— Вы и так выглядите помешанным, — буркнула я, услышав на это глубокий раскатистый смех. Сколько ему лет? Выглядит примерно моего возраста, а кажется, что на несколько лет старше.

— Сочту за комплимент. Все творческие люди немного… странные, не от мира сего, и если бы не странность, я мог стать физиком или математиком, но в итоге мои друзья — это грифельный карандаш и альбом.

— Значит, вы рисуете только портреты?

Парень уже расслабился и сел удобнее, положив руку на спинку лавочки.

— В основном — да. Меня привлекают, как я говорил, нестандартные заметные лица.

— Вы как Джек Доусон*, - хмыкнула я, чем заслужила еще один смешок на свою реплику. — Разве не рисуете натурщиц?

Художник задумчиво наклонил голову и приложил указательный палец к губам.

— В моем опыте такого не было. Хотите попробовать?

Я начала кашлять и посмеиваться. Палец в рот не клади, как говорится. С виду скромный, а… В тихом омуте… Одни эпитеты в голове.

— Кажется, у вас и так достаточно моей… натуры, причем бесплатно. Да и я не Роза Дьюитт Бьюкейтер*.

Он поднял голову и посмотрел в небо, расплываясь в улыбке, а на лице сразу же появилась слева ямочка, на которую я уставилась.

— Как вас зовут?

— Меган Миллер, — сказала и посмотрела прямо ему в глаза.

Парень заметно выдохнул и качнул согласно головой.

— Все-таки, как я и думал, просто ждал — соврете или все же нет.

— Нечего скрывать, мне тоже стало любопытно послушать версию, чем же я вас так заинтересовала.

— Наверное, нет смысла задавать вопрос, почему вы в Лондоне и проводите время в Гайд-парке, фотографируя белок.

— Я фотографирую не только белок, — возмутилась я, а художник снова засмеялся. У него был красивый смех, глубокий, протяжный, с хрипотцой.

— На самом деле, я видел новости о том, что… с вами произошло, — серьезно произнес он, а я отвернулась.

— Да… Оказалась не в том месте, не в то время, — вздохнула и сцепила руки в замок на темных джинсах.

— Честно говоря, я меньше всего ожидал вас увидеть, говорили и выдвигали разные версии в новостях, ведь…

— Знаете, давайте, не будем об этом? — перебила его и нахмурилась.

— Простите.

На какое-то время повисло молчание, а в небе начали собираться кучевые облака, ветер заметно стал прохладнее, а солнце и вовсе запряталось, отказываясь дарить людям лучики тепла. Я уже предчувствовала, что еще немного, и на Лондон обрушится ливень.

Встала, закинула небольшой рюкзак на плечо и встретилась взглядом с художником.

— Если не хотите промокнуть, надо быстрее запрятаться.

Он тоже начал складывать вещи, при этом спрашивая:

— Не любите дождь?

— Люблю, но не хочется потом слечь с температурой и красным носом.

— В вас говорит модель, — хмыкнул он.

— Здравый смысл.

Мы пошли в сторону выхода, а первые капли уже начали падать с неба.

— Предлагаю продолжить знакомство, если вы не против. Я знаю очень уютное кафе, которое должно вам понравиться.

Мне хотелось прийти в свой одинокий дом, закутаться в одеяло и слушать, как капли бьются о стекло, но вместо этого я согласилась (интересно зачем), и мы с новым знакомым поспешили в метро.

* Джек Доусон и Роза Дьюитт Бьюкейтер — герои из к/ф «Титаник» (1997 г.)

Лондон, Англия

Николас Бредли не относился к тому привлекательному типу мужчин, от взгляда которых стыла в жилах кровь, и бежали мурашки по телу. Худощавый, примерно моего роста, а лицо обрамляли светло-русые волосы, забавно закручивающиеся в спирали, но больше привлекали глаза… Насыщенного шоколадного оттенка. Их цвет напоминал мне одного человека, но нет… Он не был таким притягательным, и в нем не плескалось той пугающей глубины, которая всегда манила, звала и подчиняла себе. Я бы сказала, в Николасе не было ничего особенного, но он оказался довольно харизматическим, а ямочка на левой щеке придавала шарма. Именно из-за этого на него обращали внимание девушки, покрывались румянцем и смущенно улыбались.

Мы все-таки промокли до нитки, пока добрались до кафешки, которую я сто раз прокляла и горе-художника вместе с ней тоже. Вот, кто заставил меня соглашаться на провокацию? Лежала бы под теплым маминым пледом, слушала музыку, смотрела фильмы…

Раздается звон колокольчика, вырывающего из приятных раздумий. В слипонах чавкает вода, от чего кожа покрывается неприятными мурашками. Сейчас бы снять с себя всю эту мокрую одежду, но… Мне же захотелось поближе познакомиться. Сарказм сочится и окутывает сознание, а настроение и так ни к черту. Вряд ли в таком взвинченном состоянии я вообще захочу с ним говорить. Единственное желание — взять первый попавшийся кэб и рвануть в Килбёрн, но придется париться в этом пабе.

Тут пахнет деревом, сигаретами и хорошим алкоголем: не тем дешевым пойлом, а настоящим элитным коньяком, виски, бурбоном. На стенах из коричневого кирпича висят разные пластинки, фотографии известных рок-знаменитостей. В общем, атмосфера нравится — уютно и без пафоса. Мы устраиваемся за дальним столиком, который пустует, и к нам сразу же подходит официантка, мило улыбаясь моему новому знакомому, а он заказывает две чашки кофе.

— Может, ты проголодалась?

Отрицательно качаю головой — кусок в горло не лезет, хочется хотя бы согреться и не замечать мокрой, неприятно липнущей к телу, одежды. Кажется, Бредли прекрасно понимает мое состояние, потому что хмурое выражение говорит само за себя.

— Ладно… Давно любишь шпионить за людьми? — пытаюсь расслабиться и разрядить обстановку.

— Интересно ты перефразировала вопрос, — смеется тихо Николас и делает глубокий вдох. Наверное, он любит говорить о своем творчестве, так как в глазах появляется огонек. — Любовь к рисованию привила моя мать, она учитель в художественном колледже, но я всегда считал, что для парня рисование — это не мужское занятие. Такой же точки зрения придерживался и отец, поэтому отдал меня в военное училище, которое я закончил, но рука всегда тянулась к карандашу и листку бумаги. Поэтому, в итоге понял, что лучше буду заниматься тем, к чему лежит душа.

Он улыбается, сверкая ямочкой, а официантка ставит перед нами дымящиеся с кофе чашки. Быстро хватаю свою, согревая руки, и делаю пару глотков, обжигая нёбо и язык.

— Значит, ты уличный художник?

Бредли держит чашку в руках и пару секунд задумчиво смотрит куда-то вглубь кафе, но затем взор возвращается ко мне.

— Можно и так сказать, — наконец отвечает он.

— И-и-и… зарплаты уличного художника хватает на жизнь? — немного с иронией произношу. Неловкий вопрос, но все-таки интересно.

— Не поверишь, но хватает… — загадочно улыбается парень. — Я удачно устраиваю выставки, благо друзья помогают, и работы продаются.

— Даже так. И могу я посетить выставку?

— Конечно, но, чтобы ее устроить, должно собраться определённое количество работ. Пока что… их нет.

Поднимаю бровь и встречаюсь с карими глазами, почему-то не могу долго смотреть и первая отвожу взгляд в сторону, разглядывая стену с пластинками.

— Я недавно была в «Тэйт модерн» и совершенно не поняла нового искусства. Мои познания в картинах сводятся только к знаменитой «Моне Лизе» да Винчи и «Звездной ночи» Ван Гога. Когда я работала моделью, времени на изучение и посещение галерей и выставок особо не было, хотя, конечно, я побывала в Лувре, моя подруга… — тут я запинаюсь, вспоминая об Энди, с которой холодно обошлась, и вина тяжелым камнем поселилась внутри, но продолжаю, отгоняя мысли: — Так вот, когда увидела «Джоконду», она вызвала бурю эмоций. Тогда было огромное количество туристов — возле нее всегда много людей. Я подошла, посмотрела в глаза, походила из одной стороны в другую, как многие делали… Казалось, что она и правда наблюдает, это жутковато.

Николас внимательно слушал, поставив локти на стол и сложив пальцы в замок.

— Говорят, он только ее губы рисовал десять лет… — тихо выдыхает парень, загадочно улыбаясь, а приглушенный свет кафе и дождь за окном придают ему интригующий вид, от которого по телу бегут мурашки, и уже не от холода.