– Не знаю. Неуловима она потому, что ту банду кто-то упреждает. А кто, вот этого тоже сказать не могу. Что передать Устину?

– Пусть живет мирно. Должно все уладиться. Я очень жалею, что его тропа пересеклась с Никитинской. Не хотел бы сам попасть в такой переплет. А ведь могу. Никитин косит глаза и на меня.

– А как наш Шибалов?

– Затаился и сидит на хуторе. Тоже рука Никитина, который свалил все поражения на него. В прошлом Ивана усомнился. Я Никитину тоже напомнил его прошлое, он за револьвер. С револьвером руководить может и дурак. А ты душой попробуй. Поверь людям. Иван – понимающий человек, тоже должен отойти душой, перегореть и снова быть с нами.

– Где Коваль, что его не слышно?

– В городе. Политику анархистов вершит. Стал уже анархистом-коммунистом, а нас, коммунистов, люто ненавидит. Есть слушок, что некоторых ребят подвел под расстрел. Творит грязные дела. А его брат работает с нами, деловой парень оказался, но тоже сразу усомнились в его честности, мол, брат – бандит, чего же от младшего ждать. Воюет ладно. Смел. От пуль не прячется.

– Да-а, круто все заворачивается. Путня ладная. То ты с Ковалем, то я с ним, теперь он наш общий враг. Ну, я пошел. Бывай здоров!

Бережнов осторожно закрыл дверь волостного правления, чуяло его сердце, что в последний раз закрывает. Больше ему здесь не быть.

За окном апрельская ночь. В деревне Горянка тишина, лишь взбрехнёт где-то собака да проскрипит под ветром старый тополь – и снова тишина. Но Макару Сонину не до сна. Он, взлохмаченный, распушив большую бороду, при свете лампы писал: «И ходил я во град – нашу Приморскую столицу – и смотрел, и слушал, и читал. Сколько страстей, сколько обмана, сколько крови!.. А отверженные, так на тех и смотреть страшно: пьют, буянят, стреляются. Гиблый народ, умирающее племя. А рядом сильные, рядом могучие, знают, что их дело праведное, потому гордо несут средь народа свои головы. Это те, с кем и я воевал на фронте, те, с кем мне пришлось драться с Семеновым, даже видел тех, кто побывал в “эшелоне смерти”. Их час пришел, торжество настало. Эти люди праведны, эти врать не умеют. Но пошто же врут сильные мира сего, пошто они травят и обманывают мещан и разную шушеру? Или тем мещанам, тем отверженным такое вранье по душе? Всё может быть…

В “Голосе Родины” господин Зумото заверял, что он согласен дать русскому народу самому уладить свои дела. Это жить говорил член японского парламента. К чему же свелись его слова, мы посмотрим дальше. “Мы хотим остаться просто зрителями великой исторической драмы…” А тут подпевалы подхватили эти слова и начали заверять Зумото, что они-де сами всё устроят. “Пусть не смущают японское общественное мнение призывы и вопли обезумевших от страха людей за свое материальное благополучие… Эти люди ведь не олицетворяют наше общество… Среди нас, русских, имеются и такие люди, которые готовы сохранить свое добро даже путем национальной измены”».

Генерал Оой устроил банкет, чтобы выявить общественное мнение, и обмишулился в этой игре. Прислали свои приветствия только Колмыков и Розанов. Народ же, что был на этом банкете, выражал надежду, что японское правительство выведет свои войска из России. Народ как с цепи сорвался – все против японцев.

Помнится, что еще указом от 4 января 1920 года Колчак назначил Семенова Верховным Правителем Дальнего Востока. Семенов обещал земли мужикам, если они помогут расправиться с большевиками и пойдут крестовым походом на Москву. Предложил многим командирам партизанских отрядов идти в его армию, обещал чины генералов. Смехота! Розанов выступил за создание в Приморье государства, фактически зависимого от Японии. Но за изгнание японцев из Приморья высказались почти все слои общества. Никто не пошел к Розанову, все одержимы идеей прекращения Гражданской войны.

Теперь Розанов краснеет, обещает жить мирно с большевиками, которых он недавно вешал на фонарных столбах, готов вступить с ними в переговоры, если они раскаются за свои политические преступления. А народ чё? Народу было бы над чем смеяться.

В газете «Новости жизни», что печатается в Харбине, один из профессоров, кажется, Устрялов, написал, что свергнуть советскую власть путем оружия – это немыслимо и преступно. Хотя тот Устрялов был и остается защитником буржуазии. После статьи генерал Розанов и иже с ним начали распродавать ценные грузы, брать золото, готовиться к побегу за границу.

Японцы же либо беспробудно глупы, либо питают надежду снова вернуть атамановщину, закрыли на все глаза, еще помогают атаманишкам.

Во многих городах восстают целые гарнизоны. Полки в полном составе уходят к партизанам. Японцы затаились, видят, что на стороне восставших остатки чехов и американцев. Хотя любезно принимают у себя беглых атаманов и генералов. В последний день января Владивосток и другие города оказались в руках повстанцев. Власть генерала Розанова была свергнута, провозглашена власть земской управы. Это широко рекламируют и приветствуют доктор Гриса и командующий американскими войсками Гревс.

3 февраля командующий японскими войсками генерал Оой объявил, что прекращает войну и предлагает большевикам свободно входить в города и на железную дорогу. Большевики выходят и всеми силами поддерживают власть земской управы.

Без единого выстрела занимается город Хабаровск. Хотя японцы разрушили мосты, были готовы к встрече, они не стали воевать. Колмыков, который несколько дней назад писал, что на Шилке все спокойно, а потом дал телеграмму с обещанием перевешать всех большевиков Дальнего Востока, бежит с золотом за границу. Прихватил его с собой тридцать два пуда, но был схвачен китайцами и расстрелян будто бы за уничтожение их канонерских лодок. Другие же говорят, что его схватили хунхузы и повесили.

Теперь все газеты разоблачают кровавых атаманов. Об этом говорят бывшие офицеры, рассказывают о зверских и кошмарных деяниях атаманов Колмыкова, Семенова, Маковкина, Курдюкова, Дутова… И даже прокурор приамурского военно-окружного суда генерал-лейтенант Старковский называет атаманов садистами и тягчайшими уголовниками. Показывает их дела целыми томами, которые печатают газеты.

Люд сложен, люд переменчив, это надо понять каждому, кто будет впредь руководить государством. И быть ко всему понимающим, ежели видит, что дело зашло к пропасти. Хотя бы взять помощников атаманов, которые по их приказам вешали и пороли народ. Сейчас они вопят о Великой и единой России, требуют прекратить интервенцию. Дошло, проняло и эти злые и черствые души. Хотя и винить-то их трудно, ведь они защищали свое прошлое и прошлое России. Даже Тарабанов в мой приезд во Владивосток обрадовался мне, затащил меня в ресторан, поил вином и пивом и все говорил о дружбе и мире. Может, другие офицеры и не врут, а этот явно врёт. И пусть даже врёт, но и он помог сбить с панталыку японских генералов. Читал я в их газете “Владиво-ниппо”, где они со стенанием пишут в том роде, что мы, мол, бросали войска на Сибирский фронт, жертвовали жизнями наших солдат и своими на благо России. Но власть перешла в руки социалистов, которые твердят о нашей эвакуации. Тут же восклицают, а, мол, в каком положении находилась эта эгоистическая масса два года тому назад, когда наша императорская армия самоотверженно восстанавливала жизнь русского народа? Теперь же они несносно твердят о нашем уходе: “Добрые россияне, оглянитесь назад, вспомните то время, когда не было нашего войска, что тогда было! Ваши жены и дети страдали, родители умирали, мучимые порождением дьявола-большевика. Мы, не обращая внимания на дождь и слякоть, на снег и морозы, не высказывая и малейшего неудовольствия, круглые сутки старательно несли службу на пользу России. В результате такая черная неблагодарность, что ее кистью невозможно выразить…”

И смешно, и больно читать такие слова. Не будь вас, то давно был бы мир в России. Война только и держится на кончике ваших штыков. Японцы выводят свои войска из Амурской области, но в то же время вводят их в Забайкалье, чтобы усилить армию Семенова. Двоерушники и двоедушники!