Меценат неожиданно захохотал, откинувшись на спинку кресла.

— Что такое?

— Ох, Касьян. Я столько хочу испытать. Хочу таких забавных путешествий, как у тебя. Мечтаю завести ребёнка, тоже как ты. Завидую я.

— Кстати об этом. Объяснись перед Амплием, согрей душу его. Он жаждет заботы и любви.

— Мы знатно повздорили. Единственное, чего он жаждет — это моей кончины.

— Враньё. Он привлекает твоё внимание. Знаешь же его горячность.

— Я боюсь оставлять его одного, — шёпотом произносит Гайюс, уставившись в пейзаж лавандовых полей за окном. — Горевать будет.

Касьян подходит к другу, вынуждая его подняться. Они крепко обнимаются.

— Покорно извиняюсь за приобретённую чёрствость, — говорит Касьян, похлопывая Креона по спине. — Ему требуется горе, чтобы жить дальше. Примирится.

Хранитель заглядывает в обвисшие глазницы собеседника. Нет там сожаления о содеянном. Гайюс хочет сбежать, бросить затею спасти людишек. Но он ни за что не поступит бесчестно со своим лучшим другом, не даст рухнуть Земле ради любви к мужчине. Эгоистично.

— Да…

Мужчины завтракают тушёным мясом в соусе, салатом, потягивают вино.

— Не нужно тебе дёргать ниточки, — сообщает меценат сразу после окончания трапезы.

— Но…

— Тс-с-с. Я хранитель природы. Я постараюсь… Точнее, уверен, что смогу найти катаклизм. У меня не было должного обучения истинного хранителя. Один мухлёж, деньги и… Деньги! Завтра после рассвета отыщу помехи поблизости, отправимся галопом.

Миновал день. Рассветное солнце подпекает зеленеющую травку, лёгкий ветер качает ветки мохнатых деревьев, подталкивает течение пышных облаков, колышет седые волосы Касьяна и встряхивает курчавую бородку Гайюса. За пазухой каждого прикреплён оголённый меч. Он в точности такой же, как у Грэма.

— Что ты почувствовал?

— Свободу.

Оба остановились выпить воды посреди леса.

— Что ещё это значит? — интересуется Касьян.

— Я никогда этого не делал. У хранителей настолько сильная связь с природой! Естественная магия вынула меня из задворок, сбросила пинком каменные оковы. Я звал в темноте, а потом увидел свет. Мысленно помчался к нему. Очутился среди хвойной рощи, журчащих ручейков с кристально чистой водой, поющими синицами. Меня обдувал свежий, как долгожданный глоток воды воздух, почва покачивалась, как корабль в океане. Природа услышала меня, дала приветливую аудиенцию, а затем направила. Я оказался в бедном городке. В небе наблюдались страшные тучи. Надвигается буря на севере. Туда мы и держим путь.

Единомышленники сидят на парапете кровли чьего-то домика. Он достигает всего лишь двух метров в высоту. Забраться туда не доставило труда даже Касьяну. Он смотрит, на приближающиеся вихри. А Гайюс хмуро постукивает по черепице.

— Спаси меня, родненькая планета, — шепчет Креон.

Люди в спешке удрали из домашних очагов. По улице испуганно бегают собаки, кошки несутся прочь.

— А вдруг свершится чудо? — кричит девушка, выбежав из своего дома с одним только попугаем в руках.

— Чёрта с два я в это поверю, — ворчит её двойник — мама. — Не сойдёт беда. Ложь. Собирайся и беги. Я догоню.

Сердце кольнуло. Я вздыхаю. Не смерть, пожалуйста. Я не желаю чувствовать её запах, видеть уход на тот свет сотен. Реальность! Я смыкаю глаза, но видение не уходит, будто давая мне урок.

Первый фауг не торопясь кружит на территории с ветром средней скорости. Он опускается вниз, пролетая над травой, съедая часть катаклизма — шторм немного утихает. Мать девчонки ошарашенно оглядывается. Гайюс соскакивает с крыши, толкает её в плечо и приказывает уносить ноги. Половина его лица спрятана под чёрным платком. Без свидетелей.

Касьян, несмотря на старость, спрыгивает и мчится к фаугу. Я знаю, что это произойдёт — их план сработает. Касьян рассекает дымчатое облако и он, как пар растворяется в воздухе. Позади него Гайюс сокрушает ещё двоих фаугов.

Они переглядываются и пускаются бежать от бури. В это же мгновение она затихает, свист пропадает, мусор медленно спускается с небес. Фауги сохранили население, спасли их уничтожителей.

— Твари обитают повсюду, Гайюс. Даже вне нашей планеты. Они плодятся как блохи. И их надобно остановить.

— Пожертвовать придётся многим.

— Гранатовый сок, — говорю я девушке, и она через мгновение подаёт заказ в хрустальной чашке.

Я довольно улыбаюсь, сажусь за столик и быстренько выпиваю холодный напиток. Какое счастье, что сфера припасла целый бидон красной жидкости. Теперь буду чаще бегать в трапезную, доставлять себе удовольствие воспоминаниями. В своё единственное свободное время бабушка готовила нам сок из тяжёлых гранатов, превышающих по размерам мою ладонь. Тогда солнце вовсю пекло, нагревая железные загородки клумб, которые бабушка засаживала розами. Ухватив со стола полулитровую бутылку сока, я перелазила через надоедливые раскалённые железки, опускалась между колючими лозами, — там, где было больше места, — и принималась потягивать воображаемое вино.

— Ты бы ещё в огороде с тыквами разлеглась, — насмехаясь, ворчала бабушка.

— У нас его нет, — отвечала семилетняя я.

Соседи считали меня странной, порой — жестокой. В одиннадцать лет я ударила своего ровесника за то, что обнаружила его блондинистую макушку у своего окна. А ведь тогда у меня начинала расти грудь и я не носила бюстгальтер. Соответственно, я переодевалась, заметила мальчугана, накинула майку и пустилась в бега. Когда он стал жертвой моей подножки, я обломала ветку сливы и полоснула ею по щеке хулигана, вознаграждая жирной кровавой царапиной. Как будто вчера помню слова бабушки после беседы с его мамой: «Что за гены».

Я отправляюсь в свою комнату. В мои планы входит тренировка или хотя бы небольшая разминка. Я так устала, два раза преодолев восемь этажей, сначала подъём, а потом — спуск. Когда желудок взывает к кусочку жареного мяса, я жалобно вздыхаю. Ни за что не буду есть, если потом сразу же придётся сжечь все калории и проголодаться посреди ночи!

Я близка к своей спальне, но меня окликают быстрые лёгкие шажки — я разворачиваюсь и иду на шум. Как я его услышала?! На дыбы встаёт чёрный кот с блестящей гладкой шерстью. Он оголяет острые клыки, шипит и медленно отступает. Пара янтарей поблёскивает в мрачном коридоре, освещённом несколькими факелами, на углу которого будто всегда поджидает опасность. Я призываю гладкошёрстного обычным кошачьим жестом. Этот звук его только пугает: он издаёт продолжительное рычание.

— Думаешь, я буду ловить тебя? — где-то вдалеке слышится голос Грэма. Я, было, подумала, что он обо мне, но он смотрит только на кота, не замечая моего присутствия. Он хватает его на руки, осторожно поглаживает пушистый подбородок. Кот становится ласковым, шумно мурлычет и щурится.

— Он ваш? — любопытствую я и подхожу к Грэму. Он вскидывает брови, завидев меня, и поправляет питомца, чтобы тому было удобно.

— Да.

Коши выпрямляется и стремительно уходит. Я торопливо догоняю его, и он останавливается.

— Он голоден и умрёт, если я не покормлю его, Милдред. Займись библиотекой.

Выжженные в памяти лица итальянцев дружно, как надгробные портреты, встают перед глазами. Я обнаруживаю за собой дрожь, щипаю локоть и прихожу в себя. Их история постепенно становится моей. Одно дело — читать, другое — видеть, обонять, слышать. Я проживаю их жизнь, чувствую её пребывание постоянно. Мужчины точно стучатся ко мне, умоляют закончить том, дойти до конца. До их конца.

— Мне нужен перерыв. Обязательно, — тембром я даю понять, насколько сильно на меня влияют визиты в прошлое.

— Приступишь завтра. Я займусь котом. Потом мы идём на тренировку.

Я продолжаю следовать за учителем, он сжимает кота крепче и нервно сопит носом. Животное, будто примиряя хозяина, начинает мурлыкать.

Грэм отпускает питомца, и он шустро запрыгивает на кровать, испуганно закручиваясь в комок. Его выразительные орбиты широко открыты и устремлены на меня.