К маю во Владивостоке сбились тысячи чехов, которым владивостокцы предоставили лучшее жилье, питание – гости, как ни говори. Но дни шли, а Америка не давала судов для их перевозки.

Здесь же во Владивостоке была сформирована конная часть, хорошо организованы и вооружены отряды красногвардейцев. Здесь скопилось большое количество оружия и боеприпасов. Центросибирь[62] просила вооружение и боеприпасы, но руководители Владивостока не согласились отдавать оружие. Каждому было ясно, что вот-вот выступят японцы. И они высадились 5 апреля. Формальным поводом послужило нападение на японскую торговую контору «Исидо» и убийство двух японцев.

По указанию Центросибири было предложено немедленно вывезти весь запас вооружения, боеприпасов, взрывчатых веществ, оборудования как транспортного, так и промышленного назначения, принять все меры, чтобы не сдавать город без боя.

На это последовало возражение Никитина:

– Чего вы паникуете? Нам ничто не грозит, американцы с нами, японцы ведут себя вполне корректно. Американцы не допустят японского вмешательства, тем более восстания чехословаков.

Председатель Центросибири Яковлев доложил о положении во Владивостоке Ленину. Ленин остался весьма недоволен политикой владивостокских большевиков, приказал немедленно создать Чрезвычайную комиссию по разгрузке владивостокских складов. Он же направит председателя от ВСНХ[63], а заместителя выделит Центросибирь.

Предупредил, чтобы дальневосточники не питали иллюзий на тот счет, что Америка не позволит японцам проводить агрессию. Империалисты всегда договорятся друг с другом и объявят войну Советам.

Одобрил работу Центросибири, предложил принять самые решительные меры обороны: при отступлении всё взрывать, ничего не жалеть, кроме народа. Народ победит, всё в свое время восстановит.

5 апреля Ленин послал ЦИКу Советов Сибири телеграмму: «Вполне одобряю резолюцию Центросибири. Советую подготовить склады продовольственных и иных продуктов, хотя бы путем реквизиции, для того чтобы серьезно поставить оборону. С послами переговоры должны начаться у нас сегодня. Ясно, что никаким заверениям теперь нельзя дать веры и единственной серьезной гарантией является солидная военная подготовка с нашей стороны».

7 апреля Ленин послал телеграмму через Иркутск для Владивостока: «Мы считаем положение весьма серьезным и самым категорическим образом предупреждаем товарищей. Не делайте себе иллюзий: японцы наверное будут наступать. Это неизбежно. Им помогут, вероятно, все без изъятия союзники. Поэтому надо начинать готовиться без малейшего промедления, и готовиться серьезно, готовиться изо всех сил. Больше всего внимания надо уделить правильному отходу, отступлению, увозу запасов и железнодорожных материалов. Не задавайтесь неосуществимыми целями. Готовьте подрыв и взрыв рельсов, увод вагонов и локомотивов, готовьте минные заграждения около Иркутска или в Забайкалье. Извещайте нас два раза в неделю точно, сколько именно локомотивов и вагонов вывезено, сколько осталось. Без этого мы не верим и не будем верить ничему».

Но это не встревожило владивостокских большевиков и левых эсеров, тем более анархистов. Суханов в сообществе с руководством сообщил, что положение не безнадёжно, так как существуют громадные разногласия между японцами и американцами, да и с другими союзниками. Никитин, как от мух, отмахивался от советов Центросибири и даже Ленина. Его поддерживали Суханов и Краснощеков, да и другие большевики тоже были настроены сепаратистски.

Когда Чрезвычайная комиссия занялась разгрузкой портов и складов Владивостока, начались возражения со стороны Краснощекова, Суханова, Никитина. Мало того, так рабочие-железнодорожники угоняли составы на запасные пути, прятали вагоны с оружием, не без поддержки большевиков.

Дальше – больше. Краснощеков мотивировал все это тем, что грузы были предназначены для войны с Германией, что за ними установлено наблюдение, что если Чрезвычайная комиссия будет вывозить материалы военного назначения, то он вынужден будет просить союзников для охраны этих грузов.

– Поймите, товарищ Кулинич[64], – говорил он прибывшему по указанию Ленина во Владивосток для организации разгрузки порта члену ВЦИК, – у нас тоже чрезвычайное положение. Мы все время должны лавировать, чтобы не вызвать инцидента с иностранцами. Вы же своими действиями только усложняете обстановку нашего до сих пор благополучного положения.

Кулинич не выдержал и сердито возразил:

– Вы что, ослепли? Японцы в городе, здесь же американцы и англичане! Неужели вы думаете, что они высадились, чтобы пожить мирно в этом «благодатном климате»?

А над городом туманы, промозглые дожди.

– Возможно, и так. Ведь они, так называемые вами «враги», даже город не патрулируют, никто ничего не предпринимает, да и не будет предпринимать, потому что им не позволит Америка.

– Слушайте, Краснощеков! Вы мужчина или мальчишка? Немедленно дайте нам списки всего военного снаряжения и продовольствия, что есть в порту.

– Не могу дать. Союзники не позволят, всё это идет против Германии. Пусть у нас с ней и мир, но не могу.

– Тогда я тотчас же даю телеграмму Совнаркому и буду требовать, чтобы вас исключили из партии. Даёте или нет?

– Хорошо! Нам тоже приходится согласовывать свои действия с требованиями советской власти. Списки я дам, но не позволю ничего отгружать без ведома Владивостокского Совета. Вы тоже поймите нас: мы удалены от центра, случись беда, и никто нам не поможет. Мы сами должны защищаться.

– Поймите вы, наконец! Если эти товары, это оружие достанутся врагам, то и вам не поздоровится. Того требует ЦК партии, того требует Ленин, чтобы всё, что возможно увезти отсюда, пустить на пользу революции.

Кулинич добился-таки согласия Краевого Совета депутатов, чтобы началась немедленная разгрузка Владивостокского порта, железнодорожных складов. А товаров здесь было много. При въезде в город сразу же бросалось в глаза оборудование для заводов, станки, пушки, промтовары и продтовары, лежавшие по обе стороны вдоль полотна железной дороги. Но Суханов и Никитин не согласились с постановлением Краевого Совета об отправке грузов из города. Мешали в этом также думцы, земцы, которые безраздельно орудовали на складах.

В ответ на это Хабаровский краевой комитет чуть ли не в полном составе выехал во Владивосток, чтобы немедленно начать разгрузку Владивостока.

Против выступили Суханов, Никитин, Краснощеков. Суханов горячо говорил:

– Да поймите же вы, наконец, что открытая разгрузка ускорит интервенцию. Особенно оружия. Может быть, вы и правы, что нельзя бросить это добро, но и нельзя брать нахрапом. Мы, и только мы здесь, на окраине России, стараемся предотвратить интервенцию.

– Вы молодцы! А мы, что ли, делаем, чтобы она началась?! – взорвался Кулинич. – Вы были против политики мира, выступили со своим протестом против Брестского мира. Вы, опять же, только вы до сих пор женихаетесь с меньшевиками и эсерами. От вас тянется ниточка к меньшевику Агареву в городскую думу и в Областную земскую управу к эсеру Медведеву – самым ярым противникам Советов, а уже через них в консульский корпус.

– Пусть так, пусть мы еще не везде порвали с этими партиями, это связано с нашей отдаленностью от центра, но могу вас заверить, что чехи – наши истинные друзья. Они готовы так же, как и американцы, выступить в защиту Советов. Хоть сегодня, хоть завтра они пойдут с нами, чтобы вышибить из Гродеково атамана Колмыкова. Мы знаем его цель: он хочет ударить по Никольск-Уссурийску, чтобы отрезать от краевого центра.

– Ну вот что, товарищи! Прениям этим не будет конца. Завтра же начинаем разгрузку. Всё! – отрубил Кулинич.

Работать было невероятно трудно, потому что Исполком саботировал, где можно – мешал, а сам Краснощеков многими грузами пытался распоряжаться лично. Он даже подбивал рабочих угонять локомотивы, прятать порожняк, не говоря уже о загруженных вагонах. Многое доносилось консульскому корпусу. Но бо́льшая часть рабочих, что понимали серьезность положения, срывали эти замыслы, разыскивали нагруженные вагоны, доставляли локомотивы. С трудом удалось к половине апреля собрать два эшелона с грузами, которые были отправлены в Россию.