На её макушке возвышается золотая корона, инкрустированная богатыми камнями и серебряными изящными цепочками. Середину венца украшает камень голубой бирюзы.

Женщина сидит на троне, как опытный и уверенный в каждом своём решении монарх, правящий страной с прошлого столетия. Она барабанит пальцами по подлокотнику кресла тьмы, и оплетающее кисть утончённое панье с аметистом, вздрагивает. Убранство Владычицы представляет собой белое платье, наполовину покрывающее туфли, талию охватывает узкий драгоценный пояс. Прямые плечи обнимает кружевное оплечье с нефритовыми «капельками», ниспадающими как сверкающие бриллианты. Тонкие брови и скулы такие же острые, как и взор Джюель Бертран.

Подле Владычицы стоит мужчина, одетый роскошнее, чем она сама. Его одежды, где хочешь, покрыты золотом. Волосы того же цвета, что и у его повелительницы, они спадают на одну сторону, полностью прикрывая его серый глаз. Я не раздумывая, понимаю, что он правая рука.

— Поздравляю с прохождением первого Испытания, — улыбка едва касается губ матери. Нет, мне показалось. Это была не усмешка. Нет.

— Благодарю, — непроницаемо отвечаю я. Никаких эмоций, держаться твёрдо. Передо мной моя родная мать, которую я мечтала увидеть всю свою жизнь, надеялась на чудо, что она вот-вот появится и споёт песню на ночь. Сейчас Джюель похожа на ту, кто убаюкает меня песней смерти. Она другая, нежели на той единственной фотографии у моей тумбы.

Тогда она была счастлива, широко улыбалась, оголяя жемчужные зубы. Рядом стоял отец. Сколько бы я не рассматривала его, мне всегда казалось, что он несчастен с моей мамой. А вдруг всё было совсем по-другому? Не было никакой аварии, а мой отец погиб другой смертью или вовсе жив?.. Джюель сидит напротив меня: тогда почему я не могу верить, что боги оставили мне хоть кого-то, кто будет любить меня так же как Айк? Не сомневаюсь, бабушка тоже любила меня, но никогда не показывала этого. Но мне требовалось быть нужной, любимой. Постоянные мысли, что она исполняет долг, выращивает груз, от которого потом избавится, убивали меня.

— Твой учитель скоро найдёт тебя. Желаю успешно пройти второе Испытание. Удались, я уставшая.

Бертран поднимется со своего громоздкого трона. Волосы осыпают её спину и грудь растрёпанными локонами. Её слуга берёт под локоть правительницу и уводит в спальню справа от возвышенного сиденья.

Я знала, что разочаруюсь. Знала. И не должна была воспринимать это близко к сердцу. Я представляю, как падаю на пол, бьюсь коленями. Определённо не здесь, не сейчас и не в этой «одежде».

— Одну минутку, ваше владычество, прошу, — голос Найджела раздаётся издалека. Он переносится ближе к тронной части зала. Владычица негромко вздыхает и взмахивает рукой на личного раба в богатых одеяниях. Тот двигается в её покои, обозлённый.

— Мой ненаглядный Найджел Гальтон, — уголок губ Владычицы приподнимается.

— Позвольте мне быть учителем вашей прекрасной дочери, — он опускает голову, изображая смущение.

— Снова продумываешь планы мести, мальчишка? Ты знаешь меня.

— Наступает день, когда глупые домыслы стоит оставить позади. Я виноват, что обвинял вас, лгал всем вокруг. Каково ваше решение, Владычица?

Она ухмыляется: не поверила. Даже я не верю Найджелу. Свою месть он не готов отбросить, как мешающий проходу камень.

— Выкинешь ещё что-то, — она приближается к покровителю, чтобы прошептать, но эхо доносит: — познакомишься с моей темницей.

— Спасибо, — сурово произносит Найджел и тут же подходит ко мне.

— Сволочь! — шиплю я, переступая порог. — Если будешь издеваться надо мной, Джюель от этого ни горячо, ни холодно.

— Есть в вашей связи что-то неизвестное мне. Джюель хранит секреты. Она так яро тобой интересуется, это уж точно не любовь. И если думаешь, что мой замысел заключается в издевательствах, ты глубоко ошибаешься.

— Замолчи, — отрезаю.

— С сегодняшнего дня я твой учитель. Относись уважительно.

— Никогда в жизни, — я громко прыскаю, скрещиваю руки и стремительно ухожу от Найджела, переступая бугристый пол.

Покровитель настигает меня, прижимает к прохладной стене и сцепляет пальцы на моём горле. Мои ноги виснут, я колыхаю ими, бью Найджела по рукам.

— Тоненькая, податливая, как у гуся. Хрусть и всё.

— Отпусти… меня.

Найджел напоследок усиливает хватку, запустив в кожу ногти, и отпускает мою шею. Я приседаю, поднимаюсь, запуская воздух в лёгкие. Я стану носить шипованный ошейник с ядом на остриях, чтобы никто больше не смел касаться шеи, тем более — душить. Пусть собственная кровь стекает по их локтям, а я буду злорадствовать.

— Запомни, ты внизу, — новоиспечённый учитель нервно усмехается. — А я смотрю на тебя свысока. Всегда буду. Ты — ничтожество, твоя мать — жалкая. Вы просто мусор, который нужно поскорее вынести.

— Сейчас только ты поступаешь как мусор. С тобой непросто будет, но ты увидишь, как я справлюсь.

— В сфере Чёрного Оникса ты выжила благодаря Коши, а здесь некому броситься тебе на помощь за красивые глазки. А ведь знаешь, если тебя выберет оникс… ты станешь молить о пощаде под гнётом Алисии. Она уничтожит тебя, когда узнает, что ты сделала с Грэмом, а мне на тебя не придётся тратить своё ценнейшее время. И так дел по самое горло: твоя мамочка ждёт, когда я начну бросаться в неё самыми сочными помидорами.

— Что это ещё значит? Что с Грэмом?..

Осознание впивается в грудь как колючка.

— Он знал, на что шёл, когда ринулся защищать тебя от правительства. Это день поистине легендарен. Все сферы то и дело бросаются сплетнями о бедняжке Грэме Коши. Флавиан уважает и чтит Вермандо, сказать, побаивается. Но даже наставник никак не повлиял на Владыку.

— К чему ты клонишь? — мне хочется так же вцепиться в шею Найджела и ногтями проколоть кожу, оставив сквозные дыры от нажима пальцев.

«Ты знаешь».

— Твой учитель в темнице. Пойдут годы… годы. Годы! Излюбленное предателями и нарушителями закона место гарантирует беспрерывные пытки.

Ради свержения Флавиана. Ради будущего сферы, в которой он вырос. Ради своих хранителей и покровителей. Ради моей силы.

Внутри всё сжимается до микроскопических размеров.

— Это… невозможно.

— Не будь наивной.

— Для тебя это забавно, но я чувствую себя виноватой! — выпаливаю я.

— О, да? Это он повинен в том, что решил защитить твою несчастную жизнь. Сферы бы ничего не потеряли, если бы ты погибла.

— Ненавижу тебя, — я качаю головой. В памяти хорошо отпечатался путь в мою комнату.

Я сажусь на кровать, обнимаю колени и кладу на них голову. Я не удосуживаюсь даже обувь стянуть. Борюсь с желанием уничтожить спальню: разбить вазы и статуэтки, разрубить кровать, как это сделал Найджел в нашу первую встречу, мне хочется разрушить стены, что меня окружают. Хочется броситься с вышки замка, приземлится на бирюзовую брусчатку и разложится на ней звёздочкой, ожидая, когда прервётся дыхание.

Я смотрю на дверь с выжженным символ сферы Голубой Бирюзы: людское сердце, пронзённое изогнутым кинжалом. Дверь моей комнаты мог бы открыть Грэм и позвать на очередную тренировку, но он стал узником, его мучают и пытают. Ему больно. Он страдает.

Я углубляюсь в сон незаметно. Когда просыпаюсь, обнаруживаю себя уснувшей сидя.

Я умываюсь холодной водой, провожу мокрыми ладонями по волосам, зачёсывая их к затылку.

Бессильная девушка с убийственным взглядом и буйным характером. Зеркало отражает ту девушку, какой её видят остальные. Но никто не знает, несколько я зла на этот мир; он втаптывает меня в землю толстым каблуком. Я карабкаюсь, рыхлю руками и ногами эту землю, дабы выбраться из-под каблука и сломать его пополам. Я знаю, что моя борьба будет длиться вечно, пока не одержу победу. Другого выхода и быть не может.

«Не вздумай умирать, Хейз».

Стук железных сапог. Я выдвигаюсь из ванной комнаты. Найджел одет в белую рубашку, штаны на тон темнее, руки облегают серебряные нарукавники, а на плечах покоятся наплечники.