Он распахнул дверь, и мы вошли. Полицейский на посту коснулся фуражки в знак приветствия своему начальнику. Мы были в приемной. По всей комнате было расставлено несколько столов, и за одним из них испуганной кучкой сгрудились три девушки. Одна из них тихо всхлипывала. Я заметил мужчину, стоявшего к нам спиной и, по-видимому, смотревшего в темноту окна.

Не обращая внимания на обитателей этой комнаты, Дэвидсон направился к двери с табличкой «Джон Кори». Открыв ее, он остановился на пороге. Мы с Феннером столпились у него за спиной. Через его плечо я мог заглянуть во внутрь кабинета. Мужчина, одетый в серый костюм, стоял на полу на четвереньках. Он быстро поднял глаза.

— Заходи, — сказал он Шефу, — ты не сможешь испортить ни одного следа. Здесь нечего портить.

Мы вошли. За столом в центре комнаты сидел мужчина. Его голова покоилась на плоской крышке стола, руки были вытянуты вперед. Дэвидсон кивнул в его сторону.

— Все так, когда его и обнаружили, — просто сказал он. Это был мой первый случай насильственной смерти.

От ужаса или какой-то другой сильной эмоции, заставившей мое сердце учащенно биться, я двинулся вперед вместе с Феннером и посмотрел вниз на труп.

Один взгляд на согнутую спину сказал все. Пальто было пропитано кровью, которая хлынула из зияющей раны под левой лопаткой. Я никогда не скажу, почему я не упала в обморок, но я был близок к этому.

Феннер повернулся к человеку в сером.

— Что ты узнал, Фрэнк? — спросил он.

Фрэнк, который, очевидно, был детективом, мрачно покачал головой.

— Ничего, — ответил он, — кроме того, что ты видишь. Его ударили ножом, это очевидно, и тот, кто это сделал, забрал оружие с собой. Но как он попал сюда и как выбрался, одному Богу известно. Я ползал по этому полу на четвереньках с микроскопом. Там нет ни следа. Ни единого отпечатка пыли от ботинок, кроме тех, что оставил сам Кори. Ничего. Ни отпечатка пальца на стенах, на столе, на теле, на полу, на дверной ручке — ни внутри, ни снаружи — нигде. Это выше моего понимания.

— Не могли ли войти через приемную, а? — глаза Феннера блуждали по комнате. Фрэнк медленно отрицательно покачал головой.

— Три девушки и главный бухгалтер там весь вечер, работают сверхурочно. Я клянусь, что никто из них не был в этой комнате этим вечером, Кори вошел через приемную — единственный способ, которым он мог войти, потому что в этот кабинет есть только один вход — и закрыл дверь. Около половины девятого одна из девушек открыла дверь, чтобы войти. Она увидела, что с Кори что-то случилось, и не переступила порог. У всех у них хватило здравого смысла держаться подальше. Они позвонили нам. Я был первым человеком, вошедшим внутрь.

— Других дверей нет?

— Нет. Вход только один. Через этот кабинет.

Феннер пристально смотрел на стену со стороны улицы.

— Ты открывал это окно? — спросил он.

— Нет, оно было открыто. Но с таким же успехом его можно было бы замуровать и не обращать внимания. Кори, без сомнения, открыл его сам. До улицы целых шестнадцать этажей, и мы можем поспорить, что никто сюда не поднимался. Это пять этажей до крыши. Один шанс из тысячи, что кто-нибудь спустится вниз. Потребовались бы стальные нервы, чтобы переступить через край на

веревке, и если бы у кого-то и хватило наглости, он не смог бы проникнуть в это окно достаточно бесшумно, чтобы не потревожить Кори. И просто предполагая, что он это сделал, он наверняка оставил бы след, делая это, не так ли?

Феннер кивнул.

— Конечно, он бы так и сделал, — согласился он. — А как насчет людей в офисе снаружи? Все ли они вне подозрений?

— Все выше этого, — пожаловался Фрэнк, — и не только это, но и само их количество позволяет им быть вне подозрений. Неразумно предполагать, что три девушки и мужчина, все доверенные сотрудники, вступили бы в сговор с целью убийства своего работодателя без мотива для этого. Один из них может попытаться это сделать, или, может быть, даже двое, но вряд ли все четверо будут иметь что-то против этого человека.

— Вы правы, — признал Феннер. — Я и сам так думаю, но сначала мы должны исключить возможность внутреннего конфликта. Что ж, шеф, я не вижу, чем могу вам помочь в этом вопросе. Это достаточно необычно, чтобы быть интересным, и, если вы не возражаете, я загляну и осмотрюсь тут утром.

— Угощайся, — мрачно сказал Дэвидсон. — Я не верю, что ты можешь разобраться в этом деле. Я просто рискнул. Вдруг ты мог бы это сделать, знаешь ли.

— Я хотел бы, чтобы у меня была возможность сделать это. И я просмотрю все утром на всякий случай. Спокойной ночи, Фрэнк, и удачи. Спокойной ночи, шеф. Пошли, Билл, — и мы ушли.

Когда мы шли домой, Феннер промолвил:

— Похоже, что дни чудес все-таки не прошли. Что ты думаешь об этом как о головоломке?

— Это выше моего понимания, — ответил я честно. — Единственное возможное объяснение, которое я могу придумать, это то, что этот человек покончил с собой.

Джо встал и покатился от смеха.

— О, Билл, Билл, — выдохнул он, — есть только один человек на миллион, даже пожалуй на миллиард, который совершает самоубийство, вонзая нож себе в спину, не говоря уже о том, чтобы спокойно избавиться от оружия сразу после смерти.

— Ну, тогда, — угрюмо спросил я, — как вы объясняете это?

Он сразу же задумался.

— Я не могу объяснить, — признался он, — если только…

— Если только что? — спросила я, когда он сделал паузу.

— Если только… если только… Ну, я бы не хотел сейчас говорить «если только». Не хотели бы ты снова составить мне компанию завтра утром?

— Я, конечно, хотел бы, — мгновенно ответил я. — Это дело завладела моей головой.

— Тогда ладно. Я заеду за тобой по пути.

Я часами лежал без сна, пытаясь понять, как это могло быть сделано. Казалось, что правдоподобного объяснения не существует. Если бы факты по этому делу были представлены мне как своего рода головоломка, я бы сказал, что это просто невозможно сделать. И все же — там был мертвец.

В конце концов я сдался и погрузился в беспокойный сон.

На следующее утро Феннер заехал за мной, как и было условлено.

— Ну что, — весело спросил он, — ты разгадал тайну за ночь?

— Нет, — сказал я. — Это кажется еще более непонятным, чем когда-либо, после ночных размышлений. Ты нашел ответ?

— Пока нет. У тебя случайно нет хорошего полевого бинокля?

У меня он был и я принес его.

— Это прекрасно, — сказал Феннер, внимательно осмотрев его. — Пойдем.

У нас не было проблем с тем, чтобы попасть в офис Кори. Тело было вывезено, и практически все следы трагедии исчезли.

Феннер опустился в кресло, на котором совсем недавно сидела несчастная жертва. Когда он сидел за столом, его спина была обращена к окну, которое было закрыто.

— Ну, — размышлял он, — как был убит этот человек? Если бы это кресло только могло говорить. Предположим, я нахожусь через дорогу в другом здании. Так! Предположим, что я старый китобой. У меня есть гарпун и моток веревки. Окно в этом кабинете открыто. Эта широкая спина

— прекрасная мишень. Билл, глянь в это окно и посмотрим, смог бы я это сделать.

Я повернулся к Феннеру и самым саркастичным тоном сказал:

— Ты мог бы, Джо, если бы у тебя был умный гарпун. После того, как ты его бросишь, он ловко зависает в воздухе, поворачивался под углом в сорок пять градусов, ловко прыгает вверх примерно на шесть этажей, делал еще один поворот на сорок пять градусов, грациозно проскальзывал в окно и…

Но Феннер уже был на ногах и стоял рядом со мной. Его лицо было серьезным, но глаза блестели. — Дорогой Уильям, — сказал он, — твой сарказм превосходен, но я слишком занят, чтобы выслушивать остальное. Оставь у себя полевой бинокль.

Прошло десять минут. Я начал нервничать, когда он внезапно протянул мне бинокль.

— Билл, — сказал он, — ты видишь вон то здание — то, которое кажется таким же высоким, как это?

— Да, вижу, — ответил я. — Это мог быть только Йикл. Он и Этвуд — два самых высоких здания, которые у нас есть.