пароходом в Ольгу, чтобы тут же заняться любимой работой. Соскучился по тайге – не обсказать!

В мае 1917 года во Владивостоке состоялся первый краевой съезд Советов. Газеты широко оповещали о работе съезда. Одно смущало, что на съезде было 103 делегата от разных партий и земств, а большевиков набралось всего двенадцать человек, казалось бы, капля в море. И всё же большевики Приморья не пасовали, они выдвинули на съезде свою резолюцию: «Пора кончать с преступной войной, которую затеяли царь и его приближённые. Народ устал, солдат устал, вся Россия устала. Разруха, голод, фронт рушится…» Большинство, которое составляли эсеры, приняло решение за продолжение войны. Большевики биты, должны отступить. Но, ободренные апрельской конференцией, первой легальной конференцией большевистской партии, состоявшейся в последних числах апреля в Петрограде, литературой, что привез Силов, получив второе дыхание, они дрались. С помощью рабочих и солдат Владивостока, доказав, что Комитет общественной безопасности сугубо буржуазный, добились его роспуска. Проводили неустанную работу, чтобы оторвать рабочих, солдат, крестьян от эсеров и меньшевиков, создавали профсоюзы на флоте, на заводах. Борьба между большевиками и меньшевиками по возвращению большевиков из ссылок, из заграницы обострялась. Большевики пополняли свои ряды за счет сознательных рабочих. Владивостокский Совет разоружил полицию, заменил ее милицией. То же происходило и в крае. Но не везде. Газета «Красное знамя», став боевым органом большевиков, неустанно разъясняла лживость буржуазии, двоедушие меньшевиков и эсеров. Авторитет большевиков и Советов рос, росла и сознательность рабочих и крестьян. Но до победы было еще далеко.

В половине мая Федор Силов был дома. Отец – это даже чуть удивило Федора – расцеловал сына, огладил большую бороду, приказал гоношить стол. Выпили по жбану медовухи, Андрей Андреевич поделился задумками:

– Ну вот, царя нетути, есть новая советская власть, а всё осталось по-старому. Зря ты пугал меня страхами. Демократия – это даже хорошо, мы тут с Анертом замыслили открывать свой рудник, деньги его, мои, Ванина – и дело пойдет.

– Тятя, не торопись. Придут к власти наши, отберут ваш рудник и вас прогонят. Большевики набирают силу.