Моя бездна поглотила страхи…

Человек без эмоций — человек? Никто? Оболочка? Кем я был сейчас? Двадцать восемь лет я знал, чего хочу и шел к этому, какие бы преграды на пути не встречались: завистники, проблемы… смерть семьи… Но я не готов был к тому, что могу потерять снова человека, который стал для меня кем-то родным, близким душой… такое ведь бывает? Об этом столько громких речей и книг! «Родная душа», «вторая половинка», «нити судьбы»…

Иногда хотелось закинуть голову, посмотреть в бескрайнее небо и задать вопрос: «Почему?» Но его кто-то услышит? Меня кто-то поймет? Ответит на него? Нет. Я только мог смотреть на ярко-пылающую луну, такую же одинокую и далекую… И слышать тишину в ответ. Тишина говорила больше, чем пустые слова, обещания…

То, что происходит в нашей жизни — не просто так. Кто-то руководит этим цирком уродов. Иногда мне кажется, что сам Бог решил над нами посмеяться… Почему люди возлагают так много надежд на НЕГО? ЕГО кто-то видел, слышал? Почему люди не думают о том, что все, что происходит, значит так и должно быть? Почему они считают, что ОН как-то повлиял на то, что случается? Слепцы и глупцы в «розовых» очках.

«Все, что происходит к лучшему» — самое банальное, что может сказать человек. То, что кто-то жил припеваючи, не считал денег и гулял на «широкую ногу», а потом в один миг этого ничего не стало, и он побирается на тротуарах, переходах… это к лучшему? Когда человек бросаетчеловека, ичеловекпрыгает, режет вены, глотает таблетки из-за человека и подыхает, так и не прожив двадцати лет… это к лучшему? Когда умирают близкие… это к лучшему? Когда ты не знаешь, кто ты теперь… это к лучшему?

Что значит «лучше»? Лучше, когда ты становишься бесчувственным, черствым и даже последний свет решает, что «хватит, мне надоело светить, вот тебе тьма, с ней будет комфортнее»?

Эти стереотипы и ярлыки я видел на каждом шагу.

В моих венах бежала не кровь, а холодный расчет, власть и цинизм.

Поэтому… Я не верил во всю эту чепуху с Всевышним. Может кто-то и был его любимчиком, но точно не я. Мне и одному жилось неплохо — мы с тьмой понимали друг друга с полуслова.

Так что… Где же «лучше»?

От меня ничего не осталось.

Сеул, Южная Корея

Год спустя

Это был холодный и строгий город; здесь жизнь текла очень медленно и размеренно; Сеул походил на хорошо спланированную компьютерную игру, где здания напоминают серые одинаковые коробки, а люди — пикселей, они сливались в одно пятно и, казалось, что ты находишься среди масок. Все было настолько продумано, что иногда я поражался, какие люди разные: другая нация, менталитет, обычаи, культура, традиции, манера речи… Корея для меня казалась отдельной Галактикой с жителями-инопланетянами.

Но кого это все волновало? Точно не меня. Главное: выгода, прибыль, сколько я получу от сделки — остальное не имело значения.

У каждого в жизни наступает переломный момент, и я не исключение.

Улететь в другую страну, и даже на другой континент через Тихий океан, под предлогом «новых связей» — неплохая идея. Главным офисом в Нью-Йорке управлял Генри Флипс, он же контролировал работу в Европе — все шло по маслу. А я, собрав всех директоров в кабинете, сказал, что улетаю в Сеул, для расширения филиалов, строительства ресторанов, отелей и поиска новых партнеров.

Мне нужны были эти 6863 мили*, как глоток воздуха — Нью-Йорк душил, сковывал цепями и высасывал всю энергию. Каждый день, каждую ночь я думал не о том, что в Берлине сгорел ресторан, ремонт требовал затрат и времени, а мы несли потери в прибыли; и не о строительстве отеля в Монако — я не думал о работе вообще. Все мысли занимала она, лежащая в больничной палате в окружении бездушных аппаратов и трубочек.

Как легко разрушить чью-то жизнь, как будто нажать на курок — бах! и не надо мучиться.

Четырнадцатое июня оказалось тем спусковым курком в моей жизни.

Найти троих уродов, избивших Меган почти до полусмерти, не составило труда — это были обычные мелкие дилеры, промышляющие в Бруклине и толкающие наркоту в клубах и барах. Кто нанял их — никто не сознался, но я и так догадывался. Они получили не хилые отступные, чтобы смыться, но почему так никто не выдал «главного» — это немного поражало. Смерть — слишком легко для них, но гнить на нарах они заслужили вполне.

Откуда у подонка имелись такие деньги, меня не особо волновало, но посмотреть в его наглую рожу и глаза хотелось. Отомстить девушке за то, что она его «кинула»? Чего он хотел добиться? Мне нужны были ответы, поэтому я даже полетел за ними в Малибу.

Кервел открыл дверь, и его серые глаза округлились — видимо, моделька ожидал кого-то другого на пороге номера, но точно не меня. Это произошло спустя неделю, после тогороковогослучая.

— Хороший спектакль… доволен представлением?

Смазливое лицо превратилось в одну из лживых масок, и он удивленно вскинул ухоженные брови.

— Я что-то не понимаю, о…

— Ну, ты и мразь…

Толкнул плечом оторопевшего парня и зашел в номер — в помещении стоял едкий и специфический запах марихуаны, а на стеклянном столике — бутылка виски и стакан.

— Знаешь, я не очень понимаю, что вообще…

— Хватит строить из себя невинность — тебе не идет, — оборвал снова его на полуслове и обернулся. — Даже марать руки о твою рожу не хочется, но… ты так низок, чтобы нанимать отбитых мудаков для избиения девушки?

Красивое модельное лицо вытянулось от удивления.

— Знаешь, я ни хрена не понимаю, о чем ты.

Я опустил глаза на светлый пол и нахмурился: либо Кервел хороший актер, либо он даже не в курсе новостей.

— Ты не знаешь, что произошло?

Парень почесал бровь и скрестил руки на груди.

— Именно.

— Меган в коме.

Его кадык дернулся, а лживые глаза даже оживились — в них появился страх и испуг.

— Что?

Я развел руки в стороны, а губы сложились в саркастическую улыбку.

— Я думал, может ты в курсе, кто решил свести ее в могилу, потому что выживет она или нет — никто не знает.

Кервел провел нервно пальцами по русым волосам и заходил по комнате. Теперь-то я сомневался, что это его рук дело, но до конца нельзя быть уверенным — он тот еще игрок.

— Так… ладно… можешь сказать, что произошло? Кажется, я не очень понимаю, — моделька запинался и бегал перепуганными, словно у лани, глазами по комнате.

Я взял начатую бутылку виски, наполнил емкость и вылил одним махом в себя — грудь приятно обожгло. Кервел сделал то же самое через пару минут. Мы оба уселись — он на диван, я в кресло — и замолчали.

— Неделю назад она вышла рано на пробежку, но ее поджидали: запихнули в автомобиль, привезли на склад и избили так, что она теперь в коме. Все было запланировано и хорошо продуманно.

Я произнес это ровным голосом, без эмоций и чувств. Кервел резко втянул в себя воздух и выпустил через сжатые зубы.

— Я не нанимал тех уродов…

Я промолчал. Лучше бы это был он, но теперь становилось не понятно, кому надо убирать Меган. Соперницам? Ей завидовали, но проверять каждую модель… Да, мир глянца и подиума жесток, и вполне вероятно, что это одна из девушек, помешанных на карьере. В любом случае, тот, кто все это задумал и воплотил, добился желаемого — враг обезврежен и не опасен.

— Значит она…

Кервел замолчал и сглотнул, провел ладонями по лицу и поставил локти на колени, глядя куда-то в одну точку.

— Я не знал… Да, я злился на нее, но… Я бы такого не сделал.

Мне больше не требовалось находиться в этом помещении — он это или нет, не так важно. Меган балансировала на грани жизни и смерти, и какая чаша весов перевесит — зависело уже только от нее.

…Я поднимаюсь на тридцать восьмой этаж в свой персональный номер. Покупать квартиру или дом не имело смысла — я не собирался жить в Сеуле, совершенно не мой город. Что касалось бизнеса, за это время появилось несколько новых партнеров, и даже началось строительство парочки ресторанов и отелей по Южной Кореи. Бизнес, работа, деньги — единственное, что волновало меня.