Голос жесткий, такой жесткий, что мне хочется расплакаться и броситься к нему, чтобы утешил. Я сама все испортила?
— Я поверила фотографиям. Там ты был с какой-то блондинкой. В очень… недвусмысленных ситуациях.
— Каких же? — Поднимает он бровь. — Сидел в ресторане за столом? Открывал дверь? Пожимал руку?
— Нет…
Мои пальцы холодеют, когда я вспоминаю, что видела на фотографиях.
Хоть они и стерты из диалога, я помню их даже слишком хорошо. Они врезались мне в память намертво.
— Нет? — Снова вздернутая бровь. Знакомый жест — он подвигает ко мне чашку и я машинально встаю, чтобы налить еще чаю. Чайник шумит, это несколько секунд собраться с мыслями, пока слишком шумно, чтобы говорить.
— Нет. — Я подвигаю к нему чашку и снова сажусь. — Там у вас был… секс.
На последнем слове голос ломается, и слезы текут из глаз сами, забыв меня спросить, хочу ли я размякать прямо на глазах у мужа, который стал так жесток.
— Покажи фото.
Я зачем-то достаю телефон из кармана, открываю вконтакт, листаю его и смотрю на аватар с мертвой собачкой — знак удаленного аккаунта.
— Их больше нет. Их удалили.
— И ты не сохранила?
— Нет, я растерялась.
Мне кажется, или он слегка, почти незаметно, но с видимым облегчением выдыхает и опрокидывается на спинку стула?
— То есть, ты обвиняешь меня в измене, не имея никаких доказательств? По словам анонима в сети? Который удалил фотографии и мы даже не можем их проверить? И ты сразу — сразу! — Веришь этому анониму, Лена? После годовщины свадьбы? После всего, что я для тебя сделал?
Каждое слово прибивает меня к стулу десятисантиметровыми гвоздями.
Все так. Все правда. Но от этого не легче.
— Скажи, Лен, если бы я сейчас тебе признался, что у меня есть любовница, что бы ты сделала?
Чай остывает в его кружке, а в глазах Миши я вижу жестокую радость и не понимаю, что происходит.
— Я бы… развелась.
— Молодец.
Он встает из-за стола, и я седьмым чувством ощущаю, что вот теперь пришла настоящая беда. Холодеют руки и по спине ползет ледяная капелька пота. Зачем я это все затеяла! Почему не стерла те фото!
— Так вот, Лен. Если за пятнадцать лет я не сумел завоевать твоего доверия, может быть, развод и правда самый лучший вариант?
Он возвышается надо мной, опираясь на стол, а я трясусь и смотрю на него снизу вверх, и даже не могу встать, потому что ноги превратились в холодец.
Это происходит на самом деле?
— Я ухожу, Лен.
Кто ты, муж мой
Я не закричала в полный голос только потому, что голос у меня пропал.
Глядя в его когда-то нежные глаза, я чувствовала, как изнутри меня затапливает ледяная волна ужаса. Все же глубоко внутри я надеялась, что мы поговорим и все прояснится. Что окажется, что я дурочка. Что он пожурит меня и снова все будет хорошо.
Мне смертельно больно хотелось, чтобы все снова было хорошо!
— Куда?.. — Проговорила я сквозь спазм в горле. — Куда ты уйдешь?
— Куда? — Он выпрямился и обжег меня ледяным взглядом. — Куда угодно, Лена. В гостиницу. В офис. На вокзале буду ночевать. Лишь бы не оставаться в доме, где мне не доверяют!
Каждое слово его словно вонзало в меня нож.
Как же так вышло, что я шла с обвинением его в неверности, а все перевернулось и теперь он обвиняет меня в недоверии? Если он врет, то он чертовски хороший актер… А я и не знала, всю жизнь прожив рядом с ним. Почти всю жизнь.
— Зачем ты так говоришь? Разве ты иначе повел бы себя, если бы сам получил такие сообщения?
Я изо всех сил пытаюсь сдержаться и не расплакаться. Миша не любит моих слез. Он в этом смысле тиран. Каждый раз, как я плачу, он грозит, что достанет ремень и прикажет мне быть счастливой. Это наша смешная игра. Была…
Ведь после таких слов невозможно было оставаться грустной!
А теперь я боюсь его холода, боюсь его жестокости.
— Я бы… — он барабанит пальцами по столу, поглядывая на меня. — В первую очередь верил бы тебе. Ведь ты так часто говорила, что никогда больше не полюбишь никого другого после меня. Я единственный, что тебе нужен.
— Говорила… — сглатываю я. — А ты…
— И я так говорил, Лена. Я любил и люблю только одну тебя!
Он снова наклоняется, упираясь ладонями в стол и буравит меня взглядом.
Его глаза могут быть самыми нежными в мире. Его губы так часто касались меня благоговейно, словно поцелуями он возносил мне молитвы. Я обожала смотреть на него, когда он лежал в шезлонге у море, закрыв глаза и расслабившись. Вся жесткость уходила из его черт.
— Прости меня… — хриплю я неожиданно для самой себя. — Прости…
Но злые глаза не смягчаются.
— За что простить? За что, Лена?
— За то, что сомневалась в тебе…
Мои руки дрожат, мои губы дрожат, я не понимаю, что он от меня хочет и почему он так жесток.
— Пожалуйста, не уходи… — и я наконец всхлипываю. Потому что не представляю своей жизни без него. Не после пятнадцати лет самого счастливого в мире брака. Я готова на любые унижения, лишь бы он сейчас остался и дал мне загладить мою вину.
— Подробно. Скажи. За что. Тебя. Простить.
Он чеканит эти слова так жестко, что я забываю, на каком я свете.
С кем я жила все это время?
Этот мужчина будил меня поцелуями. Этот мужчина приносил мне кофе в постель весь первый год нашей совместной жизни. У нас дома никогда не переводились цветы.
А как он был нежен в постели…
Я ведь помню наш первый раз. Я готовилась к крови и боли, знала, что надо будет перетерпеть. Ради любви. Ради него.
Но он сначала два часа делал мне массаж. Такой нежный, что я растекалась лужицей мороженого. Потом ласкал меня — еще дольше. Я открывала в себе такие удовольствия, о которых и не подозревала. Я извивалась под его руками и умоляла уже сделать это.
Но он не успокоился, пока я не получила удовольствие три раза подряд.
И только тогда, когда я разморенная и мягкая, едва могла поднять голову, он это сделал.
Стал моим первым мужчиной.
Мое тело выгнулось под ним, принято его и навеки запечатлелось только для него одного.
И четвертый раз моего взрывного удовольствия стал неожиданностью даже для него.
Он сказал тогда, что и не подозревал, что девушка может получить оргазм в свой первый раз.
Такой терпеливый и ласковый — во что он превратился сейчас? Почему прогибает меня так, что хочется упасть на пол и заскулить как побитой собаке?
Неужели мой муж настоящий — вот такой?
Признание
Миша смотрит на меня. Он всерьез ждет, что я буду подробно просить у него прощения по всем пунктам?
Я буду.
— Прости меня… — голос подводит и срывается, я заталкиваю слезы внутрь и начинаю заново — Прости меня, пожалуйста. Я знала, что ты любишь только меня, но когда увидела фотографии, мне стало так больно, что я засомневалась. Поэтому я пришла к тебе, чтобы спросить напрямую, Миш. Я не хочу сомневаться в тебе… Не хочу…
И как бы я ни старалась, но справиться с собой я не смогла. Я разрыдалась и бросилась к нему на шею. Повисла, уткнувшись лицом в рубашку, рыдая громко и со всхлипами, как в детстве от обиды. От самой большой обиды.
Наверное, я просто больше никогда в детстве и не испытывала такую сильную обиду. До сегодняшнего дня. Мой Миша оберегал меня от мира. Всегда защищал, справлялся с самыми тяжелыми бедами. Поэтому я так быстро и сломалась. К кому пойти жаловаться на то, что он меня предал, если моя главная опора и стена — и есть тот, кто меня предал?
— Пожалуйста, скажи, что у нас все хорошо! — Я трогала его за шею сзади, прижималась, но он даже не поднимал рук. — Пожалуйста, любимый мой! Я поверю только тебе! Всегда поверю!
Я подняла голову и увидела, что он смотрит непроницаемым взглядом в стену, а на челюсти играют желваки. Неужели я его настолько раздражаю?
Потянувшись, я попыталась его поцеловать, но он даже не склонил голову ко мне, продолжая просто терпеть мои объятия.