— Если тебе тяготит такая жизнь, ты мучаешься, не можешь забыть своего дружка, — незнакомец медлит, — я убью его.

Слова комом застревают в горле. Я вытаращиваюсь на мужчину, он смаргивает усталость, всё медленнее закрывая веками глаза.

— Прими свою судьбу — Айк будет жить.

— Разреши попрощаться с ним, — перебиваю я.

— А ты не глупая, — незнакомец склоняется надо мной, вынуждая смотреть друг на друга. — Я знаю, что таким образом ты хочешь сбежать. А ведь когда люди прощаются, это сделать ещё сложнее. Тебе нужно забыть о нём, как это сделал он.

— Он не забыл обо мне, — твержу я.

— Силы хранителей в помощь, — возглашает мужчина, расправив руки. — Тебя не было в его жизни, он счастлив со своей девушкой, не зная о твоём существовании.

— Такую участь вы мне уготовили? — начинаю я и осознаю, что всецело верю ему. Крик срывается от неожиданно подступивших слёз. — Тогда сотрите и мне память. Я не хочу помнить о нём и мучатся. Прошу, — я выдыхаю и падаю на кресло с тряпками. Запускаю пальцы в волосы и нервно натираю кожу головы.

— Снова попытаешься сбежать — окажешься в темнице.

Мужчина уходит. Он оставляет дверь открытой. Хочет проверить, на что я готова ради себя и ради друга.

Нервирующая тишина, приторные голубые стены, мысли о доме и друге — это всё убивает меня.

Мужчина дал мне возможность сбежать. Будь это допустимым, он бы замкнул комнату. Есть что-то невозможное в этом месте.

«Ты потеряешься в замке».

Прошло около трёх часов — и то, это только мои предположения. Время тянется, как свежая жвачка. Выход вынуждает азартно поглядывать на него, в сознании мелькает картина, где я открываю шаткий кусок дерева, переступаю порог, прохожу домой. Валюсь в постель и забываюсь. Иногда воображение отыгрывается на мне: я представляю ограниченный коридор без окон, с теми же голубыми стенами. А рядом никого. Бывает, я представляю то, что утешит душу: лживая роскошь и сотня гостей, смеющихся от бодрящего неземного алкоголя. Мозг кипит, я не могу отогнать домыслы, и они крутятся, как колесо фортуны.

Вернуться домой. Я должна вернуться. Айк, скорее всего, проснулся, чтобы проверить, сплю ли я. Меня нет в кровати, нет дома. Он переживает. Второй голос твердит: «Он не знает, кто ты. Понятия не имеет».

Как он с такой серьёзностью может говорить о хранителях, чудовищах и покровителях, стирании памяти?! Неужели я так легко поддамся лепету?

Ожиданию чуда нужно заканчиваться, бездействовать глупо. Я, наконец, открываю, усиленно манящие меня двери.

Я прикрываю глаза ладонью, даю им привыкнуть к новой обстановке. Насыщенность голубых стен, как иголки, вонзается в глазные яблоки.

Я медленно подхожу к балюстраде из гранита, осторожно кладу ладони на тёплый поручень. Важно знать, сколько этажей мне преодолеть. Незнакомец не лгал — я в замке вот только он совсем меня не шокирует. В университете у нас были экскурсии по замкам, построенных из песчаника или известняка, зачастую — мрамора. Я видела и не такие масштабы.

Замок почти полностью сооружён из голубой бирюзы. По левой стороне протягивается полоса дверей из чёрного дерева, алюминия и других видов металла. Напротив меня в круг загибаются анфилады, украшенные белым узорчатым барельефом. Я подаюсь вперёд, наполовину высовывая корпус. Ввысь поднимаются тысячи рядов анфилад. Самая вышка будто затуманена — рассмотреть только под телескопом, куда ведёт путь. «Не такие масштабы». И всё, что я вижу — реально?

Я следую по коридору пять минут — он так и не заканчивается. Я оглядываюсь, и паника нарастает. Будто возвращаюсь в одно и то же место. Вокруг нет ни единой живой души.

— Эй! — зову я беловолосого незнакомца. На мой отклик не отзываются. Я бегу в обратную сторону, силы уплывают быстрым течением. Я располагаюсь у стены, прижимаюсь лбом, дабы остудиться. В метре от лица горят свечи. Настенный тройной подсвечник изготовлен из золота — уже не такой хлипкий, как гнилое дерево.

— Ты упрямая, Милдред Хейз, — раздаётся голос похитителя.

— Вот бы тебя чёрт побрал, — шепчу я и поворачиваюсь к нему. Всё же я рада, что он вернулся. Одиночество и безызвестие сводят с ума.

— Я думал, ты сразу выйдешь. Не это ожидала увидеть? — ехидничает он. — Знаю, свечение яркое. К нему возможно привыкнуть даже людишкам. Легче, конечно, если голубая бирюза выбрала тебя. Пока не вижу, что в тебе кипит страсть.

— Ты говорил, я нужна вам. Значит, вы опасаетесь потерять меня, — делаю вывод я, игнорируя его колкости. — Мне терять нечего. Вы отняли у меня всё за один день, когда я выстраивала это восемнадцать лет.

— Глупости.

Я перекидываю одну ногу через балясины, затем вторую — из-за сорочки у меня это с трудом получается. Ногами нахожу опору. Она ненадёжна. Одно движение — и я распластаюсь на мраморном полу, как летучая мышь.

— Хочешь сдохнуть? Вперёд, тебя никто не держит. Ты не особенная. А на данный момент не отличаешься от обычных людей, готовых рисковать по таким пустякам.

Я открываю рот, чтобы поспорить, но кто-то хватает меня за шиворот и кидает на пол. Я кубарем качусь к стене, и мгновенно хватаюсь за ноющее плечо.

— Не благодарите, Найджел, — произносит мой «спаситель».

Казалось бы, такое необычное имя, придаёт ему шарма. Но как таковой привлекательности у покровителя нет. Найджел кивает своему помощнику и тот поспешно спрыгивает вниз.

— Как он?.. — Боль мгновенно проходит, когда я отвлекаюсь на полетевшего вниз парня.

— Так же, как и все, — томно заключает Найджел.

Он лениво берёт меня под руку и помогает подняться: делает это с осторожностью, очевидно, не по своей воле. Будь моя судьба целиком в его власти, я бы точно стала летучей мышью, а перед кончиной отделалась бы парой пощёчин.

Его «бережное» отношение оказалось просто скукой: Найджел хватает меня за руки, как преступницу, и уводит в неизвестном направлении. Мы спускаемся по винтовой лестнице, которую я, клянусь, не видела.

— Куда ты меня ведёшь? — Найджел остаётся непроницаемым под давлением моих слов.

Мы останавливаемся подле ржавой двери с мощным замком. Найджел одной рукой срывает его и заталкивает меня внутрь. А когда заходит за мной, выдыхает так, словно пробежал кросс.

Тюремные решётки. Запахи сгнивающего железа, сырости и крови. Они ощущаются на языке. Хочется сплюнуть, но я натягиваю манерную маску. И зачем только?

— Это исправительное место для таких буйных, как ты, — оповещает Найджел.

— Ты думал, я буду прилежной? Меня похитили из собственного дома!

— Некоторые мирятся со своим предназначением быстрее, кому-то это нравится, а кто-то до сих пор ненавидит его, оставаясь в самых низах. Единственный разумный путь — принятие. — Найджел щурится. — Это не шутки, Милдред, ты должна выбрать. Либо ты здесь, — тихо говорит он, — либо наверху.

Он указывает пальцем в потолок со свисающими железными цепями.

— Я смогу смириться, если ты дашь мне попрощаться. И даже если мои знакомые меня не помнят, я хочу видеть их в последний раз, — заключаю я, и меня тут же бросает в жар.

— Я без проблем это устрою. Только… никогда больше не пытайся вытворять такое. Ты ещё смертная, должна беречь себя, — без заботы говорит он.

Мы поднимаемся по той же лестнице. Она длинная и очень крутая. С каждой поднятой ногой кажется, будто к ним привязали тяжёлые гири. Найджел с лёгкостью спешит наверх. Короткий белый жакет приподнимается от его быстрого шага. Каблук сапог цокает в точности как женский. На серебряном поясе, сжимающем талию Найджела, свисает меч, одетый в сероватые от грязи ножны, на рукоятке меча — три голубых круглых камня — бирюза.

Найджел оборачивается, словно чувствует, как я прожигаю его взглядом.

Не совсем далеко от нас раздаётся мелодичный женский смех. Навстречу шагают две рыжеволосые девушки и одна чистая брюнетка.

На каждой девушке красуется исключительно белая рубашка, но совершенно разного орнамента. Правую ногу тёмно-рыжей девушки облегает сапог из металла. У светло-рыжей девушки открыт живот и спина, грудь похожа на два твёрдых, но сочных яблока. Последняя девушка — брюнетка, одета откровеннее: бюст прикрывает плотная рубашка, а нижнюю часть тела закрывает чёрное нижнее бельё. Они носят при себе точь-в-точь похожие с Найджелом мечи.