Объяснить происходящее детям.

Они не такие уже малыши, чтобы можно было соврать что-нибудь правдоподобное.

Если Алиске еще можно заморочить голову, то Ваньке придется сказать что-нибудь правдоподобное. Или даже правду.

— Алиса!

Я направилась в ее комнату.

Вела рукой по стене, словно прощаясь с этими стенами. Прощаясь. Это последний день в нашем доме. Оставаться здесь — невозможно. Я просто не сумею жить в одном доме с Мишей больше.

Не после того унижения, в которое меня окунула его любовница.

Комната дочери всегда была украшена с особой любовью. Сын — наследник, но дочь — принцесса. Так мы всегда говорили и покупали ей все, на что падал ее взгляд. И маленькая принцесса отвечала нам взаимностью. Мы могли бы избаловать ее, но она оставалась самым добрым и ласковым человечком в мире.

Мое сердце сжималось при мысли о том, что ее отец испортил жизнь и ей.

— Алисунь!

Дочка сидела на своей кровати и очень удивленно смотрела на свой чемодан.

— Мам, а мы куда?

— Знаешь, малыш, ты уже взрослая, поэтому я могу доверить тебе одну тайну… — я присела рядом с ней на кровать. — Мы с тобой отправляемся в путешествие. Это большой секрет… Но главное — ты завтра не пойдешь в школу!

— Ура!!! — Алиска вспрыгнула на кровать и начала прыгать по ней.

Ну вот, проблема решена. Я сразу взбодрилась. Малышка моя школу не любила так сильно, что под этим соусом ей можно было «продать» что угодно.

Все остальное она уже не слушала. Согласилась взять с собой самые любимые игрушки, покивала, когда я сказала, что не знаю, как долго путешествие продлится. Главное — что в школу не надо.

— Папа с нами поедет?

— Нет, папе надо работать.

Папина работа — тоже была понятная штука, она кивнула и отправилась переодеваться в комбинезон для путешествий. Я ей еще посоветовала налепить на него значков.

И тут в прихожей хлопнула дверь. Вернулся Ванька.

Ох.

С ним и так последние годы было нелегко.

Как же все пройдет сейчас…

Пока я шла, он уже успел направиться в свою комнату и теперь стоял в дверях, глядя на свой чемодан.

— Ты все-таки узнала, — спокойно сказал он, не оборачиваясь.

У меня подкосились ноги.

— О чем ты? — Дрожащим голосом спросила я.

— О папиной любовнице, конечно.

Он обернулся — на его лице было написано отвращение.

Мне пришлось вцепиться пальцами в дверной косяк, чтобы не упасть.

Напрасно я думала, что все душевные удары на меня уже обрушились. Оказывается, самое страшное было впереди.

— Как… как давно ты знаешь? — Слабым голосом спросила я.

— С лета, — Ванька прошел в комнату и пнул ногой чемодан. Обернулся ко мне. — Папа ждал меня с тренировки, я вышел раньше и увидел, как он лижется в машине с этой шкурой.

— Не говори такие слова, — автоматически отреагировала я, хотя если подумать была с ним совершенно согласна.

Он тоже скорчил рожу, выражая отношение к моим воспитательным методам.

— Он меня заметил, — продолжил он. — И сказал, что мне показалось. Но я ж не дурак…

Я провела дрожащей рукой по лицу. Не дурак… Сын у нас не дурак. А я надеялась его обмануть идиотской историей про тетю?

— Почему ты не рассказал мне? — Спросила я, стараясь казаться спокойной. Нам и без того придется пережить много всего. Не стоит ссориться с Ванькой, он и так сейчас в таком возрасте, что тронь — взорвется.

— Он мне платил! — Ванька глянул на меня с вызовом. — Чтобы я молчал!

Моя ненависть к Мише только что стала такой осязаемой, что меня могло бы ею стошнить. Черной страшной водой, пахнущей дегтем.

Как он посмел… Втянуть нашего сына…

В эту грязь!

У меня тряслись руки и холодело все в груди.

Ну как же так…

Оставаться здесь становилось совсем невозможно, но как я теперь уговорю сына?

— Вань… — я не знала, что сказать, и он это видел.

Как мать я полностью провалилась.

— И вообще это не мое дело! — С тем же вызовом бросил мне сын. — Это ваши разборки! Может быть, ты тоже виновата, что он изменяет! Мне школьный психолог сказал!

Тот школьный психолог, из той школы, за которую мы платим в год сумму равную бюджету небольшого африканского государства?

А, ну конечно, платит-то Миша… Значит, можно детей настраивать против меня.

— Собирайся, — сказала я. — Мы уезжаем.

— Нет.

Ваня прошел в комнату и сел на свою кровать, скрестив руки.

Какой он уже взрослый. Не устаю удивляться, что родила такого маленького младенчика, а теперь он выше меня ростом и такой дерзкий.

— Ванечка… — я еле оторвалась от косяка и сделала несколько шагов к нему. — Ну как я без тебя уйду?

— Вот так и уйдешь. — Голос у него был жесткий. — Вы меня все равно после девятого собирались в языковой интернат отправлять. Считай, что уже отправила. Я останусь с папой.

Я прикрыла глаза. Очень больно. Зачем он так?

Но Ваньяка все-таки был не совсем подонком, в отличие от его отца.

Голос его смягчился.

— Мам… Ну сама посуди. У меня тут школа, друзья, секции. Думаешь, в девятом разумно переходить в районную школу? Накроется тогда ваш интернат вместе с моим будущим. А секции? Ты будешь за них платить и возить меня туда? На какие шиши?

Он был прав.

Но так больно.

— В общем, не поеду, — он подошел к двери и захлопывая ее перед моим носом сказал: — Не теряй даром время. Бесполезно.

— Мама! — За руку меня дернула Алиска. — Мы едем в путешествие? Без Вани?

Я колебалась. Бросить собственного сына? Как бы ни было мне больно, ради него я готова была остаться. Пока я думала, кусая губы и разрываясь между долгом матери, женской гордостью и чувством вины за то, что не сумела сохранить семью, на мой телефон пришло новое сообщение.

Я вздрогнула, увидев знакомую аватарку.

Нажала…

На фото было фото огромного букета роз, розовые наручники с мехом и красная плетка.

И подпись: «Мой любимый обещал меня отшлепать за то, что я тебе рассказала. Угадай, что из этого достанется мне, а что тебе? Не угадала! Все мне — а тебе ничего!»

— Да, мы отправляемся в путешествие без Вани, — сказала я, выключая телефон.

Мое слишком богатое воображение не оставляло мне ни шанса. Меня тошнило.

Как же я ошибалась в своем муже, если он в любовницы выбрал эту дрянь!

Такси приехало быстро. Я оделась, помогла Алиске с рюкзаком, выкатила наши чемоданы на площадку.

Постояла несколько секунд перед дверью в комнату сына, чувствуя, как предательские горячие слезы копятся в уголках глаз. Будь ты проклят, Миш, будь ты проклят за это тоже.

Я решительно вытерла слезы. Алиска уже закатывала чемоданы в лифт и подпрыгивала от нетерпения, держа кнопку открытия дверей, а я не понимала — что-то мне мешается, но что?

Прошла на кухню прямо в уличных туфлях. Пусть теперь это уже не моя проблема.

Сняла с пальца обручальное кольцо и оставила его на столе.

Теперь все.

Если я думала, что с уходом из дома закончится самое страшное, то я очень ошибалась.

Все только начиналось.

Алиске ужасно нравилось в гостинице. Она перепрыгала на всех кроватях и диванах, заказала в номер картошку фри и лимонад, включила на планшете мультики и залегла в бурлящую джакузи. Я разрешала ей все, лишь бы не отвечать на вопросы.

Ничего страшного не станет с ребенком за один день на картошке и с мультиками.

Зато мне самой нужно было прийти в себя и понять, что делать дальше.

Первый же звонок телефона с номером мужа довел меня до панической атаки.

Не знаю, о чем я думала, когда, ломая ногти, выковыривала симку из него и ломала ее в пальцах. Только бы он меня не выследил!

Вторая паническая атака случилась, когда я поняла, что мой банковский счет привязан к этому номеру, а я напрочь не помню, взяла ли я паспорт.

К счастью, Серафима Матвеевна не подвела. Все документы были сложены в прозрачный кармашек и уложены в сумку.