— Я хочу кое-что попробовать, — неуверенно говорит Меган и наклоняет голову, пристально глядя на меня.

— Ты уверена?

Понимаю, что она имеет в виду, но оставляю ей право выбора.

— Нет, но… Но мы можем попытаться. Я хочу… — она делает паузу и смотрит куда-то в сторону. Вижу по ее выражению, как она боится и переживает. — Я хочу, чтобы ты помог мне побороть страх. Одна я не справлюсь.

Опускаю голову, глядя на паркет и провожу пальцами по волосам. Расстегиваю рубашку и кидаю на кресло, оставаясь в брюках.

— Знаешь… Ни одна девушка не восхищает меня, как ты.

Подхожу ближе и смотрю в потемневшие и горящие глаза. Грудь тяжело поднимается и опускается, дыхание прерывистое. Она тянется ко мне, обвивает шею руками и целует, с мольбой, отчаяньем, болью, которая накопилась в душе. Выдыхаю стон удовольствия и обхватываю дрожащее тело, чувствуя, как она напрягается, но не останавливается. Внутри бушует ураган чувств. Я хочу держать его под контролем, но рядом с Меган это сделать чертовски сложно. Кидаю ее на кровать и нависаю сверху, гладя ключицу одной рукой. Пальцы пробегают по грудям под тонким кружевным бельем, а губы касаются углубления на шее, где поблескивает изумруд. Хочу коснуться ее души, сердца и забрать боль, залечить раны… исцелить.

— Скажи… что ты чувствуешь сейчас, — провожу носом по холодной, покрывшейся мурашками кожи, и поднимаю глаза.

Она прикусывает губу и хрипит:

— Просто продолжай…

Пальцы исследуют ее живот, делают кругообразные движения вокруг пупка, а я наблюдаю за ее реакцией: глаза закрыты, а пальцы впиваются в покрывало. Поддеваю ногтем резинку трусиков, а Меган вздрагивает и резко останавливает меня. Она постоянно облизывает губы и тяжело дышит. Ложусь рядом и смотрю на балдахин, прикрывая лицо рукой.

— Прости… — шепчет она и проводит ладонью по оголенной груди.

— Ты не должна этого делать, Меган. Мы что-нибудь придумаем. Просто прошло мало времени.

— Но…

— Я подожду.

Чувствую, как она садится сверху, и убираю руку, подозрительно глядя на нее. Что она задумала?

— Перестань. Ты решила меня убить, Миллер?

Уголки губ слабо поднимаются, а пальчики гладят грудь, останавливаясь слева — сердце ускоряет ритм, и пульс словно проходит через ее ладонь, готовое выпрыгнуть в руки. Оно и так давно принадлежит ей.

— А если я свяжу твои руки… Ты не сможешь касаться, но мы сделаем это?

— Ты меня пугаешь, Меган, — хмыкаю и расплываюсь в улыбке от ее слов.

— Значит, нет? — она закусывает нижнюю губу и поднимает выжидающе бровь.

— Хочешь привязать меня.

Она кивает, а я смеюсь, переворачиваю ее и ложусь на бок рядом, касаясь мягких черных локонов.

— Ты сейчас удивишься, Миллер, но я готов подождать месяц и помучаться.

Меган разочарованно надувает губы и встает. Слежу за ней глазами и улыбаюсь. Она надевает короткую белую ночнушку и ложится на кровать.

— Я думала, ты согласишься, Берфорт. Когда успел стать таким правильным? — обиженно бормочет она.

Снимаю брюки и накрываю нас одеялом, глядя в сияющие глаза, которые сейчас кажутся темнее ночи.

— Вряд ли с той француженкой или азиаткой ты был таким…

— Хочешь поговорить о них или мы будем спать?

Она закатывает глаза и отворачивается. Улыбаюсь, притягиваю ее к себе и кладу голову на макушку, вдыхая карамельный аромат.

— У нас немного получилось, — шепчет сонно Меган.

— Да, в следующий раз я знаю, как буду действовать. Ты подала мне хорошую идею, Миллер, — тихо смеюсь в ее волосы и закрываю глаза.

— Это подло. Плагиат.

— Зато твою фобию, как ветром сдует. Спокойной ночи, малышка.

Слышу, как она тяжело вздыхает, и улыбаюсь, прижимая ее тело к себе. Это лучший день за последние полтора года — Меган в моих объятиях, все остальное неважно.

Утром будит звонок будильника, напоминающего о том, что сегодня лететь в Париж. Нехотя открываю глаза, и смотрю на мирно спящую рядом Меган. Она свернулась в клубочек, как котенок, а руки прижала к груди. Провожу по растрепавшимся прядям и целую в висок.

— Малышка, не хочу будить тебя, но мне скоро лететь, — шепчу и провожу носом по скуле, целуя в уголок губ.

Она недовольно сопит, открывает глаза и сонно моргает, будто не понимает, что происходит и как вообще я оказался в ее кровати.

— Ты ведь помнишь насчет моего предложения?

Меган щурится и поднимается на локти.

— Ты уже уходишь?

— Да, скоро самолет. Ты не ответила на вопрос, Миллер, — я надеваю рубашку и смотрю на нее.

— Я помню, у меня нет склероза, — недовольно ворчит она, а я улыбаюсь и застегиваю ремень на брюках. Сажусь на кровать, глядя в ее насыщенные зеленые глаза, провожу пальцами по цепочке и изумруду, целую легко в губы (или точно не улечу, а надо решать дела в Париже). Меган притягивает ближе, углубляя поцелуй, прикусывает губу, но я отстраняюсь и поднимаюсь.

— Месяц, малышка.

Улыбаюсь, смотря на ее озадаченное и недовольное лицо, и выхожу.

Лондон, Англия

— Я надеюсь, ты готова к завтрашнему дню?

Я лежу на кровати в «своей» шикарной комнате, вдыхаю аромат духов Криса на простынях и вспоминаю то, что чуть не произошло этой ночью…

«Выходи за меня».

— Меган? — слышу голос Бредли и пару раз моргаю.

— Что?

— Ты где витаешь? — смеется художник, а я чуть не признаюсь: «В кабинке с Берфортом».

— М-м-м… задумалась, прости. Что ты говорил?

— Я спросил, ты готова завтра покорить всех? — повторяет Николас, а я вспоминаю о предстоящей выставке и возможных репортерах, ведь новость о том, что я «внебрачная дочь самого Уильяма Джея» до сих пор на слуху и муштрует весь Интернет и ТВ.

Джей приезжает очень поздно, и мы почти не видимся, а Карен снова улетела на Таити. Кажется, ее только интересует собственная персона. Совершенно пренеприятная особа, даже в голове не укладывается, как они еще прожили столько лет вместе. Хотя… Разве можно назвать «вместе», если люди постоянно порознь и не понимают друг друга?

— Думаю, да, — вздыхаю, отгоняя мрачные мысли.

— Ты ведь будешь со мной, не одна, так что не переживай, Мег, — говорит Бредли, а уголки губ приподнимаются от его слов.

— Значит, мне ехать сразу в галерею?

— Да, встретимся там завтра перед открытием.

Мы прощаемся, и я закрываю глаза рукой, погружаясь в раздумья. После вчерашнего вечера, постоянно думаю, думаю, думаю… Берфорт умеет поражать, но вчера он переплюнул самого себя. Хотя больше я удивилась своей смелости, ведь даже не собиралась заходить дальше положенного. Но… Я рада, что решилась на провокацию. Не могу стереть дурацкую улыбку, появляющуюся на лице.

«Выходи за меня».

Эта фраза и то, как она была произнесена, крутится на повторе всю ночь и день. Когда-то я сравнивала Криса с ядом, проникающим под кожу, заполняющим все мысли, подчиняющим тело, но сейчас… Сейчас он стал и ядом, и противоядием в одном флаконе; тем, кто причинял и забирал боль одновременно; тот, кто всегда жил в сердце и душе.

***

Как бы я не любила дождь, но сегодняшняя погода приносит с собой плохое настроение и предчувствие чего-то нехорошего. Невольно вспоминаю четырнадцатое июня, но быстро прогоняю мысли, внушая себе, что ничего плохого просто не может случиться. Понимаю, что не могу ехать в таком состоянии на выставку и расстраивать еще Николаса, ведь он так ждал этого дня.

Капли безжалостно тарабанят по крыше Мерседеса и стеклам, а машина несет меня в Шордич, где будет проходить выставка. Надеюсь, что в такую погоду репортеры не захотят выходить на улицу и будут сидеть дома в тепле, добре. Но не могу откидывать вариант, что все-таки они не упустят сенсации, поэтому: их будет много, очень много и столько же, сколько пару дней назад возле моего дома.

Когда машина плавно останавливается возле кирпичного двухэтажного здания, возле входа пусто — облегченно выдыхаю. Джон выходит из автомобиля, открывает зонт и провожает до дверей. Заброшенный склад удачно переделали в ультрамодную галерею с приглушенным светом, серыми стенами и разрисованным в виде абстракций потолком. Пол наоборот глянцево-черный с неоновой подсветкой — место мне понравилось сразу. Но больше впечатлили картины, на которых повсюду мои портреты: задумчивая, улыбаюсь, куда-то смотрю. Везде разная, словно живая.