Вот как её зовут… Звали.

— Миррин, о чём ты?

— Поверьте мне хотя бы ещё один раз, милорд. Здесь что-то не так.

— Нет, говори всё начистоту.

На лице Миррина вздулись желваки, губы сжались в тонкую травинку. Так было всегда, когда он злился или собирался делать то, что не хотел.

— Её вещи, — наконец сказал он, поставив круг тишины. — Почему их нашли? Брачные браслеты трудно уничтожить, но вот опознать легче лёгкого. А его так глупо выбросили… И нашли только браслет служанки. А ведь Арделор носила семейную реликвию, которую тоже нелегко сломать или уничтожить. Может, и Безумный король не смог бы.

— К чему ты клонишь, Миррин?

— Я втяну вас в проблемы Светлого Леса, милорд, если скажу.

— Я и так уже в них по жабры. Говори!

— Арделор украли эльфы. Я, если честно, с самого начала так и думал. Похищение искусно провернули! Мы до сих пор не знаем, как именно. Мне пришло в голову несколько способов, но все они предполагают знание обычаев эльфов, привычек самой Арделор, её прислуги и охраны. Если среди них не было предателя, то похитителям требовалось долго, очень долго наблюдать за всеми. Нет… люди не могли этого сделать, милорд. А ещё это безумное требование. И…

— И?

— Если с ней что-то случится, милорд, точнее, если люди что-то с ней сделают, это может вызвать… Страшную бурю. Во всём этом мне видится такой смысл: есть те, кто хочет пойти на людей войной, а глава дома Валиссин всегда был против. Если из-за Арделор он не захочет никого останавливать или, того хуже, сам пойдёт против людей, то войны не избежать.

«Весь Иалон хочет воевать? — в ужасе подумал рыцарь. — Океан-отец, да как остановить такое?»

— Одной Арделор мало!

— Арделор по ряду причин — героиня Светлого Леса.

— Каких причин?

— Не могу сказать, милорд, да и это не так важно. И она не одна. Были и другие преступления, другие пропавшие, убитые. Многие в Лесу к тому же убеждены, будто в событиях столетней давности, в безумии короля, в нашей бездетности виноваты люди, милорд. Что всё это как-то сделали люди. Достаточно вспомнить периамские войны, Орден Жизни, их законы. Многим этого хватит. Арделор может стать последней каплей. И те, кто хочет войны, получат её.

— Как поможет сокрытие Иллитее?

— Почти никак. Но вдруг я что-то смогу понять из того, как будут вести себя следователи? Понять, кто именно пытается стравить нас с людьми.

— Как во всё это вписывается Иллитее?

— Да тоже никак. В её случае всё гораздо проще. Схватили где-то на территории академии. Служанок ведь не охраняли так сильно, как Арделор. По академии они могли ходить в одиночку. Там Иллитее и видели в последний раз, и стражи на воротах не помнят, чтобы она покидала академию после этого.

Миррин замолчал.

Они оба стояли и смотрели на мёртвую женщину. Раннэ на бледной руке вдруг показался Эйсгейру неуместным. Слишком ярким, слишком… живым.

— Милорд, — снова заговорил Миррин, — это просто дикое совпадение, что оба похищения произошли почти одновременно. Но если в Лесу станет известно про Общество Знающих, это… — он недоговорил и опять замолк.

Эйсгейр так и смотрел на Иллитее. Она, скорее всего, была не старше Арделор. Очень красивая, по меркам эльфов. Под покрывалом угадывалась стройная, привлекательная фигура. Иллитее могла бы очаровать и многих человеческих мужчин — ростом ниже рыцаря она считалась совсем миниатюрной для своего народа.

Эйсгейр чувствовал какую-то неправильность в том, что, стоя возле неё, они обсуждают политические вопросы. Словно смерть несчастной Иллитее — пустяк. Мелочь. Кому есть дело до какой-то служанки, если речь идёт о войне, грозящей охватить весь материк? Это одновременно было и правдой, и нет. Может, для судьбы всего Иалона Иллитее почти ничего не значила, для того, кто подарил ей брачный браслет, она была целым миром.

«Океан-отец, пусть я не ошибусь», — подумал рыцарь.

— Я доверюсь тебе, Миррин, но с одним условием. Ты расскажешь мне обо всём, что натворил за моей спиной, пока расследовал убийство своего брата.

— Я вообще не понимаю, откуда у детей такая сила, — сказал Геррет, ковыряя ложкой нехитрый ужин. — Генасы начинают чувствовать стихию лет в десять, может, двенадцать. Если сильные, то пораньше на год или два. А тут…

Они разбили лагерь на открытой полянке без кустов и деревьев вокруг. Просто посреди чистого поля. Рядом не было даже ручья. По пути им встретился один, Ирма собрала из него побольше воды, которая теперь подтаивала огромной ледяной глыбой чуть в сторонке. От ручья они ушли на такое расстояние, где девушка уже не чувствовала никаких потоков. Но, как подозревал Фаргрен, это не очень поможет, если они опять встретят полукровок.

Идти старались быстро и двигаться больше ночью, чем днём, останавливаясь, только когда поднималось солнце. Спали до полудня, а потом вновь шли до самого рассвета. Если бы не Мильхэ, они бы не выдержали такой марш, смалывавший ноги в прах. Но она делала что-то, отчего усталость отступала. Как тогда в Дубках. В итоге за три дня им удалось пройти путь, который должен был занять не меньше пяти дней.

А завтра предстояло подниматься в горы.

— Для подобного уровня надо учиться года три, если не четыре… — продолжал Геррет. — И откуда такая мощь? На полноценное развитие уходит десять-пятнадцать лет постоянных тренировок, и большинство генасов не становятся настолько сильными! Это противоречит всему мне известному, — сказал он, покосившись на Мильхэ. — Нам известному.

Геррет, наверное, хотел услышать и её мнение, но ледяная ведьма молчала. С того самого вечера она не проронила ни слова. Или обвинения Фаргрена, или её поступок, а точнее, и то и другое, пробили трещину внутри их маленькой компании. Не сказать, будто до этого они уже стали друзьями на всю жизнь. Но несколько неудачных попыток умереть и сотни убитых Тварей за спиной обернулись в крепкое приятельство.

Уже остыв, Фар понял: не стоило говорить вот так сразу то, что он сказал. Нет, виноватым себя он не считал. Но теперь выяснить у ледяной ведьмы хоть что-то было просто невозможно.

— И пятеро таких мощных генасов за раз, — подал голос Рейт. — Я не встречал настолько сильных ферагенов.

— Да вы даже не представляете, насколько он сильный! — горячился Геррет. — Пустил направленную волну землетрясения с большого расстояния! Из тех, кого я знаю, никто на такое не способен. Заставить землю дрожать дальше, чем на три-четыре роста вокруг себя, мало кто может. Как ты расколола волну этого ферагена? — спросил он у Мильхэ, но та молча ела, ни на кого не глядя. — А ещё я не понимаю, почему после землетрясения этот Шэквет очень слабо атаковал землёй. — Геррет снова покосился на ледяную ведьму, будто намекая: если произошло нечто странное, то это дело её рук.

— Иллигены тоже были мощные, — напомнил Лорин. — Ирма еле смогла удержать ребёнка.

— Вот именно. А Ирма сильнее меня, — неожиданно для всех признался Геррет.

В ответ на это Рейт или Лорин должны бы по обыкновению отпустить колкость, но почему-то промолчали.

Фар посмотрел на Мильхэ.

Странно, но они до сих пор шли вместе. В то утро, после так не вовремя сказанных слов, ледяная ведьма молча открыла свой мешок, вытащила хранившееся у неё снаряжение заказчика и две пирамидки, положила всё это на землю и пошла. На север. Она не собиралась возвращаться.

Все переглянулись и… Отправились следом.

Фаргрен — потому что тоже не собирался возвращаться, близнецы и Геррет — потому что… а почему бы и нет. Ирме было просто некуда деваться. Распихав выложенные припасы и пирамидки по мешкам, они быстро нагнали Мильхэ.

А потом обнаружили, что та намеревается идти ещё и всю ночь. Ничего ледяная ведьма, конечно, не говорила, это уже потом троица безбашенных строила догадки, объяснявшие её поведение. Версия имелась только одна: уйти от возможной погони и быстрее дойти до дольмена. У Фаргрена был ещё вариант о завлечении их в ловушку, но он его не проговаривал. Потому что его и это не останавливало.