Сегодня на «одуване» белая футболка в синюю горизонтальную полоску, темные джинсы, а на голове… Рот превращается в букву «О», и я хриплю:

— Что ты сделал с волосами?

Я просто не могу узнать парня перед собой: вместо очков — линзы, а кудряшек — короткая стрижка. Да что происходит вообще?! Джош Райли улыбается, присаживается в кресло и кладет на колени блокнот.

— Смена имиджа.

— Но…

Но мне нравился «одуванчик»! За что он так со своими кудряшками?! Мне становится за них даже обидно.

— Мне не идет? — он поднимает свои густые русые брови, а я мотаю отрицательно головой.

— Дело не в этом.

— А в чем?

Кусаю задумчиво губы и надуваю щеки.

— Мне нравились кудряшки…

Райли смеется и открывает блокнот.

— В прошлый раз мы говорили о…

— Почему ты переводишь тему?

«Одуванчик» вздыхает и чешет подбородок.

— Сегодня ведь ровно год.

Да он просто мастер игнорировать вопросы. Ладно, не хочет говорить о кудряшках, поговорим обо мне. Впрочем, как и всегда. О Джоше Райли я мало что узнала, а если конкретно — ничего. Он для меня мальчик-загадка.

— Да, сегодня я впервые посмотрела на себя в зеркало.

Он быстро что-то записывает и поднимает свои глаза.

— И как впечатление?

Фыркаю и качаю головой.

— Ты сейчас задал глупый вопрос, знаешь ли.

— Почему же?

— Потому что… Это странно, не смотреться в зеркало год…

— Ты ведь сама не хотела этого, Меган, но все же поборола первый страх.

— Джош Райли, ты разговариваешь с бывшей популярной супер-моделью, которая не могла обойтись без зеркала ни минуты, а ее внешность — это главное.

— Мы как-то с тобой говорили о конфетах в обертке, помнишь?

— Да-а-а, внешность не главное, не заводи старую пластинку…

Райли смеется и опять что-то пишет. Наверное, я никогда не узнаю, что таится на тех страницах.

— На самом деле, я думала, что будет гораздо хуже. Но… Оказалось, я даже выгляжу, как школьница, правда, как школьница у которой проблемы с наркотиками.

«Одуванчик» снова смеется и трет подбородок двумя пальцами.

— Рада, что я смешу тебя.

— Меган, еще совсем недавно ты даже не хотела разговаривать, но сейчас улыбаешься и шутишь, понимаешь?

Задумчиво смотрю мимо него на стенку. И правда, я думала, что потеряла вкус к жизни, сдалась. И… Вот она, новая я, готовая бороться, начинать строить что-то заново.

— Я… Я все это время боялась самой себя.

Райли молчит, слушает и не перебивает, давая волю моему словесному потоку.

— Знаешь, когда я посмотрела в зеркало, увидела свое отражение, подумала: «Да уж, конечно, на обложках журналов не блистать, но и не все так безнадежно…», — вздыхаю и откидываю голову на подушку, — но я не вернусь больше… в тот мир.

— «В тот мир», ты подразумеваешь модельный бизнес?

Я киваю и опускаю глаза на светлое в мелкий цветочек одеяло.

— Думаешь, я должна вернуться ради мести и утереть всем нос?

Райли откладывает блокнот и ставит локти на колени, подпирая голову.

— Что такое месть, Меган?

Глажу ткань пальцами и кусаю губы, дурацкая новая привычка, поэтому хожу с покусанными губами все время.

— Месть… Это, когда ты вынашиваешь идеи, они тебя гложут и днем, и ночью, ты строишь грандиозные планы, помешанный, как фанатик. Думаешь все время: «Я отомщу…» Это как идея «х» первостепенной важности. То, что случилось со мной — это месть. Так она выглядит, — показываю на себя и слабо улыбаюсь. — Я не сделаю такое с человеком, какой бы стервой не была, но… Нет, ни за что, я не смогу просто жить с этим дальше и думать: «Так тебе и надо, ты заслужил…»

Райли слушает, словно зачарованный, щуря глаза.

— Тебе ведь это нравилось, ты этим жила.

— Да, но все закончилось в тот день на складе в Бруклине. А когда я пришла в себя после комы, поняла, что не хочу больше возвращаться туда. Думаю, тот, кто сделал это со мной, танцует самбу, румбу или ча-ча-ча, попивая коктейли и радуясь. Он победил. Или она. Или они, я не знаю, мне все равно уже.

Джош Райли облокачивается на спинку кресла и проводит пальцами по своим… коротким волосам. Странно сейчас на него смотреть и видеть перед собой немного другого человека. Интересно, что его подтолкнуло к тому, чтобы… измениться? «Одуван» точно не признается, поэтому нет смысла задавать вопросы.

— Знаешь, могу сказать, что я отпустила ситуацию. Раньше постоянно думала, кто это может быть, но сейчас… — устало вздыхаю и смотрю на свои короткие ногти. — Мне больше не хочется возвращаться к этой теме.

Следующий день начинается с хорошего легкого настроения, процедур и прогулки на крышу. Вчера я переступила ту черту, разделявшую «до» и «после». Я смирилась с прошлым и приняла настоящее, а это была еще одна маленькая победа, которая подбадривала. Наверное, за прошедшие полгода я первый раз чувствовала себя уверенной.

Вечером я лежу на кровати — в своей ненавистной палате, которую прозвала «бесплатный номер в Аду» — и читаю «Норвежский лес». Ее притащил мне Райли, он последние время постоянно носит всякую заумную литературу — один из них Мураками, кажется, «одуванчик» помешан на Азии, как-то он сказал, что хотел бы побывать в Китае, Южной Корее и Японии. Не понимаю его любовь к узкоглазым товарищам, ничего против не имею, но… Хотя, «одуван» же немного «того», поэтому, чего удивляться. Вон, даже кудряшки обрезал и линзы нацепил.

Глаза бегают по напечатанному тексту: сложная, но довольна своеобразная история, раскрывающая разные темы — раньше я книги в руки брала редко. Оторвалась и задумалась — я же их вообще не читала, не было времени. Зато сейчас проглатываю, не помню какую, по счету книгу. Перелистываю следующую страницу и слышу, как открывается дверь в палату, поднимаю глаза и от неожиданности замираю, глядя на вошедшего.

— Какого черта ты тут забыл?

Нью-Йорк, США

Если бы меня когда-нибудь спросили: «Человек, встречи с которым вы ждали меньше всего?», я бы с уверенностью показала пальцем на него. Может, это галлюцинации или просто сон? Наивная…

Эш Кервелл стоял во всей своей красе и неотразимости передо мной. На его фоне я смотрелась убого и жалко, словно моль, но сейчас меня мало волновало, как я выгляжу, и что он будет думать на этот счет. Мысли метались, как загнанные в клетку птицы или звери, бились и разлетались. Мне хотелось крикнуть: «Доволен результатом?», но я молчала, губы казалось, склеены супер-клеем. Я просто не говорила ни слова, ожидая ответа красавчика. Что он тут делает? Как попал в палату? Этаж с VIP-клиентами охраняется, и чтобы сюда войти, нужен пропуск. Ко мне никого не пускали год… кроме одного человека, но… Каким обманным способом сюда попал Эш Кервелл и для чего? Меня посетила даже безумная мысль, что он пришел убить и закончить начатое. Хотелось глупо улыбнуться и захохотать. Я точно помешанная…

Кервелл прикрыл дверь, сделал несколько шагов, и свет от лампы осветил загоревшее лицо с грифельными глазами, которые сейчас сверкали, как два бриллианта. Взгляды пересеклись, запутались, но я не видела хоть капли эмоций на холодном красивом мужском лице — маска, не более, а я не могла читать равнодушие. В палате повисло тягучее молчание, и тишина со звоном разбивалась. Она окутывала, как вуаль. Кресло рядом с кроватью скрипнуло, подкаченное идеальное тело опустилось в него, а глаза все так же неотрывно наблюдали, но я не тонула в сером омуте. Больше я не поведусь на эту удочку. Да и сейчас не была той трусихой, как в первую встречу с Крисом. Нет, я не забьюсь в угол, как ополоумевшая и не буду орать. Страх побежден и не опасен, он под контролем, как собака на поводке.

Долго это еще будет продолжаться? Он пришел сюда помолчать и насладиться победой? Сейчас я могла слышать шум за открытым окном, гудки такси и шепот ветра, врывающегося в помещение…

— Привет.

Его голос, как топленное шоколадное масло, растеклось по комнате, но я поставила защитную прозрачную стену, и оно не коснулось меня.