В номере я упала в кресло и услышала, как расплакалась Алиса, уходя собирать чемодан.

В душе у меня боролось сразу несколько сил.

Одна требовала не сдаваться, противостоять желанию пожалеть Мишу и детей и выдержать характер. Ведь вот так, по мелочам, обычно и сдаешь свою крепость.

Так я и оказалась после пятнадцати лет брака рогатой женой. Потому что была слишком мягкой и любящей.

Другая сила требовала вывернуться наизнанку ради детей. Пожертвовать собой и сделать так, как лучше им. Ведь мы — лишь почва для нового поколения. Самое главное мое дело в жизни — вырастить счастливых людей. А я уже отработанный материал.

Третья просто хотела быть любимой.

Ничего больше. Просто немного тепла, которого мне так не хватало на этой войне.

Я сама готова была завыть не хуже Алисы, не понимая, что мне делать, какой путь выбрать.

Тихий стук в дверь номера я чуть не пропустила.

Я поднялась и за два шага до двери громко спросила по-английски:

— Кто там?

— Работница отеля, мэм!

Я распахнула дверь, и Миша тут же вытащил меня в коридор, одновременно бросая слова благодарности нашей горничной.

— Стой, дурак! Куда ты меня волочешь!

— Просто хочу поговорить, Лен. Давай отойдем.

Мы отошли в холл, где стояли диваны, и я присела, сложив руки на коленях.

Глаза на него не поднимала.

— Что ты хочешь?

— Если ты еще не поняла — то тебя, — усмехнулся Миша.

Он остался стоять и теперь покачивался с пятки на носок, засунув руки в карманы брюк.

— Не поняла.

— Так пойми. Я тебе который день показываю, что я изменился, а ты не хочешь увидеть, Лен. Давай вот предположим, что я реально стал другим человеком. Как бы ты могла это понять? Что я мог бы сделать для тебя?

Я равнодушно пожала плечами.

— Какая мне разница, кем ты стал?

— Нет, Лен. Разница есть. Мы с тобой идеально друг другу подходим. Ты не найдешь такого как я.

— Зато найду того, кто мне не изменял.

— А он возьмет и изменит! Зато я не изменю больше никогда! Что тебе важнее?

— Миш, это словоблудие…

— Хорошо, — прервал он меня, подошел к дивану, встал на одно колено и взял мою руку в свою. — Давай начнем с мелочей. Какое твое желание исполнить за один поцелуй с тобой?

Я посмотрела на него. Больше всего на свете мне хотелось закатить ему пощечину.

— Выпей молока и закуси селедкой, — сказала я.

На его ошеломленное лицо было одно удовольствие смотреть.

— Зачем?

— Чтобы ты следующие полсуток был занят делом и не приставал ко мне.

Миша поднял брови так высоко, как только смог, пожал плечами и сказал:

— Хорошо. Сейчас отправлюсь искать. Но сначала поцелуй.

— Хорошо, — кивнула я. — Обманешь — разговора больше не будет.

Какая-то юная дурость бродила в моей крови. Я наклонилась к Мише, положила ладонь на его щеку, закрыла глаза и попыталась вспомнить, за что я любила этого мужчину.

За дерзость. За красоту. За силу и властность.

За то, что он никогда не отступал. За то, что был щедрым и умным.

За то, что мог довести меня до экстаза за пять минут, считая раздевание.

За то, что выполнял все мои желания.

Разве он изменился?

Нет. Просто показался другой стороной.

Я никогда его не прощу. Но что, если он сможет преодолеть мое непрощение?

Я коснулась губами его губ, скользнула языком внутрь рта и почувствовала, как сильные руки сжимают меня изо всех сил, а прерывистое дыхание становится невероятно шумным.

Мы целовались минуты три… или три часа. Я потеряла голову, чувствуя горячую кровь под кожей. Ведь это был мой Миша.

Оторваться стало сложно. Но я смогла.

Он встал и ушел.

А я хихикнула, представляя, как он будет сидеть на унитазе все время, как мы будем лететь домой.

Даже не так грустно стало.

Телефон зазвонил, и я увидела, что мне звонит Маринка.

— Привет, подруга! — Зачирикала она. — Давно не слышались. Говорят, новости у тебя?

— Какие и кто говорит? — Уточнила я.

— Говорят, ты своего простила и он тебя увез жить в Америку.

— Врут. Болтают. Наоборот все, Марин. Из Америки мы возвращаемся, а я только крепче поняла, что я Мишу не прощу.

— Он с тобой провел все эти дни?

— Да.

— Угу-угу… не простишь.

— Ты ничего не понимаешь, Марин! — Попыталась оправдаться я. — Я его наказываю!

— Ага, ага…

— Вот увидишь! Все кончится разводом!

— Да, конечно. Разведешь ты нас всех знатно! А мы еще тебе сочувствовали! Я как дура тебе помогала! А ты задрав хвост к своему абьюзеру обратно поскакала!

— Ой, все!

Я повесила трубку. Подумала немного и позвонила Мише.

— Селедка отменяется! — Объявила я.

— Ну слава богу, — выдохнул он.

— Выпей уксуса.

— Зачем? Ты смерти моей хочешь?

— Нет, просто хочу, чтобы ты испытал такую же боль как я. И не недолгую, как с татушкой, а прям на всю жизнь.

— Ну и тварь ты, дорогая моя жена.

— Тварью был ты, дорогой мой муж.

— Лена!

Я отключила телефон и вернулась в номер.

Вздохнула и пошла извиняться перед дочерью.

Насколько я знала Ваньку, он еще даже не начинал собирать чемодан, поэтому общение с ним могло подождать. А вот Алиса правда расстроилась и у меня заняло немало времени успокоить ее и заверить, что мы пойдем в Диснейленд еще раз.

Когда я вышла из спальни, Миша ждал меня в номере.

— Что? — Спросила я.

— Испытай меня. Все, что захочешь. Любое невозможное, что докажет тебе, что я искренен.

Я посмотрела на него и сделала вид, что оцениваю его шансы справиться.

— Хорошо. Я загадаю самое невозможное.

Если Миша думал, что самой сложной частью будет тату на его самой драгоценной части тела, он жестоко ошибался.

Моей последней просьбой, последним приказом, последним желанием в нашей с ним совместной жизни будет кое-что другое. И любой исход будет для меня хорош. Исполнит он или нет.

— Оставь меня в покое, Миша. Не встречайся со мной, не попадайся мне на глаза, ничего не делай, кроме того, что мы с тобой договорились насчет детей. Не помогай. Просто исчезни.

Миша так сжал челюсти, что желваки побелели.

— Надолго?

Я промолчала, глядя ему в глаза. Пусть поймет сам.

— Надолго, я спрашиваю?! — Зарычал он.

Я все еще молчала.

— ЛЕНА! Я СПРАШИВАЮ — НАДОЛГО?!

Я выдержала его взгляд еще десять секунд, а потом прикрыла глаза.

Миша шумно выдохнул и вдруг в порыве безумной ярости вмазал кулаком в стену.

— Ссссссссссссс… Спасибо, любимая.

В последний день я не поехала в Диснейленд, оставшись в номере.

В самолете мы летели, почти не общаясь, только дети бузили как маленькие. Даже Ванька развеселился и весь долгий перелет развлекал сестру, тревожно поглядывая на нас с Мишей. Мы сидели на разных рядах, я попросила так рассадить. Но чувствовала спиной взгляд мужа.

Я прекрасно знала, что он чувствует, но мне его больше совершенно не было жалко. За прошедшие недели я кажется достигла нужного градуса отстраненности. Я перестала заботиться о нем как настоящая жена, я стала независимой.

Столько лет я прирастала к нему, и так быстро сумела оторваться.

Он был совсем другим человеком, больше не членом моей семьи.

Следующую неделю все было так, как я сказала.

Миша звонил в домофон, я собирала детей и отправляла их на улицу. Он отвозил их в школу, а потом возвращал. В дверь не звонил, по телефону тоже.

Каждый день курьеры приносили свежую еду и подарки. Цветы, игрушки для Алисы, девайсы для Вани.

Но не было даже записки.

Я почти не выходила из дома, потому что не знала, куда мне идти. Снова приходилось придумывать себе жизнь заново. Или у меня просто не было сил, потому что вдруг вся эта ситуация навалилась на меня, высасывая силы. Я постоянно чувствовала себя усталой и почти все время спала. Только готовила и убиралась, но без Миши на это уходило совсем мало времени. И помогала Алисе с уроками. Но она старалась меня не беспокоить. Сочувственно посматривал и Ванька.