Потираясь носом о ее нос в насмешку над романтическим поцелуем, я беззлобно ухмыляюсь. Блэр вздрагивает.

Деньги. Это единственная причина, по которой она здесь. У меня была возможность отослать ее, но я был эгоистом. Я хотел заставить ее заплатить моей рукой.

Когда я говорю, мой голос окутан тенями и осколками стекла. — Тебе действительно нужны эти деньги, не так ли?

Она прижимается ко мне. — Что из этого было не очевидно? — Ее руки поднимаются, чтобы вцепиться когтями в мое запястье, пока я не выбираю: отпустить или получить осколок руки. Я отпускаю ее с ворчанием. Она шипит: — Я не угоняла твою машину ради гребаных острых ощущений. Ты такой осел.

Я отступаю назад, провожу рукой по волосам, изображая безразличие, пока она разглагольствует.

Как только я даю ей место, Блэр топает в нескольких футах от меня, тяжело дыша. Она поворачивается ко мне, щеки все еще розовые.

— Думаешь, я бы надела это, если бы не было необходимости? — Она жестом показывает на ошейник. — Это все для того, чтобы заботиться о человеке, которого я люблю. Я не смогу этого сделать, если попаду в тюрьму.

Мышцы в моей челюсти подпрыгивают. Мне не нравится, как это звучит. Мне становится тесно и неуютно в груди. Я не знаю, почему. Засунув руки в карманы, я сжимаю их в кулаки на виду у всех.

Я делаю вдох, справляясь с бушующими внутри эмоциями, раздавливая разбитого, подающего надежды мальчика, и напоминаю себе, что сейчас я всего лишь монстр.

С практической незаинтересованностью я достаю бумажник. Я отсчитываю купюры и бросаю их к ее ногам. Они разлетаются повсюду, как всплеск волны. Блэр вскрикивает.

Прежде чем она успевает нагнуться, чтобы собрать деньги, я снова оказываюсь перед ее лицом, обхватывая рукой ее горло поверх кожаного ошейника. Табличка вдавливается в мою ладонь, когда я сжимаю ее.

— Если я твое спасение… — Я делаю паузу, чтобы ухмыльнуться, бросая на нее злобный взгляд. Другой рукой я захватываю прядь ее волос между пальцами, накручивая их. — Добро пожаловать в ад.

Я запомнил выражение лица Блэр. Ненависть. Это все. Не желание, не любовь.

Потому что это не то, что мы когда-либо разделим. Никто не испытывает ко мне таких чувств. Я больше не повторю эту ошибку, соблазнившись этими губами, которые так приятно целовать, и тем возбуждением, которое я получаю, говоря ей, что делать. Может быть, в другой жизни, в той, где наши обстоятельства сложились иначе, мы могли бы стать чем-то подходящим.

Блэр и я — это не «может быть» или «почти», мы просто два человека, которые чертовски ненавидят друг друга, обмениваясь ударами, чтобы уничтожить врага, пытаясь отвлечься от боли, пытаясь выжить в горьких лимонах, которые нам подбросила жизнь.

Это соглашение создано для того, чтобы мучить ее. Я не могу забыть об этой цели, позволяя ей дергать за те части, которые я держу спрятанными, погребенными под колючками и цепями, чтобы защитить себя от надежды. Эти части слабы и бесполезны.

Она делает это потому, что я плачу ей, а не потому, что она этого хочет. Я не могу забыть об этом или позволить себе потерять возможность раздавить ее под своим каблуком.

Сегодня вечером мне нужно посидеть под звездами, чтобы унять гнев, бурлящий в моей крови.

— Я дам тебе все, что ты заслуживаешь. Наказание, унижение, покаяние. — Моя хватка на ее горле сжимается с каждым словом. — Теперь я контролирую твои грехи, мой демонический ангел. — Отпустив ее, я ухожу, бросив через плечо: — Лучше застегнись, если не хочешь, чтобы кто-то знал, кому ты принадлежишь.

Сигнал пожарной тревоги доносится до моих ушей. Я скрылся из виду секретарей, как только она сработала, а они выскользнули из офиса. Они думают, что я влился в массу людей, текущих по коридорам, чтобы следовать протоколу, но на самом деле я жду, пока улей офисов опустеет, спрятавшись в шкафу для одежды.

— Третий в этом месяце, не так ли? — Приглушенный комментарий Дениз заставляет меня скрежетать зубами.

Поторопись, думаю я, зажатый между заплесневелым пиджаком, который пролежал в шкафу два года, и забытым плащом. Она уходит дольше всех.

Когда комната освобождается, у меня есть только столько времени, чтобы найти то, что мне нужно, и это мне дорого обходится.

Платеж Блэр сидит у меня в кармане, свернутый и обмотанный резинками. Если я найду то, что мне нужно, я заплачу ей за то, что она включила сигнализацию, чтобы отвлечь мое внимание. Это вдвое больше, чем я предлагал за это задание, но жадный маленький демон выторговала для себя лучшую сделку из-за потенциальных неприятностей, в которые она попадет, если ее поймают. Мысль о том, что она заботится о последствиях, просто смехотворна.

Я сдерживаю ухмылку. Блэр не знает, что сигнализация, которую я велел ей отключить, находится в том же коридоре, куда всегда ходит директор Бишоп, чтобы сделать свой тайный утренний перекур.

Она все равно сделала то, что я приказал, и я получаю электрический кайф от того, что имею над ней такую власть. Я недооценивал, насколько это затягивает. То, что она подчиняется моим прихотям, затрагивает давно скрытую часть меня, которую я душил и подавлял годами.

Пока что она никуда не денется. Эта мысль постоянно крутится у меня в голове по ночам, когда я сижу на крыше и смотрю на падающие звезды.

Моя одержимость ее добровольным подчинением растет, подпитывая зверя. Он прожорлив, жаждет еще больше ее послушания, раз уж я попробовал. Я хочу знать, как далеко я могу подтолкнуть ее.

Когда из кабинета не доносится ни звука, кроме пронзительного звонка пожарной сигнализации, я выскальзываю из шкафа.

Дверь заместителя директора Сэнфорда распахивается, и я успеваю спрятаться за круглым столом, прежде чем меня хватятся. Я задерживаю дыхание, пока он бежит через комнату, выдерживаю еще несколько секунд, затем высовываю голову из-за края стола, где лежит мой наполовину съеденный пончик.

Берег чист.

Интересно, это то, что чувствует Блэр, когда грабит круглосуточные магазины или какие-то другие правонарушения, с которыми она сталкивается, когда я иду в комнату в задней части административного центра. Двери не заперты в течение дня, что избавляет меня от необходимости взламывать их в нерабочее время с помощью набора ключей, которые мы с Бишопом скопировали на втором курсе.

К счастью, комната заглушает сердитую трель сигнализации, как только я оказываюсь внутри. Здесь хранятся постоянные записи о каждом студенте. Он выглядит как помещение старого джентльменского клуба, а не средней школы, с приглушенным стилем, застрявшим во времени. В углу стоит кожаное кресло, как будто кто-то наслаждается отдыхом с файлами учеников, а вдоль стен стоят полированные деревянные картотеки. Не хватает только камина и сигарного дыма.

Найдя ящики для фамилий ДЕ, я приступаю к работе. Есть всего несколько минут, чтобы просмотреть ее файл.

Это задание необходимо. Мне нужно узнать больше о Блэр. Знания — это боеприпасы в моем арсенале против нее.

Я просматриваю первый ящик и оказываюсь пустым. Вытаскиваю следующий, пролистываю толстые и тонкие папки. Дабровски… Дакоста… Дэниелс… Дэвис!

Ухмыляясь, я достаю папку из манилы и прислоняюсь к картотеке. Недавние дела очевидны — отчисление из команды по легкой атлетике, документы из штата о программе студенческих обедов, отстранения от занятий и задержания.

Есть несколько оправданий за опоздание с первой недели школы, датированных до того, как она вломилась в мой гараж, чтобы украсть мой Porsche. Одно из них объясняет, что Блэр отвезла свою маму в больницу, как причину своего прихода во время третьего урока.

Мои глаза сужаются. Так вот почему ей нужны были деньги? Чтобы оплатить больничные счета своей мамы?

Это задевает меня до глубины души. Ревность пробегает по моему позвоночнику ледяной горкой. У Блэр должна быть сильная связь с мамой, чтобы быть единственным человеком рядом с ней каждый раз, когда ей нужно идти к врачу.