— Твой с тобой? — С завистью спросила она, углядев в камере мужа, качавшего нашего первенца на руках. — А мой сказал, что будет ремонт в детской делать… Сам, небось, напивается…
С мужем ей, увы, не повезло — кардинально. Он ее бросил, когда малышу едва исполнился год. Маринка особенно не грустила: деловито подала на алименты, наняла на них няню и отправилась во все тяжкие.
Мужики у нее менялись быстрее, чем я успевала запоминать их имена. Все оказывались какие-то не такие. Один детей не любил, другой пил, третий все пытался пригласить к ним третью в постель. Четвертый и пятый проскочили — меня с ними даже не познакомили, а потом и вовсе все слились в единую череду мужских неразличимых лиц.
— Ты подружку-то свою держи подальше от семьи! — Советовала мне аккуратно мама, отпуская меня на гульки с Маринкой и оставаясь посидеть с Ванечкой, пока Миша на работе. — Нельзя одиноких впускать в свою жизнь.
— Она моя лучшая подруга, мама! — Возмущалась я. — Ну что ты говоришь?
— Вот найдет себе мужа, тогда и будете дружить!
А на самом деле, конечно, дело было не в подруге. Дело никогда не в женщине, с которой мужчина изменяет. Дело в самом мужчине. Теперь я это понимала.
— Вот видишь… — горько сказала Маринка, совершенно верно поняв мое неловкое молчание. — Потому и не рассказала. Ты мне слишком дорога, чтобы разрушать нашу дружбу. Я знала, что однажды этот козел проколется еще раз. Вестнику, приносившему дурные новости отрубали голову, знаешь?
Я не знала, сердиться мне на нее, что я столько времени ходила дура дурой — или согласиться. Теперь нам обеим предстояло с этим как-то жить.
Но тут в прихожей послышался шум и скрежет замка.
— Ой! — Ахнула я в трубку. — Мариночка… Кажется, Миша вернулся. Что мне делать?!
Давай поговорим
Я вышла в коридор, где Миша уже снимал ботинки. Как всегда, отставлял черный кожаный портфель, с которым ездил в офис, присаживался на банкетку и первым делом расслаблял галстук, а потом уже стаскивал ботинки. Когда я подходила к нему, он уже начинал рассказывать о том, что произошло на работе. Но сначала тянулся поцеловать, пока я доставала тапочки из шкафа. Так и в этот раз потянулся, но я ловко увернулась, захлопнув шкаф чуть резче обычного.
Он вроде бы не заметил моей реакции и не заострил внимания на том, что я избежала поцелуя.
— Чемоданы уже разобрала? Троглодитам отдала их подарочки? — Со смехом спросил он, отставляя ботинки в сторону. Натереть их кремом — моя обязанность. — Что на ужин будет?
— Заказала пиццу, — отозвалась я настороженно.
— Вот и молодец! Устала от перелета, не до плиты, — похвалил меня муж.
Он всегда был таким. Заботливым, любящим. Как всегда.
Я с опаской приблизилась к нему, еще сидящему, и он поймал меня в свои объятия, глядя снизу вверх сияющими глазами.
— Но ты своими ручками хоть чаю мне заваришь? Без твоей любви вложенной — невкусно!
Я обнимала его и одновременно подозрительно принюхивалась. Видение любовницы, обнимающей его, все же не выветривалось у меня из головы.
Но он всегда пах свежестью и чистотой. Однако я подумала, что это и странно. Весь день проводит на работе — а возвращается будто ушел пять минут назад? Неужели он принимает душ прямо в офисе? Или… не в офисе? Или он смывает запахи своей любовницы, возвращаясь ко мне с виду невинный?
Я потянулась, чтобы понюхать его за ухом. По Ваньке знаю — мальчики забывают там мыть. Но и там не было запаха чужих духов. Только Миша обернулся с недоумением:
— Что ты делаешь?
Глаза у него были совершенно невинные. Невозможно так играть. Невозможно сохранять такое хладнокровие, уже зная, что жена тебя подозревает!
А я вспомнила, что мне быстро-быстро тараторила Маринка, когда он уже заходил в квартиру. Учила, как следить за ним, как поставить на телефон программы-шпионы, чтобы узнать пароли от мессенджеров. Рассказывала, как проверить, нет ли у него второго телефона. Как заказать детализацию звонков и выписки из банка, чтобы посмотреть, за что он платит в командировках.
Много-много женской мудрости, отвоеванной в боях, с горечью добытой в страшных ситуациях она мне принесла, я только успевала запоминать.
Мне предстояло начать полномасштабную партизанскую войну. С этой минуты.
Войну против моего любимого мужа.
Того, кто всю мою сознательную жизнь был мне самым близким человеком.
Кто поил меня чаем, когда я болела, кто укачивал детей, когда я уставала.
Кто носил меня на руках даже беременную.
Если он невиновен? Если кто-то позавидовал нашему счастью и подставил его?
Ведь сейчас такие технологии — даже президентов вставляют в смешные рекламные ролики, чего стоит так же вставить Мишу в видео, где он даже в постели с другой?
Если я ошибаюсь?
То кем я, получается, буду? Сукой-ищейкой, которая предала нашу любовь, наше доверие?
Я так не могу!
Но что, если он виноват?..
Тогда вся эта возня с тайными программами, слежкой, вынюхиванием — просто унизительна!
Мало мне будет унижения от измены, так еще и самой себя выставлять сумасшедшей женой, которая нюхает трусы мужа, не пахнут ли они другой женщиной?
Миша уже снял пиджак с галстуком, вымыл руки и прошел на кухню — ужинать. Я услышала, как пищат кнопки микроволновки. Видимо, увидев мое странное настроение, муж решил сам позаботиться о подаче ужина.
Я же говорила — он идеальный.
Поэтому я решилась.
Зашла в кухню, аккуратно прикрыв за собой дверь, села напротив него за стол и спокойно сказала, глядя прямо в глаза:
— Миш, я все знаю. Давай поговорим откровенно, больше нет нужды скрываться.
В его карих глазах я не смогла уловить никакого ответа.
Он как будто не удивился и не испугался.
Все знаешь?
Миша спокойно отпил чаю из его огромной чашки, подаренной детьми на 23 февраля, с надписью «Лучшему папе на свете», помолчал и поднял на меня глаза:
— Все знаешь?
— Все, — кивнула я.
— Тогда скажи, кто президент Уганды.
— Что?!
Я отшатнулась, а в теплых карих глазах мелькнуло жесткое торжество, которое меня даже испугало.
— Тогда не кидайся такими словами, Лен. Давай выкладывай, что ты себе нафантазировала. Я был уверен, что истерику ты мне днем устроила из-за недосыпа и джет-лага. Но смотрю, ты продолжаешь выкаблучиваться.
— Почему ты так со мной разговариваешь? — Дрожащим голосом спросила я.
В первый раз за всю нашу семейную жизнь, а скандалила я за эти пятнадцать лет немало, вместо терпеливого мужа я видела напротив себя холодного и жесткого бизнесмена, которым он был только за пределами дома.
Неужели…
— Миш, мне написала твоя любовница. Она говорит, у вас уже давно связь и с самолета ты не на работу поехал, а к ней.
Фуххх, вот и все высказала. Сразу стало намного легче.
Терпеть не могу всю эту партизанщину, уловки, копания в телефонах.
Я иду напрямую. Если да — значит, да. Если нет… Что ж, лучше узнать об этом как можно раньше.
И я смотрю в глаза моему самому любимому, самому надежному мужчине, рядом с которым я планировала провести всю жизнь… И жду.
Жду, что он как всегда решит все наши проблемы, одним движением руки разведет тучи, разгонит беды и притащит солнце за хвост — сиять над нашим домом.
Но он медленно говорит:
— Любовница, говоришь, написала? Куда написала-то?
— В контакте…
— И как зовут мою любовницу?
— Там не было имени, какой-то странный ник.
Хотя мне жутко слышать даже в шутку сказанное «моя любовница».
— Как она выглядит?
— На аватаре был цветочек.
— С чего ты решила, что она моя любовница?
Цепкий взгляд не отпускает меня, вопросы вроде бы спокойные, но я чувствую, что будто удавка обвивается вокруг моего горла.
— Там было написано.
— И ты поверила цветочку на аватарке, а не пятнадцати годам со мной?