— Так вы вообще ничего из них не вытянули? — Вмешался Рентленд.

— Ничего, что я мог бы использовать. Ландерс, однажды, когда он собирался с духом, показал мне в своей комнате кусок изогнутой проволоки, с веревкой вокруг нее, и начал что-то мне рассказывать, когда Роуэн позвал его, а затем он замолчал.

— Изогнутая проволока! — Трант нетерпеливо вскрикнул. — Вот такая?

Он достал из кармана инструмент, который дала ему Эдит Роуэн.

— Это было у Морса в его комнате, единственная вещь в запертом ящике.

— Точь-в-точь такая же! — Дики воскликнул, схватив ее. — Итак, у Морса тоже было это, после того, как он стал контролером в весовой № 3, где все и происходило. Именно это Ландерс начал объяснять мне, и как они обманули таможню с помощью этой вещи. Я говорю, мы должны узнать это сейчас, Рентленд! Нам нужно только пойти в доки и понаблюдать за ними, пока они взвешиваются, и посмотреть, как они это используют, и арестовать их, и тогда они наконец у нас, а, старина? — он торжествующе закричал. — Наконец-то они у нас в руках!

— Вы хотите сказать, — перебил таможенника Трант, — что вы можете осудить и посадить в тюрьму, возможно, контролера, или бригадира, или, может быть, даже начальника дока — как обычно. Но люди наверху — большие люди, которые на самом деле стоят у истоков этого бизнеса и единственные, кого стоит заполучить, вы их поймаете?

— Мы должны брать тех, кого можем достать, — резко сказал Дики.

Трант положил руку на плечо маленького офицера.

— Я для вас незнакомец, — сказал он, — но если вы следили за некоторыми из последних уголовных дел в Иллинойсе, возможно, вы знаете, что, используя методы современной практической психологии, я смог добиться результатов там, где старые способы потерпели неудачу. Сейчас мы лицом к лицу сталкиваемся, возможно, с самой большой проблемой современной поимки преступников — поймать в делах, связанных с крупной корпорацией, не только низших людей, которые совершают преступные действия, но и людей высшего эшелона, которые замышляют или потворствуют преступному плану. Рентленд, я пришел сюда не для того, чтобы осудить простого портового мастера, но если мы собираемся добраться до кого-то повыше, ты не должен позволять инспектору Дики возбуждать подозрения, вмешиваясь в дела в доках сегодня днем!

— Но что еще мы можем сделать? — с сомнением спросил Рентленд.

— Современная практическая психология предлагает дюжину возможных способов доказать осведомленность человека, стоящего выше, в этом корпоративном преступлении, — ответил Трант, — и я рассматриваю, какой из них наиболее осуществим. Только скажите мне, — внезапно потребовал он, — я слышал, что Уэлтер — один из богатых людей Нью-Йорка, которые увлечены помощью в основном университетам и другим учреждениям, не могли бы вы сказать мне, какие из них могут его больше всего заинтересовать?

— Я слышал, — ответил Рентленд, — что он является одним из покровителей научной школы Стайвесанта. Это, вероятно, самое модное заведение в Нью-Йорке и имя Уэлтера, я знаю, фигурирует вместе с ним в газетах.

— Ничего не может быть лучше! — Трант воскликнул. — У Куно Шмальца там психологическая лаборатория. Теперь я вижу свой путь, Рентленд, и я свяжусь с вами сразу после полудня. Но держитесь подальше от доков!

Он резко повернулся и покинул изумленных таможенников. Полчаса спустя молодой психолог отправил свою визитную карточку профессору Шмальцу в лабораторию Научной школы Стайвесанта. Широколицый немец в очках, сияющий, собственной персоной подошел к двери лаборатории.

— Это мистер Трант — молодой, способный ученик моего старого друга, доктора Рейланда? — восхищенно прогудел он. — Ах! удача сопутствует Рейланду! В течение двадцати лет я тоже показывал им в лаборатории, как страх, вина, каждая эмоция вызывают в организме реакции, которые можно измерить. Но применяют ли они это? Пуф! Нет! для них всех это остается непрактичным, академичным, потому что у меня на занятиях одни тупицы!

— Профессор Шмальц, — сказал Трант, следуя за ним в лабораторию и с живым интересом переводя взгляд с одного на другой научный прибор, — расскажите мне, в каком направлении вы сейчас работаете.

— Ах! Я уже год экспериментирую с плетизмографом и пневмографом. Я ощущаю вкус, я ощущаю запах или издаю шум, чтобы возбудить чувства в субъекте и я читаю с помощью плетизмографа, что объем крови в руке уменьшается под воздействием эмоций и что пульс учащается; и с помощью пневмографа я читаю, как дыхание становится легче или быстрее, в зависимости от того, приятные или неприятные эмоции. В этом году я провел более двух тысяч таких экспериментов.

— Хорошо! У меня есть проблема, в которой вы можете быть мне очень полезны и плетизмограф и пневмограф послужат моей цели так же, как и любые другие инструменты в лаборатории. Ибо каким бы жестким ни был человек так, что невозможно определить его чувства по лицу или осанке, он не может предотвратить уменьшение объема крови в руке и изменение дыхания под влиянием эмоций страха или вины. Кстати, профессор, мистер Уэлтер знаком с этими вашими экспериментами?

— Что? Он?! — воскликнул толстый немец. — Почему я должен рассказывать ему о них? Он ничего не знает. Он купил мое время для преподавания в классах, он не купил только дым из трубы! Все, даже душу, которую мне дал Готт!

— Но он был бы заинтересован в них?

— Конечно, он был бы заинтересован в них! Он привозил на своем автомобиле трех или четырех других толстосумов и хвастался перед ними. Если бы он захотел, то он заставил бы своего дрессированного медведя, то есть меня, танцевать!

— Хорошо! — снова взволнованно воскликнул Трант. — Профессор Шмальц, не могли бы вы устроить небольшую демонстрацию плетизмографа и пневмографа сегодня вечером, если возможно, и организовать посещение ее президентом Уэлтером?

Проницательный немец бросил на него быстрый вопросительный взгляд.

— Почему бы и нет? — сказал он. — Для меня не имеет значения, какую цель вы будете преследовать, нет, если это будет стоить мне должности дрессированного медведя, потому что я уверен в своей психологии, что это не заставит страдать ни одного невинного человека!

— И у вас будут два или три ученых, чтобы наблюдать за экспериментами? И вы позволите мне тоже быть там и помогать?

— С большим удовольствием.

— Но, профессор Шмальц, вам не нужно представлять меня мистеру Уэлтеру, пусть думает, что я один из ваших ассистентов.

— Как пожелаешь, ученик моего дорогого старого друга.

— Превосходно! — Трант вскочил на ноги. — При условии, что это возможно устроить с мистером Уэлтером, как скоро вы можете дать мне знать?

— Ах! говорю вам, все будет хорошо как мы с вами и условились. Его тщеславие все сделает, если я обеспечу наибольшую огласку…

— Чем больше рекламы, тем лучше.

— Подождите! Это должно быть сделано до того, как вы уйдете отсюда.

Профессор прошел в свой личный кабинет, позвонил президенту Американской сырьевой компании и без проблем договорился о встрече.

За несколько минут до восьми часов вечера Трант снова быстро поднялся по каменным ступеням в лабораторию профессора. Профессор и двое других, склонившихся над столом в центре комнаты, обернулись при его появлении. Президент Уэлтер еще не прибыл. Молодой психолог с удовольствием признал знакомство с двумя учеными стоявшими со Шмальцем. Оба они были известны ему по именам, и он с интересом следил за серией экспериментов о которых более старший доктор Эннерли сообщал в психологическом журнале. Затем он сразу повернулся к аппарату на столе.

Он все еще изучал инструменты, когда шум автомобиля, остановившегося у дверей, предупредил его о прибытии группы президента Уэлтера. Затем дверь лаборатории открылась, и появилась группа. Их тоже было трое — крепкие мужчины, довольно вызывающе одетые, в веселом настроении, с решительными лицами, раскрасневшимися от вина, которое они выпили за ужином.

— Ну, профессор, какое представление вы собираетесь показать нам сегодня вечером? — покровительственно спросил Уэлтер.