Мошенник вцепился в сумку. — Сначала оплата.

Тварь «Манферик» нахмурилась, непривычная, как повелитель, внушающий ужас, к сопротивлению со стороны простого смертного. — Действительно, — щелкнула она своим безгубым ртом. — И что это такое?

— Пятьдесят тысяч ноблей, — ответил Пинч, и бремя страха спало с него. Торговаться с брокером, каким бы устрашающим он ни был, было чем-то, что он знал и понимал, и понимание разрушило страх и благоговейный трепет.

— Мерзкий негодяй! Цена была установлена в сорок, — перебил Клидис.

Пинч напустил на себя вид глубокой обиды. — Лжец? Я сказал правду, повелитель ужаса, — нагло солгал он.

— Хватит, — прохрипело существо-нежить. — Я вполне могу догадаться, что это правда, Пинч. Ты забываешь; я знаю, кто — и что — ты есть. Эти наполненные огнем глаза впились в вора, пробуравливая ямы насквозь. Ужасный дискомфорт, как вши, проползли по мозгу вожака, зудя и покалывая сами мысли его разума.

Пинч боролся с этим чувством, пытался блокировать его. Он знал, что это значит. Нежить зондировала его разум, роясь в запутанной массе его мыслей и воспоминаний. Пинч достаточно хорошо знал этот трюк; это был один из старых приемов Мэйв.

— Я ясно это вижу. Ты надеялся обмануть меня на сорок...

Манферик склонил голову набок с непринужденностью смерти. — Отец, — прошептала нежить. Не отрывая своего пронизывающего взгляда, существо заговорило с камергером, который предусмотрительно отошел в сторону. — Клидис — он знает, — прошипел лорд рыхлым голосом.

— Да, мой господин, — подобострастно произнес старик, дрожа от мрачности в голосе своего господина. — Он только что обсуждал это со мной.

— Итак, Джанол, ты больше не сирота.

Возможно, в существе, которым стал Манферик, все еще оставалась крупица сентиментальности, потому что зонды  отступили от мыслей. Пинч сдержал вздох облегчения. Щупальца нежити подобрались слишком близко. Если Манферик узнает, что он торговался за подделку, это будет концом всего плана, и жизни Пинча — тоже. Конечно, если Спрайт вскоре не придет с подмогой, все было бы кончено. Ему нужно было потянуть время.

— Это многое объясняет, — ответил он, изо всех сил стараясь казаться отстраненным от эмоций, которые эта мысль в нем вызвала. — И ничего. Почему ты отвергал меня? — спросил мошенник так спокойно, как только мог.

Глаза Манферика вспыхнули, словно говоря: — Я не отчитываюсь перед тобой, смертный, но затем свет ненависти погас. — Ты ублюдок. Когда Манферик был жив, было неприлично признавать неправильно понятого сына.

Нежить говорила о своем живом существовании так, будто это была жизнь другого существа.

— Так почему же ты держал меня рядом? — потребовал Пинч, прежде чем Манферик смог надавить на него с требованием регалий. Ему нужно было выиграть время разговором.

Нежить придвинулась ближе, ее сгнившие губы растянулись, обнажив желто-черные зубы, в ужасной гримасе, которая могла быть улыбкой. — Потому что... потому что ты нравился Манферику.

— Ты думаешь, это был несчастный случай — или случайность, — что Клидис привел тебя сюда? В Анхапуре сотня воров, но я послал за тобой Клидиса. Это не было случайностью; это было спланировано. С твоей помощью я буду править Анхапуром. Нежить сделала паузу, позволяя предложению отразиться в глазах Пинча.

— Мне нужны твои глаза и уши, сын мой. Ты будешь мастером моих шпионов, ты найдешь моих врагов и выдашь их мне. Оборванный Манферик с ошеломленным интересом посмотрел на свою кишащую личинками руку. — Ты представишь их мне, и я буду развлекать их, — прошептал он больше самому себе, чем Пинчу. Так же внезапно он снова устремил свой свирепый взгляд на Пинча. — Я предлагаю тебе Анхапур, сын мой, а не просто горсть жалких монет. Кто еще сделает тебе так хорошо? Отдай мне регалии, и давай разделим славу.

— Значит, ты можешь убить меня, как только я это сделаю?

— Я мог бы убить тебя сейчас и забрать их, — прохрипела нежить, — но я хочу, чтобы ты был на моей стороне. Манферик знал, что этот день настанет.

— Ты и твои заговоры выгнали меня из Анхапура.

— Сила в горе — это было закалкой. Ты не был бы тем, кто ты сейчас, если бы остался. Ты был бы лакеем своих законных братьев. Манферик ткнул костлявым пальцем в грудь Пинча. — Теперь ты достаточно силен и находчив, чтобы занять место рядом со мной.

— Лорд Манферик... Клидис, наконец-то, нашел в себе силы заговорить. Старик извлек из себя бесстрашного кавалериста своей юности. Его сутулые плечи были расправлены, морщинистое лицо разгладилось от решимости, и все это обрамляли волны его тонкой белой гривы. Ушли дрожь, лихорадка и артрит, которые кровоточили его величество. Пинч смог увидеть сильно возмущенного Клидиса прошлых лет — мастера фехтования и наездника, которым Пинч так давно восхищался. Его голос был полон осторожного негодования. — Я верно служил тебе, великий король, в ожидании того, что мне причитается...

— Лорд Камергер, мой верный слуга. Нежить обернулась, чтобы посмотреть на старого офицера. — В моих планах для тебя всегда было самое почетное место. Действительно, твое великое служение вот-вот произойдет.

Камергер улыбнулся и поклонился со всей лисьей покорностью, но прежде чем он смог поднять взгляд, луч света цвета заросшего водорослями пруда вырвался из лишенного плоти пальца Манферика и поразил верного аристократа в центр его головы. Это было так, будто старика ударили молотком. С криком он отшатнулся назад, но луч заиграл на нем. Он струился  по его голове и одной стороне лица. Везде, где он прикасался, кожа гноилась и покрывалась красно-черными язвами болезненного разложения. Клидис замахал руками, будто мог отбить свет, но все, что он сделал — покрыл свои руки кровавыми язвами.

Крик перешел во всхлип, а всхлип превратился в хлюпанье гноя и крови, по мере того как луч разрушал плоть все глубже и глубже. Клидис пятился назад, пока не упал на пол, а затем, мяукая, пополз прочь, размазывая дорожку красной слизи по грубому каменному полу. Манферик продолжал безжалостно направлять гротескный луч на тело камергера, пока жалкая развалина пыталась оттащить себя в безопасное место.

Когда хныканье перешло в булькающие рыдания, Пинч отвернулся. Даже для Клидиса, со всеми его амбициями и ложью, это был незаслуженный конец — эта изъязвленная масса, истекающая кровью на полу. Пинч не оглядывался, пока треск заклинания не затих. То, что осталось от Клидиса, было неузнаваемо — масса пропитанной кровью одежды и пузырящейся плоти, не сохранившей ни единой черты.

— Ты убил его, — сглотнул Пинч. Гротескная казнь лишила разбойника обычно хладнокровного поведения, оставив его только таращиться на ужас на полу.

— Все это было спланировано, — прохрипел Манферик, обнажив зубы в ослепительной улыбке. Король-нежить повернулся к Пинчу еще раз.

— Отдай мне регалии, Джанол, сын мой. Присоединяйся ко мне против своих сводных братьев, и мы станем хозяевами Анхапура.

— Или?

Нежить мотнула головой в сторону сочащейся массы. — Или ты умрешь, — пообещал Манферик.

Помощь не прибыла; выбора больше не было. Пинч неохотно открыл сумку, висевшую у него на боку, и осторожно поставил Чашу и Нож на пол.

— Да, будем править Анхапуром вместе, отец.

— Следуй за мной, — прохрипел Манферик своим скрежещущим голосом, прежде чем скрыться в темноте. — Возьми свой свет и иди. Есть время, прежде чем я должен буду действовать.

—«Почему я должен следовать за этой мертвой тварью»? — недоумевал Пинч. Инстинкт бегства поднялся в его сознании. Это был хороший инстинкт, к которому Пинч научился прислушиваться и которым дорожил на протяжении десятилетий. Он слушался его, будучи вором, и даже раньше, когда бежал из Анхапура. Он побуждал его бежать и сейчас. Было бы легко убежать от того, во что превратился Манферик, и он был готов скорее рискнуть заклинанием в спину, чем войти в логово этого монстра.