— Думаешь, я бы кому-то позволил смотреть на мою женщину?

— Я должна была сразу догадаться, кто этот чокнутый, — вздыхаю и качаю головой. — Откуда ты вообще узнал о выставке?

Крис обнимает меня и проводит губами вниз к ключицам, а я замираю и прикрываю глаза от ощущений, наполняющих тело и разум.

— Ты как всегда в центре внимания, Миллер. Надеюсь, у того художника не осталось других картин? — Берфорт отрывается и смотрит из-под бровей, но я прикусываю язык, чтобы не ляпнуть о нашем «ужине» у Николаса. Может когда-нибудь и расскажу, но не сейчас.

Крис медленно спускает по рукам ткань, оголяя кожу, воспламеняющуюся от его взгляда, а я теряюсь в водовороте чувств. Платье лежит на полу, а Берфорт почти невесомо проводит кончиками пальцев по коже. Губы приоткрываются, а он шепчет в них:

— Я сказал тому художнику, что ему чертовски повезло рисовать мою женщину, но если он припрятал хоть одну картину… — Крис прикусывает нижнюю губу, а изо рта вырывается стон, — кому-то будет очень плохо.

— Собственник, — почти что хриплю и улыбаюсь.

— Конечно. Ты только моя, Миллер.

Крис опускается на кровать, а шелковистые пряди касаются моей кожи, на которой волоски поднимаются дыбом от его нежных рук и слов. Сейчас касания обжигают, но приятно — теперь они не причинят больше боли. Кошмар не ворвется в сознание, страх не испугает меня, я знаю, что есть человек, который сможет излечить все раны.

Берфорт ласково берет ладонь и кладет себе слева на грудь, а я смотрю в его пылающие черные глаза.

— Ты ведь чувствуешь, как оно бьется?

Тук.

Тук.

Тук.

Размеренно, спокойно, не как мое — оно готово хоть сейчас выпрыгнуть наружу. Крис сжимает мои пальцы, через которые проходит стук его сердца, и проводит костяшками по скуле, задевая губы.

— Оно давно бьется только для одной. Сколько бы не было девушек. Ты меня отравила, Миллер.

— Могу сказать то же самое, Берфорт, — шепчу в ответ и провожу пальцами вниз по его груди, останавливаясь на ремне.

Все лишнее оказывается на полу, а Берфорт нависает надо мной, окутывает притягательным ароматом, глаза впиваются в мои, исследуют каждую частичку тела, а пальцы изучают кожу.

— Ожидание иногда полезно тем, что потом ощущения в миллион раз ярче, и сейчас… чувствую себя каким-то конченым наркоманом рядом с тобой.

Закусываю губу, и зарываюсь в мягких прядях, немного оттягивая и перебирая.

— Не могу сказать этого, потому что сейчас взорвусь на миллиарды молекул, и тогда кому-то не повезет, Берфорт.

— О нет, малышка, тебе запрещено делать это, разве что от удовольствия, — тихо смеется он, пробегая кончиками пальцев по бедру и обхватывая талию, губы целуют углубление на шее, где покоится изумруд и цепочка, подаренная им.

С ним это всегда по-новому, всегда особенно и неповторимо, но сейчас… Люди ведь умеют летать, парить в небе и быть птицами — такие ощущения дарят им другие люди. Все мое существо оживает рядом с ним, поет в унисон, а комнату заполняют тихие стоны. Пальцы переплетаются, тела сливаются, и мы — единое целое. Я даже не заметила, что по щекам покатились слезы, только когда Крис прошептал мое имя, почувствовала, как кожа стала влажной.

— Меган… Ты до сих пор боишься?

Крис провел большими пальцами по щекам, и опустился рядом.

— Нет. Я думала, что… — сглатываю комок, собравшихся эмоций, переполняющих меня, как наполненный сосуд, — знаешь, я думала, что не смогу больше чувствовать того, что сейчас. Просто… это чересчур… Прости.

Берфорт притягивает меня и зарывается носом в волосы, вздыхает и тихо говорит:

— Так будет всегда, еще лучше, малышка. Обещаю.

Переворачиваюсь на живот и заглядываю в его затуманенные черные глаза.

— Знаешь, когда улетала из Нью-Йорка, думала, что больше сюда не вернусь.

— Как знакомо, — бормочет Берфорт и проводит пальцами по моей щеке.

— Но ты ведь знаешь, что когда есть какое-то незавершенное дело, рано или поздно ты столкнешься с ним.

— О да, — фыркает Крис, а я хмыкаю. Это ведь и нас с ним касается, но мы уже все решили.

— Значит здесь осталось еще что-то?

— Да, — вздыхаю и кладу голову ему на грудь, водя пальцами по кубикам пресса. — Есть человек, с которым я поступила не слишком хорошо, а она мне очень дорога.

— У тебя будет время сделать все правильно, малышка, но пока что я беру тебя в рабство, — Крис резко переворачивает меня и впивается страстно в губы.

***

Рассвет медленно расползается и заполняет каждый уголок комнаты. Крис спит, а я смотрю на него, перебираю в пальцах спутавшиеся шоколадные пряди, пробегаю невесомо пальцами по гладкой коже и перевожу взгляд на картину, висящую на стене.

Завтра Новый год, новая жизнь, чистый лист, который мы будем уже заполнять вместе с Крисом. Теперь я не одна, у меня есть семья, друзья, любимый человек. Не хватает только одного, ноонанаблюдает за мной, я знаю. Тихо выдыхаю и прижимаюсь к Крису, а он обвивает меня и что-то неразборчиво шепчет.

Любовь… Всего несколько букв, но сколько смысла.

Любовь может приносить боль, может разбивать нас, калечить души, морально уничтожать, делать бездушными, бесчувственными заложниками собственных страхов. Она может убивать…

И в то же время любовь сносит крышу и является сильнейшим наркотиком; она может быть болезнью, отравляет рассудки и сознание. Человек болеет человеком.

Любовь…

О ней не надо кричать на весь в мир, пустые слова никому не нужны, они ничто — главное чувства, поступки. Когда глаза в глаза, когда замирает сердце, а дыхание становится тяжелым, когда ты хочешь увидеть его, ощутить под пальцами знакомое согревающее и будоражащее тепло. Когда ты скучаешь, и каждая частичка тела разрывает изнутри на части. Когда ждешь новый день, чтобы увидеть улыбку, услышать любимый голос, вдохнуть аромат. Это любовь.

Улыбаюсь, встаю с кровати, подхожу к окну, наклоняюсь и дышу на стекло, выводя пальцем несколько слов:

«Они стали противоядием друг для друга…»

Коста-Бланка, Испания

Несколько месяцев спустя

— Ты не представляешь, какое шикарное платье для тебя сшил Эли, — тараторит в трубку Энди, а я улыбаюсь, носясь по комнате.

— Ты будешь самой красивой невестой, Мег, — продолжает подруга, а я спотыкаюсь и ударяюсь коленкой о стол. — Что за шум?

— Главное, дожить до послезавтра, — бормочу и поглаживаю ушибленное место.

— Эй, не вздумай! Я хочу побыть подружкой невесты хоть раз в жизни, — возмущается подруга, а я смеюсь и сажусь в кресло, глядя на окно, за которым раскинулось бирюзовое море.

— Не верится, что… — вздыхаю и прикрываю глаза, — что скоро я буду миссис Берфорт.

— Тебе идет больше Миллер — Берфорт звучит чересчур пафосно, — фыркает в трубку Энди, а я хохочу. Боже, как я люблю ее за остроумие и юмор. — Ладно, мне еще забирать украшения и туфли, постарайся не убиться за два дня. Пока, почти замужняя задница.

Она так быстро отключается, что я не успеваю и слова сказать. Выхожу на балкон и облокачиваюсь о деревянные перила. Кажется, что это все прекрасный сон наяву, но нет, через два дня я официально буду связана узами брака с Крисом. Навеки вечные… Вечные… Смеюсь, вспоминая «Сезон охоты», как мы смотрели с Берфортом, и я его пугала. Взгляд опускается на кольцо, переливающееся на послеполуденном солнце. Аккуратное, классическое, небольшой бриллиант смотрится красиво, а внутри выгравирован знак бесконечности.

Два дня спустя

Шифоновое платье развивается на ветру, а в носу предательски щипает, когда я иду кнему. Крис одет в белую рубашку и светлые брюки, глаза неотрывно смотрят на меня, а на губах обворожительная улыбка. Букет из пионов подрагивает в пальцах, а дыхание становится прерывистым, когда я кладу ладонь в его руку.

Церемония только для узкого круга друзей и родственников. Здесь самые близкие люди: Уильям Джей, Лиам, Стивен, Джош Райли, Николас Бредли со своей девушкой, Софи с Дереком и их дочкой. Энди стоит рядом со мной, а на глазах блестят слезы, хотя кто-то вчера на девичнике говорил, что плакать не будет. Дайвиани широко улыбается, а священник начинает речь; когда доходит до клятв, губы немеют, как и язык, хотя я репетировала несколько раз. Дыхание становится тяжелым, но кожи касаются пальцы Криса, и я прихожу в себя, глядя на него во все глаза.