Чувство вины за то, что весь режим сломан, ребенок живет черте где, питается сладостями, бесконтрольно смотрит всякую муть, взялось было меня грызть.

Но эта проблема перестала волновать меня очень быстро.

Я ответила на звонок с незнакомого номера, потому что это мог быть кто угодно — курьер, хозяйка квартиры, те хозяева, от квартир которых мы отказались, даже парикмахерша, от которой я только что вышла с на удивление симпатичной стрижкой и покрашенная в технике балаяж.

Но это был мой муж.

— Ушла, значит… — сказал он вместо приветствия таким злым голосом, что внутри все заледенело.

Мне пришлось собраться и прикусить губу, чтобы ответить ему без дрожи в голосе.

— Ушла. С чего вдруг тебя это взволновало? Ты всю ночь со своей Наташей развлекался, тебе и дела не было до меня!

— Тебя моя Наташа волновать не должна, — голос у Миши был злой, такой злой, какого я не слышала у него никогда. Только изредка, из-за двери кабинета я слышала его рык. Но это было из-за рабочих проблем, меня это не трогало. А теперь он говорит так не с провинившимися сотрудниками, а со мной. Тяжело привыкнуть.

— Меня и не волнует, — я перевхватила руку с телефоном другой рукой, чтобы он не ходил ходуном у моего уха. — Я развожусь с тобой.

— Ну… попробуй, — с насмешкой выплюнул он. — Ты бросила нашего несовершеннолетнего сына одного на всю ночь. Просто мать года! Как ты думаешь, что тебе скажут в суде? Правильно — что дочь ты можешь бросить точно так же. Значит тебе ее оставлять опасно. Денег тебе тоже не достанется, даже не мечтай. Уйдешь в одних трусах, как пришла. И без детей.

— Я — хорошая мать, — твердо сказала я. Как могла твердо. — Это мне в суде и скажут. А вот какой ты отец, что шляешься неизвестно где ночами, а?

— Такой, что зарабатывает деньги. А ты на что собираешься жить? Твои карты заблокированы, если ты еще не в курсе.

— Не нужны мне твои паршивые деньги, — проговорила я сквозь стиснутые зубы.

— Ну посмотрим, насколько хватит твоей гордости, — засмеялся он хрипло.

— Я вся из нее состою, слышишь, урод!

Я все-таки сорвалась и чуть не разбила телефон об асфальт. Но все же взяла себя в руки и только сидела, глядя в пространство сухими глазами, пока не схлынула красная пелена.

К счастью, Алиска в этот момент отвлеклась и рассматривала уродливое местное творчество — лебедей и солнышки, составленные из автомобильных покрышек, установленные под окнами.

— Мам, пойдем? — Дернула она меня.

Прическа больше не радовала.

Ничего не радовало, снова накатило отчаяние — что, если я не справлюсь?

Предстояло что-то и вправду решить с дочерью. И подумать, куда я могу пойти работать.

Я развернулась, крепко ухватила Алиску за руку и пошла в ближайший супермаркет, где вместе с творожками, кашами и фруктами купила три бутылки белого вина. Потом подумала и добавила еще две.

Когда я прикинула свой бюджет на ближайшее время, стало ясно, что мой любимый антидепрессант — шопинг, мне теперь не светит. Я решила заменить алкоголем.

Одну бутылку выпила за вечер, пока готовила ужин и составляла на листке блокнота список своих умений. Вторую — когда уложила Алиску и сама уложилась в ванну. В горячей воде меня развезло и я долго плакала, жалея себя.

Маринке звонить не стала. Друзья — это хорошо, но не стоит так частить с просьбами о помощи, могут и устать от тебя. А мне предстояло просить ее о помощи очень-очень часто.

Утром я, шипя и ругаясь, сделала ледяную маску, чтобы снять отек от слез и алкоголя.

— Мам, а мы сегодня пойдем на приключение? — Поинтересовалась Алиса.

Я уж и забыла, что ей там насочиняла. Проблема откровенного разговора с дочерью все еще стояла. Но я составила еще и план действий, так что я сказала:

— Конечно. Первое задание квеста — ты должна стать шпионкой!

У нее загорелись глаза, и она умчалась одеваться, как я велела — в темное и строгое.

Чтобы никто не заподозрил в ней шпионку, когда мы придем в местную школу, и Алисе придется внедряться в незнакомый класс, чтобы найти среди учеников спрятанных монстров!

Я несла эту чушь, пока гуглила, какие документы понадобятся для перевода ее в другую школу посреди года. Как я и думала, начинать следовало с визита в эту самую школу.

Пришлось тоже одеться по-шпионски — скромно и строго. И отправиться в ближайшую школу, о которой на форумах были вполне приличные отзывы. А это означало, что мест там может и не быть. Но где наша не пропадала!

Каково же было мое удивление, когда я, пройдя вслед за секретаршей, которая сказала:

— Дмитрий Олегович сейчас как раз свободен.

Увидела встающего из-за стола Димку Ореховского — своего одноклассника!

— Дима?

— Ленка?!

В школе я была популярной. Отличницей, но не из тех, кто корпит над книгами целыми днями и сдает вызубренные учебники. Нет, мне все давалось легко, настолько, что было не жаль дать кому-нибудь списать. За это меня уважали наши хулиганы, а вслед за ними приходилось уважать и остальным.

У меня было неплохо со вкусом, так что я одевалась, хоть и просто и недорого, но симпатично, умудряясь конкурировать с девчонками, у которых все было хорошо с деньгами.

Ну и внешность мне тоже помогала. Тонкая талия, длинные ноги, густые волосы и пухлые губы — вот и весь секрет того, почему у меня всегда были поклонники.

На Восьмое Марта я не оставалась без цветов, а на День Святого Валентина получала анонимные записочки.

Димка Ореховский тоже, бывало, дарил мне шоколадки и букетики. Но он был скромным и даже на дискотеках приглашал танцевать не каждый раз. Другие, особенно хулиганы, опережали его. А я тщательно следила, чтобы ни с кем не танцевать больше, чем с другими.

На самом деле мне в школе совершенно никто не нравился из мальчишек. Впервые я влюбилась в институте, причем в преподавателя, но это была дурацкая первая любовь, состояшая по большей части из фантазий. Серьезной и настоящей любовью для меня стал Миша.

И вот теперь неприметный Ореховский стоял передо мной. Высокий, статный, со стильной стрижкой, в светло-сером деловом костюме с галстуком и зелеными глазами.

А он красавчик!

Мое сердце было разбито на куски и втоптано в грязь, но все-таки я заметила, насколько он хорош! Видимо, у женщин оценивающий орган на мужчин хранится не в сердце.

Ореховский тоже окинул меня внимательным взглядом, под которым мне стало жарко и неудобно, настолько много в нем было чисто мужского внимания и сказал:

— Какая ты красавица, Лен! Никогда бы не подумал, что можно встретить одноклассницу двадцать лет спустя и она будет такой роскошной.

Мне стало приятно так, что захотелось приложить ладони к пылающим щекам.

Мне часто делали комплименты, но я пропускала их мимо ушей. Я уже занята, какой смысл во всем? А сейчас видимо какая-то часть меня вспомнила, что я теперь свободная женщина. Ну, без пяти минут. И можно хотя бы получить удовольствие от того, что такой мужчина находит тебя красивой.

— А ты… выходит, директор школы? — Я оглянулась по сторонам, удивляясь тому, как дорого и уютно выглядит его кабинет. Высокие книжные шкафы из темного дерева, массивный стол, кожаные кресла и диван, бархатные шторы. — Очень солидно.

— Да, представь себе. Уже пять лет управляю этой школой и горжусь ею, — он широко улыбнулся и жестом пригласил нас сесть.

Алиска вскарабкалась на диван и тут же залипла на замок из какого-то серебристого конструктора на подоконнике.

Я же опустилась в кресло, а Дима сел напротив.

— Чаю или кофе? Я попрошу… — Он приподнялся.

А я замахала руками:

— Нет, нет, не надо, ты что! Я на самом деле совсем ненадолго!

— Может, дочке твоей? Это ведь твоя? Как зовут?

— Алиса, — сказала я и медленно огладила юбку. — Она очень умная.

В моей голове вдруг все сложилось один к одному. И впереди забрезжила надежда, что еще одна проблема моей новой жизни сможет разрешиться гораздо проще, чем мне казалось.