— Я думаю, из меня получился бы прекрасный Жент. Не так ли, Терин?

С ухмылкой Гур взмахнул кинжалом. — Хорошие Женты — это мертвые Женты, Спрайт. Хочешь, я тебя вздерну?

Халфлинг комично нырнул за сундук из бронзового дерева. — Хорошо сказано. Я не буду Жентаримом, и я не буду королем Анхапура.

— Но я не понимаю, — сказала Мэйв с насмешливым подвыванием, которое прервало их игру. — Если бы у тебя были эти чашка и нож, почему бы тебе не стать королем?

Вожак, играя роль мудрого учителя, откинулся на спинку стула. — Это из-за того, что делают Чаша и Нож. Видите ли, давным-давно — о, много лет назад, и сколько бы веков ни потребовалось человеку, чтобы забыть такие вещи…

— Вчера, для Мэйв, — съязвил Спрайт-Хилс. Терин расхохотался. С мышиным визгом Мэйв пнула скамеечку для ног в сторону халфлинга.

— Как бы давно это ни было, в королевском доме произошел раскол. Первый король Анхапура умер. Однако, по-видимому, старый король очень любил свою спальню, потому что он оставил после себя более десятка сыновей и внуков, по крайней мере, столько, о каком количестве знали люди.

— Одна из наград королевской семьи, — ухмыльнулся Гур, усаживаясь в кресло напротив своего старшего. Спрайт придвинул табурет и плюхнулся на него, в то время как Мэйв склонилась над плечом Терина. Это начинало казаться длинной историей, которая могла бы заслуживать их внимания.

Пинч зевнул, когда утреннее солнце согрело кресло. — Конечно, каждый из этих сыновей и внуков считал себя единственным достойным преемником старого короля. Остальные были дураками, идиотами и просто врагами, которые не заслуживали трона. Это было ужасное время для города.

— Убийцы, шныряющие по коридорам и все такое? — нетерпеливо спросил Спрайт. По его мнению, это должна быть прекрасная история. — Много бойни, и выживает только один?

Пинч покачал головой. — Если бы дело было только в этом, это вообще вряд ли было бы кризисом. Аристократы Анхапура давно привыкли решать проблемы быстрой и удачной смертью. Нет, это было бы хуже для них самих…

— Я бы подумала, что потерять голову — это самое худшее, что ты можешь получить, — прошептала Мэйв Терину. Она погладила шрам палача, который выглядывал из-под шарфа на его шее. — Ты бы знал об этом, не так ли, лунный человек?

Гур ощетинился от такого оскорбления, но ничего не сказал. Он хотел услышать остальную часть истории.

— Хуже для них — гражданская война. Это разорвало бы город на части. Были фракции во фракциях, готовые сражаться за своего человека.

Терин оттолкнул Мэйв от спинки своего стула. — Так какое это имеет отношение к этой чашке и ножу?

— Потерпите немного, — посоветовал Пинч, подняв руку, чтобы сдержать порывистость своего помощника. — В этой истории оказался мудрый человек, священник — как всегда бывает в подобных вещах. Он заявил, что выбор должен быть за богами; пусть они выберут королевского наследника, который больше всего подходит для руководства городом. Он указал, что все они могли бы убивать друг друга без какой-либо выгоды, кроме дымящихся руин города, или они могли бы попытать счастья с богами. Как он заставил их всех согласиться, я не знаю, но он это сделал.

— Итак, как гласит история, этот священник и его слуги ушли молиться и делать все, что они считают нужным, и через некоторое время возвратились с ответом. И этот ответ — Чаша и Нож.

— Я этого не понимаю, — запротестовал Спрайт.

— Всякий раз, когда предстоит выбрать нового короля и есть более одного претендента, решают Чаша и Нож. Каждый наследник берет Нож, прокалывает себе запястье, капает немного крови в Чашу и смешивает ее с вином. Затем он выпивает это вино залпом. Если он тот, кого избрали боги, вокруг него образуется шар святого света или что-то в этом роде. Я никогда не видел, как это делается на самом деле.

— Значит, это то, что скоро здесь произойдет, а, Пинч? — спросила Мэйв.

— И без этой Чаши и Ножа ни один из принцев не может быть коронован? — добавил Терин.

— Значит, если бы кто-то украл их, он мог бы назвать свою цену? — вмешался Спрайт, подбегая к ногам Пинча. — Мы собираемся украсть их, не так ли? А потом мы потребуем выкуп и обчистим королевскую казну! Это гениально, Пинч. Да ведь о нашем преступлении будут знать отсюда и до Уотердипа!

Он и так рассказал им слишком много —  решил вожак, и не было необходимости рассказывать им больше — ни о Манферике, ни о подмене, ни о том, какова, вероятно, будет их судьба, когда работа будет выполнена. Теперь они были с ним, и не было смысла сообщать им ненужные подробности, особенно те, которые могли заставить их усомниться в его планах.

— Да, мы собираемся украсть их и продать обратно. Что-то в этом роде.

— Снова ограбление храма. Учитывая их последнюю попытку, голос халфлинга звучал почти радостно от такой перспективы. Он кивнул Мэйв, которая, казалось, была почти в таком же хорошем настроении.

— Это еще раз приведет нас к смерти, — мрачно возразил Терин, натягивая шарф, чтобы прикрыть шрам от веревки на шее.

После того, как Пинч передал им  задания, он договорился о встрече и ускользнул. Затем он прошел по коридорам, избегая всех, и обманным путем пробрался мимо охранников у своей двери, он рухнул в постель. Мрачная усталость нахлынула на него. Он знал, что должен составлять свои планы, расставлять ловушки, как опытный мошенник, но его разум не мог заставить тело повиноваться. Его веки настойчиво хотели сомкнуться, а лоб — глубоко погрузиться в пуховые подушки.

— «Я старею», — подумал он. — «Ночи кутежей, прыжков с крыш в постели в тавернах, ночи, проведенные в холодных переулках, они высасывают молодость из моего мозга. Теперь я должен быть умнее, работать из своей паутины и дергать за ниточки, как паук, который чует свою добычу. Мне нужно подумать».

— «Чума на все это», — решил он. — «Я стар. Я собираюсь спать».

Пока он спал, Пинчу снились сны, и он помнил эти сны — вещь для него необычная.

Его преследовала тень. Первым был Манферик, который, рыдая у собственной могилы, пытался вовлечь Пинча в свой траур. Лицо мертвого короля было закрыто капюшоном, но его ткань слегка шевелилась от мяукающего шевеления чего-то живого. — Помоги мне, сынок, — клацнули засохшие челюсти.

Паника сковала «я» Пинча, существующего во сне. Затем тень превратилась в Клидиса в цветах Всадников Ада, с петлей палача в руке. Пинч мог почувствовать, если он действительно чувствовал во сне, порез от пеньковой веревки на своей шее, обжигающей плоть, оставляющий шрам, подобный тому, что был на шее Терина. Клидис стал Айрон-Битером и Варго, двумя такими похожими существами, одинакового роста. Его сон придавал большое значение слиянию этой пары. Тот — кто — был — двумя приблизился к нему с высоко поднятым сверкающим лезвием Ножа и Чашей, жаждущей принять его кровь. Его ноги изо всех сил пытались бежать, но пальцы ног только касались земли. Петля врезалась ему в шею, поднимая его все выше и выше. Он взлетел выше досягаемости Ножа, выше земли, на высоту виселицы. Его угрожающий обзор снова изменился, и теперь Терин смеялся, стоя на земле внизу, над своими собственными болтающимися ногами. Помощник был одет в одежду Пинча и пересчитывал серебро из своего кошелька. Где-то голос судьи зачитывал список его преступлений и наказаний, которые он заслужил. Тьма сомкнулась, пока он не повис в одной точке. Список почти подошел к концу, раздался скрип рычага палача, нетерпеливо ожидавшего окончания литании.

Женский голос, надтреснутый возрастом, но обладающий нежностью, необычной для ушей Пинча, донесся сквозь эту темноту. — Джанол, — вот и все, что он говорил, снова и снова, пустой и не становящийся ближе. Это была не Мэйв, единственная женщина, с которой Пинч когда-либо чувствовал близость, хотя его «я» из сна наполовину ожидало этого. Это был крик, полный мучительной остроты, но, в, то, же время, он предлагал безопасность в темноте. Пинч напрягся в петле, логика его сна создавала почву под его болтающимися ногами. Петля затягивалась все туже, холодная кровь стекала ему за воротник, но крики не становились ближе. Веревка заскрипела, и в поле зрения появилась рука в черной перчатке, готовая дернуть за рычаг люка.