Эйсгейр решил потом наградить разведчика. За усердие и актёрский талант. Убедительно изображать нищих не так просто, как кажется. Да и делать низкую неблагодарную работу — тоже.

— Того подозрительного человека не видели больше?

Эамонд покачал головой.

— Нет. И я отправил ещё одного парня. Как доложили первые разведчики, в этом доме солнца говорят не только на периамском, но и на одном из наречий энуби. Поэтому я послал того, кто знает некоторые.

С языками в Периаме была такая мешанина — кракен утопился бы! Общий, периамский, имперский энуби, неимперский энуби, доимперский энуби…

— Следующие донесения через неделю. Но при необходимости, конечно, могут быть и раньше. Кстати, милорд, насчёт того разговора во дворце. Мы решили, третьим был граф Дайен. Не надо ли точно в этом убедиться?

Эйсгейр потарабанил пальцами по столу. Это следовало проверить давно, но никак не представлялось случая. Можно, конечно, заявиться прямо в замок к Дайену: «Ну-ка, граф, скажите что-нибудь». Но бред же…

— Ты клонишь к чему-то отпределённому, Эамонд?

— Камердинер Торддин говорил, вы уже пропустили четыре приглашения на разные приёмы. Признаться, он, скорее, жаловался, ведь ему приходится от имени милорда придумывать извинения. Завтра будет вечер в Королевской академии. Может, вам стоит появиться там? Граф Дайен не должен пропустить этот приём. Я не стал бы предлагать, милорд, но тот разговор в королевском дворце слышали только вы, и никто другой не сможет определить голоса.

Эйсгейр хмыкнул и задумался. Великосветские рауты он не любил — не в последнюю очередь из-за нуднейших правил этикета — и посещал только официальные королевские приёмы и то, что не мог пропустить из соображений вежливости. У него и так океан дел, к чему тратить время на танцульки и зубоскальство с благородными господами! Лишнее бремя. Но Эамонд предлагал недурную идею. Удостовериться, был ли Дайен третьим в той беседе, стоило давно. И лишний раз за Гилрау понаблюдать тоже не помешает.

— Завтра, говоришь? — со вздохом переспросил рыцарь. — Какие там условия?

— О, Торддин расскажет вам это лучше меня, милорд.

Послав за камердинером, Эйсгейр чуть ли не молился: хоть бы приём не оказался маскарадом. Самый нелюбимый вид этих бессмысленных занятий. Но к великому облегчению рыцаря приём в честь основания академии проводился как званый ужин и даже без танцев. Учёные не танцуют!

— Милорду дозволено явиться одному, — сказал Торддин, сообщив, что всем полагалось иметь спутницу или спутника.

Эйсгейр фыркнул. Дозволено, видите ли. Хотелось бы посмотреть, как ему запретят. Ещё он поглядел бы на лицо благородной дамы, получи её супруг «дозволение» явиться на приём без неё.

«Интересно, — подумал рыцарь, — а Нирию пригласили?»

Если да, то компании у неё тоже не имеется. Если нет, то… Она может стать его спутницей. Рыцарь почти не сомневался: никакого приглашения магистр не получила. И ему жутко захотелось показать фигу всем этим снобам. С другой стороны, такой поступок вызовет немало сплетен, которые могут утопить репутацию Нирии… Но ведь поинтересоваться, не желает ли она составить компанию, никто не мешает.

— Ладно, Торддин, уведоми ректора, что я изволю явиться, может, один, а может, и не один, и готовь одежду на завтра, — распорядился Эйсгейр, выслушав правила приёма, которые озвучил камердинер.

У бедного Торддина задёргался глаз. Вообще-то, так не делалось. Ответ на приглашение следовало отправлять не позднее чем за неделю до приёма, и прилежный камердинер уже всё сделал. К тому же полагалось сообщать точно, кто посетит мероприятие. А не вот это «один или не один». Впрочем, перечить своему владыке Торддин не стал и ушёл решать проблемы рыцарской невежливости.

«Утопиться от этих правил можно», — подумал Эйсгейр, отправляя посыльного к Нирии.

Но ради дела придётся потерпеть. А в следующий раз пусть Ормунд напрягается. Или кто-нибудь из других потомков. Представив любимого племянничка танцующим на каком-нибудь балу, а не размахивающим топором, Эйсгейр улыбнулся.

***

К его великому удовольствию и не менее великому удивлению Нирия согласилась посетить вечер в академии. От предвкушения вытянутых лиц Эйсгейр даже повеселел. Ух, надавят они господам на благородные мозоли! Да и чего скрывать, хотелось на время оказаться подальше от дворца и тяжёлых размышлений, которые навевало происходящее в нём.

Нирии пришлось сплавать за нарядом во Всесвет, но проблемой это не стало — по слову рыцаря ей предоставили переход порталом.

Платье магистр надела прелестнейшее. Увидев его, камердинер пришёл в ужас: оно не сочеталось с выбранной для Эйсгейра одеждой. Рыцарь поспешил заверить его, что всё в порядке. Появись великий лорд Северных земель и глава Всесвета в подходящих друг другу нарядах, королевство от сплетен просто лопнет. И так лопнет, чего уж там.

Видимо, в умной головке Нирии родились такие же мысли.

— Ничего страшного, господин Торддин, так будет лучше, — сказала она, извиняясь перед камердинером за беспокойство. — Милорд, прекрасно выглядите.

— Не блистательнее вас, миледи.

Нирия действительно смотрелась потрясающе. И судя по всему, собиралась ошеломить почтенную публику. Потому что наряд выбрала весьма смелый. И дерзкий.

Ужин давала Королевская академия, средоточие науки, и дамам запрещалось появляться там с голыми плечами, глубокими декольте и шлейфами на платьях. То есть наряду предписывалось быть условно строгим и приличным, соответствующим статусу заведения. А у Нирии присутствовал и глубокий вырез, и обнажённые плечи… Но поверх основного светло-голубого платья красовалось тончайшее золотистое кружево, по сути — второе прозрачное платье с высоким горлом и длинными рукавами. И стоило оно баснословных денег. Эйсгейр сомневался, что у самой королевы найдётся целое платье из унат-хаарского кружева.

На плечах и груди цветочный узор был совсем ажурным, позволяя Нирии демонстрировать весьма прелестные прелести. Книзу цветов становилось больше. Присобранная по бокам юбка чуть открывала туфельки при ходьбе. Запрет шлейфа подразумевал ровный подол, но буквальная формулировка оставляла лазейку, которую хитрая Нирия не преминула использовать.

Она и соблюла правила, и нарушила.

«Надерзила, ох, надерзила», — чуть улыбаясь, думал Эйсгейр.

И даже пожалел, что Торддин, выбиравший ему одежду, дерзить не умел.

Кроме всего прочего, голубой с золотом наряд Нирии отлично подходил месту мероприятия: в Королевской академии носили плащи и головные уборы похожих цветов.

— Как у миледи получилось так быстро раздобыть столь гениальный наряд?

— Я схитрила, милорд, — шепнула Нирия, поднимаясь на портальный пьедестал. — Кружево от другого платья. А подол подшили вчера вечером.

Эйсгейр заулыбался ещё сильнее. Ну не прелесть ли эта женщина? Других спрятанных в одежде намёков Эйсгейр разглядеть не мог, но это пусть дамы догадываются, чего там им решила высказать бывшая простолюдинка.

Как и ожидалось, когда Эйсгейр с Нирией появились в портальном зале академии, встречавший всех Гилрау Лаэрдэт замер, выпучив глаза. Жена ректора совсем уж неприлично застыла с открытым ртом. Рыцарь мог только гадать, вызвано это нарядом Нирии или её прибытием. Впрочем, Гилрау с супругой быстро спохватились. Привычно расшаркиваясь, они глядели то на декольте спутницы Эйсгейра, то на подол её платья, решая, приемлем ли такой наряд, но, видимо, сочли, что приемлем.

«Вот же ты, медузья слизь!» — подумал рыцарь, улыбнувшись ректору и обменявшись приветствиями с ним и его женой.

Ведя Нирию к их месту за огромным столом, Эйсгейр залюбовался своей спутницей. Та прямо светилась от того, какое впечатление ей удалось произвести. Да что уж там. Затмила всех. Если трюк с подолом пришёл в голову и другим женщинам, то вот «недекольте» и «неголые» плечи были только у Нирии.

На щеках у неё проступили озорные ямочки. А ещё она очаровательно забавно морщила нос, когда смеялась или улыбалась.