Мне не стоит волноваться. Это даже не повлияет на счет, на который мои родители ежемесячно сбрасывают деньги. Их деньги за вину.

Как будто их деньги могут заменить настоящее воспитание.

Кроме того, если счет опустеет, у меня есть мои личные счета, которые я увеличил с помощью инвестиций у своего финансового консультанта.

— Часы посещения — до восьми вечера, так что у вас есть около двадцати минут, чтобы увидеть ее.

— Спасибо, — говорит Блэр.

Медсестра кивает и направляется по коридору к посту медсестры.

— Ты хочешь, чтобы я остался?

— Не уверена. — Блэр с тревогой смотрит на больничную палату. — Меня никто не отвезет домой.

— Да или нет?

— Нет…?

Вздохнув, я достаю бумажник. — Вот. — Я протягиваю ей двадцатку. — Возьми такси до дома.

— Спасибо.

Уезжать — это последнее, что я хочу сделать.

Я хочу затащить ее в пустую комнату и сорвать с нее эти соблазнительные хлопковые шорты. Это пытка — держать ее так близко всю ночь после недели сопротивления и не иметь возможности поцеловать ее или прикоснуться к ней так, как я хочу.

Блэр смотрит на меня, колеблясь. — Ты были… не таким, каким я ожидала. Я очень ценю твою помощь.

Я смотрю на нее. Она — единственное, чего я хотел всю неделю. Она прямо передо мной, благодарит меня.

И я еще не закончил брать у нее.

Ее долг не возвращен.

Даже близко нет.

Я поднял цену, которую она мне должна и получу от нее все, что захочу. Все.

Блэр — моя. Теперь ничто не изменит этого.

— Ты сможешь поблагодарить меня позже. — Я обнимаю ее за плечи. — Потому что я достал для твоей матери эту комнату и лучший уход.

Черты лица Блэр опускаются. — Ты что?

Я наклоняюсь, чтобы прошептать ей на ухо. — Можешь считать то, что я сделал, оплатой. Приеду за тобой в эти выходные, так что тебе лучше быть собранной и готовой.

Минуту назад она благодарила меня. Теперь она отступила на шаг назад и смотрит на меня.

Это требование разрушает любой мост, который я построил с Блэр, помогая ей справиться с сегодняшней ситуацией. Вместо того, чтобы перейти его, я предпочитаю свой эгоизм всему остальному. Это единственный известный мне способ держать фигуры на доске под своим контролем.

— Ненавижу тебя. — Блэр смотрит на меня свирепым взглядом, но не спорит.

Я ухмыляюсь. — Я знаю.

Проблема не в том, что Блэр меня ненавидит, а в том, что я больше не ненавижу ее. Это чувство улетучилось, побежденное растущей одержимостью тем, как она заставляет меня чувствовать себя живым, когда я рядом с ней.

Единственное, что меня волнует, это обладание ею.

И я всегда получаю то, что хочу.

— Иди и будь со своей мамой. — Я начинаю отступать, держа ее под прицелом. Чистая ярость волнами накатывает на Блэр. — Увидимся на выходных.

Этот месяц кажется слишком длинным из-за всего, что произошло.

Сегодня последние выходные сентября, и погода всю неделю держится на уровне 80 градусов, что является следствием поздней сезонной жары. Я мечтаю о прохладной осенней температуре, когда осины становятся золотыми, а воздух наполняется ароматом лесного дыма.

Старый оконный блок умер в августе, оставив меня страдать в угнетающе жарком трейлере, пока я тащу свою небольшую коробку с книгами к машине.

Девлин не помогает, ублюдок.

Мне хочется смахнуть с его лица самодовольную, торжествующую ухмылку.

Он прислонился к Porsche в солнцезащитных очках, скрестив руки, демонстрируя изгиб бицепсов. В своих баскетбольных шортах и бело-зеленой футболке SLHS он выглядит чертовски хорошо. Я злюсь на себя за то, что поддалась низменным инстинктам. Как меня может привлекать этот придурок со взъерошенными черными волосами и вставной челюстью?

Девлин сдвигается, просовывает руку под футболку, чтобы почесать зуд, и демонстрирует пресс, когда футболка поднимается.

Боже. Проклятье. Это.

К черту мой мозг ящерицы. К чертям собачьим.

Я поднимаю тяжелую коробку с книгами повыше, и мое внимание падает на его загорелую кожу. В моем животе разливается тепло. Когда я снова поднимаю глаза, его ухмылка растягивается. Ну и задница. Он точно знает, что делает.

Ну, на меня это не подействует. Я не позволю. Наш фальшивый поцелуй — это все, чего он от меня добьется.

— Тебя бы убило, если бы пальцем пошевелил? — Я задыхаюсь.

Пот струйками стекает по моей шее. Коробку трудно удержать в моей скользкой хватке.

Девлин пожимает плечами. — Возможно.

Закатив глаза, я без его помощи затаскиваю ношу в багажник. Он заполнен моими любимыми книгами. Больше я с собой ничего не беру. Рядом с коробкой лежит залатанный вещмешок, набитый кое-какой одеждой. Кроме этого у меня есть рюкзак, полный школьных принадлежностей, и две мои униформы.

Девлин настоял на том, чтобы заехать за мной, чтобы убедиться, что я не отступлю. Его механик должен был забрать мою Corolla позже и подвезти ее.

В понедельник у нас выходной. Я буду заперта три дня подряд в огромном доме Девлина.

Это безумие.

Я переезжаю к Девлину.

И все потому, что этот высокомерный мудак считает оплату маминых медицинских счетов платой за свое требование.

Благодарное облегчение борется с той частью меня, которая возмущена тем, что он использует свою финансовую помощь, чтобы манипулировать. Теперь он считает, что владеет мной даже больше, чем раньше. Это больше не похоже на игру, чтобы унизить меня в качестве мести.

Все гораздо темнее, извращеннее и зловещее.

Я должна снова приспособиться к его играм разума. Если я этого не сделаю, он проглотит меня целиком в проклятии и адском огне, поглощая меня до последнего вздоха.

Проблема не в том, чтобы танцевать с дьяволом.

А в том, что я готова и дальше продавать ему свою душу, если это означает, что мама получит лучшее лечение и первоклассную медицинскую помощь.

Мы никогда не смогли бы позволить себе отдельную больничную палату, не говоря уже о поездке на скорой помощи, с нашим отсутствием страховки и ограниченным доходом.

— Это все? — Девлин осмотрел мою жалкую коллекцию вещей. — У тебя нет больше?

Возможно, он видит хлам, но для меня это самое ценное — моя коллекция книг и несколько моих любимых распечаток народного творчества, которые я взяла в библиотеке. Тщательно собранный комплект книг — одна из немногих вещей, которые я сохранила для себя.

Я пожимаю плечами. — Это все. Остальное может остаться здесь.

— Тогда запри свою коробку из-под обуви размером с крысу и давай убираться отсюда. Это место угнетает, а твои соседи все время пялятся на Рэда.

— Они мысленно прикидывают, сколько они могли бы получить только за твои диски.

Девлин опускает солнцезащитные очки и смотрит поверх оправы. — Я не предложу им такую же сделку, как с тобой, если они тронут мою тачку.

От его взгляда у меня внутри все завязывается в узел. Горячее и холодное чувство пробегает по моей коже, заставляя меня дрожать.

Стряхнув его, я бегом возвращаюсь к трейлеру и медлю у открытой двери, заглядывая внутрь. В этом месте нет ни малейшей привязанности, без мамы здесь нет ощущения дома. Просто пустое пространство с несочетаемой мебелью, пытающейся создать уют.

Люди — это твой дом, а не место, где ты живешь.

Кивнув себе, я закрываю дверь.

Аренда трейлера оплачена на следующие два месяца. Поскольку Девлин оплачивает медицинские счета, я смогла использовать сэкономленные до сих пор деньги, чтобы сохранить наш трейлер. Просто на случай, если состояние мамы улучшится. Я хочу, чтобы она возвращалась домой из больницы без забот.

Прошло четыре дня. Каждый день после школы я ходила посидеть с ней, делая домашнее задание у изножья кровати. Она выглядит лучше. Цвет кожи вернулся, но врачи не хотят выписывать ее без дополнительных анализов.

По крайней мере, она получит хорошую передышку в уютной частной больничной палате, чтобы отдохнуть.