— Понял, — кивнул Миша. — Осознал полностью.

Он поднял голову, глядя на меня с надеждой, а я усмехнулась от всей глубины своей изболевшейся души и выдохнула:

— А поздно! Поздно, Миша! ПОЗДНО! Я выйду замуж за другого! И ты всю свою оставшуюся жизнь будешь жалеть о том, что натворил! Понял?!

Я шагнула к нему, едва удерживаясь в своей ярости, чтобы не пнуть кончиком туфли его в пах, сгребла в пятерню его слегка отросшие волосы и сжав со всей силы, запрокинула его голову вверх.

Тяжело дыша, как загнанная лошадь и щуря глаза, я смотрела в его лицо. Из уголка его глаза скатилась слезинка, но я только хмыкнула.

— Я сдохну, Лен. Реально сдохну… — проговорил он.

Я оттолкнула его от себя, но он тут же поднялся, протягивая умоляющие руки ко мне.

— Туда тебе и дорога! — Зло выплюнула я. — За все, что ты заставил меня пережить в последние дни! За все, что ты сделал нашим детям! Как они теперь будут жить, зная, что их отец гнида подзаборная, которая меняет их честную мать на каких-то разукрашенных пошлых кукол, через которых полгорода прошло? Ты подумал о своем сыне, который вырастет таким же уродом, как ты? Подумал о дочери, которая теперь будет знать, что мужчины поступают вот так? Нет! Ты думал только о себе!

Я выдохнула и впервые за последнее время почувствовала что-то освобождающее в груди. Словно тяжелая плита, легшая на мою грудь, когда я увидела то сообщение ВК, почему-то приподнялась, давая мне вздохнуть полной грудью.

Раньше моим воздухом была наша любовь, наша семья. Но когда мой муж отнял у меня дыхание, я ждала единственного шанса вернуть его себе.

И вот наконец это произошло. Он сломался.

Я даже не ожидала, что его сломит такая мелочь. Неужели он реально считал меня настолько своей собственностью, был настолько уверен, что я никуда от него не денусь, что даже не допускал мысли, что кто-то может считать меня достойной?

Вот в этом проблема Миши. Он нарисовал себе картину мира, в которой все было не так, как в реальности, и теперь вынужден за это расплачиваться.

— Алис…

— Я все поняла, мам, — сказала она, подхватывая меня за руку. И у меня, ей-богу, не было сил выяснять, что именно она поняла.

— Тогда идем…

— Постой.

Убитый голос не может остановить меня. С каждым шагом все дальше от Миши я понимаю, что обрываю все, что нас связывает нить за нитью.

В моем сердце не осталось к нему ни жалости, ни любви. Он был для меня героем, моим принцем, самым главным человеком в моей жизни, но за последние дни натворил столько всего, что я просто устала его любить и понимать.

Теперь от него можно только уйти.

— Лена… Постой.

Я не останавливаюсь, зато останавливается Алиса. И тянет меня за руку.

— Мам… Это ведь папа, — говорит она. — Это не игра.

Это никогда не было игрой, хочется мне сказать моей милой дочери. С самого начала это было ужасно всерьез. Все понимали это, кроме твоего папы, и непонятно, почему до него дошло только сейчас. Мы уйдем от него навсегда, моя малышка.

Пусть он страдает сколько угодно. Когда страдала я, ему было все равно.

— Ма-а-а-а-ам! — Она тормозит об асфальт и вынуждает меня остановиться. Я спиной чувствую вспыхнувшую во взгляде Миши надежду.

Я не хочу ее давать, но у нас общий ребенок.

— Лена, — повторяет Миша, и мне хочется крикнуть, чтобы он не смел трепать мое имя всуе, не смел вообще произность это слово своим грязным ртом! Но я не хочу вступать с ним в переговоры вообще. Как жаль, что мы не всегда делаем то, что хотим.

— Лена, я понимаю, что виноват перед тобой так сильно, что ты пока не можешь меня простить…

ПОКА?! ПОКА?!

Клокочущая алая ярость застилает мне глаза, я разворачиваюсь к нему.

Он уже встал на ноги и смотрит на меня сверху вниз. С очень серьезным выражением лица.

— Но Алиса моя дочь. А Иван твой сын. Нам нужно оставаться взрослыми и адекватными людьми хотя бы ради наших детей. Ты ведь хочешь увидеть Ваньку?

Хочу!

Больше всего на свете хочу снова увидеть этого балбеса! Пусть он глупый обормот, который не понимает, во что ввязался своим предательством матери, но я его всегда прощу, потому что какая я мать, если не смогу.

У него больше никого нет кроме меня, и это моя ответственность, что он вырос таким. Однажды и мои семена прорастут.

— Слушаю тебя, — говорю я холодно. Алиска подпрыгивает и заглядывает мне в глаза, улыбаясь. Она понимает, что все не в порядке, но моя светлая девочка всегда нас мирила, когда мы ссорились. Ох, как давно это было.

И из-за такой ерунды мы ругались!

Из-за брошенной на стол футболки, неубранного в хлебницу хлеба, слишком громкого хлопанья дверьми. Наши дурацкие ссоры, которые пятнадцать лет казались мне страшной проблемой нашей семьи. А настоящую проблему я не замечала прямо под своим носом!

Но даже во время этих дурацких ссор Алиска всегда прибегала к нам, с самого раннего детства, хватала нас за руки и тащила друг к другу.

Потом, когда стала постарше, она прибегала сначала ко мне и рассказывала, что папа велел передать, что просит прощения. Я не верила. Тогда она бежала к Мише и рассказывала ему, что мама велела передать, что любит его. Потом снова ко мне и сообщала, что папа теперь точно-точно просит прощения. И так бегала, пока мы не сдавались.

А ближе к десяти стала хитрее, и когда мы с Мишей разбегались по разным комнатам, делала вид, что не может открыть банку с огурцами или найти свои носки, или хочет есть. Мы оба приходили на кухню или в комнату и там встречались взглядами…

Ох, как не вовремя я вспомнила эти семейные наши милости…

— Давай с тобой договоримся, как и когда я смогу видеть Алису, — сказал Миша, делая ко мне шаг. Мне захотелось отпрыгнуть от него как можно дальше, но я лишь сильнее сжала руку Алисы.

— Она не хочет тебя видеть! — Вскинула я подбородок.

— Хочу! — Тут же заявила предательница-дочь.

Вот не вовремя ее доброе сердечко решило проявить себя!

— Вот видишь, она хочет, — сказал Миша и сделал еще шаг ко мне. Я напряглась всем телом. — Лен, не суетись. Не простишь?

— Нет.

— Тогда давай договариваться. Не лишишь же ты детей обоих родителей из-за своих глупых обид?

Моих каких обид?!

Глупых?!

Видимо, Миша все читает по моему лицу, потому что тут же идет на попятную:

— Я оговорился. Лен, давай сядем за стол переговоров. Развод — дело долгое. Хотелось бы в это время все же встречаться с Алисой. А тебе с Ваней.

Я закрываю глаза и понимаю, что мне нечего ему возразить. Будь Ванька со мной, я бы еще побарахталась, но раз мы по разные стороны баррикад — придется договариваться. И хоть прямо сейчас мне совсем не хочется говорить с Мишей, я вздыхаю:

— Ладно. Но я сразу скажу — Алису ты будешь видеть только в моем присутствии и только в общественных местах.

Судя по промелькнувшей на его лице улыбке, я попала в ловушку, расставленную моим слишком умным и не в меру коварным мужем.

— Согласен, — быстро говорит он. — И Ваня тоже будет с тобой в моем присутствии.

— Я же не похищу его как ты Алису! — Восклицаю я, забывая, что мне надо продолжать игру в квест с дочерью.

— Ничего не знаю, это симметричное условие! — Лыбится Миша, и вот теперь я понимаю, что сама отдала ему рычаг давления на меня.

— Хорошо. У меня есть идея даже лучше. Давай в субботу, встретимся все вчетвером в парке. Мы оба с тобой люди занятые, зачем разводить это на две встречи, а?

Я смотрю на него и понимаю, что проиграв в одном, он тут же взял реванш в другом.

— В субботу мы едем в развлекательный парк, к двенадцати будь готов, — сообщил я Ивану, который в этот момент сооружал полуметровый бутерброд на кухне. Бутерброд развалился прямо в его руках, забрызгав соусом скатерть и пол.

Но им уже было неважно, они и так скрылись под наслоениями грязи. Уборщица приходила два раза в неделю, и я до сих пор не подозревал, сколько Лена делала по дому, раз мы не зарастали грязью между ее визитами. Потому что мы с Ваней зарастали.