— Они несправедливы к вам, Клидис! В то же время мошенник ударил локтем по руке зануды как раз в тот момент, когда тот собирался пригубить свое вино. Желтая жидкость забрызгала мужчину, испачкав его белый шелковый камзол грязным пятном.

— Сэр, вы меня толкнули! — выпалил он, схватив Пинча за руку.

Пинч бегло посмотрел на лорда. — О, действительно, ужасный несчастный случай, — сказал он с притворным сочувствием. — На вашем месте я бы пошел переодеться, а то люди подумают, что у меня не было времени выйти на задний двор и «сорвать розу».

— Сорвать...? Возмущенный зануда остановился, когда проследил за взглядом Пинча на пятно медового цвета, расползшееся по его штанам. Его лицо покраснело. — Возможно, это разумно, — сказал он, отодвигаясь, стратегически придерживая салфетку на замоченном месте. — Но вы снова услышите меня, сэр, и скоро, я обещаю! С этой ужасной угрозой на прощание мужчина поспешил прочь.

— Я уверен, что так и сделаю, хотя в любое время это будет слишком рано.

Вздох облегчения вырвался у тех, кто был в аудитории мужчины.

— Я должна сказать, что кузен Джанол, по крайней мере, оживил разговор за столом, — ухмыльнулась леди Гралн со своего места. — Эти обеды угрожали отравить нас скукой. Она подняла свой кубок, чтобы его наполнили из новой бутылки, из которой слуга разливал по очереди.

— Лучше отравленные слова, чем отравленное вино, — предложил Пинч. Он поднял свежий бокал в тосте. Все автоматически подняли свои бокалы, но только для того, чтобы поднести их к губам, внезапно встревоженные намеком мошенника. Каждый наблюдал, чтобы кто-нибудь другой сделал первый глоток.

— Давайте, пейте! — призвал Пинч, снова высоко поднимая свой бокал, весело жаля группу, как песчаная муха. — Выпьем за... о,  в память короля Манферика! Тост за покойного короля Манферика! — предложил он громко, чтобы никто не мог его проигнорировать.

— За Манферика! — эхом отозвалось в зале. Бокалы опрокинулись, когда младшие уровни осушили свои чаши, в то время как за главным столом нерешительность все еще парализовала лордов. Отказ от тоста означал потерю лица, а выпивка требовала доверия. Долгое время никто этого не делал.

Наконец, испытывая отвращение или мужество, Варго проглотил свою порцию. Когда он со стуком поставил свой кубок на стол, остальные сделали большой глоток, последовав его примеру. Только когда все поставили свои кубки, они заметили, что Пинч не притронулся к своему.

Плут ухмыльнулся всезнающей улыбкой. — Я думаю, не тот вкус у выпивки.

— Нам было интересно, почему отец привел тебя сюда, — сказал Тродус с другого конца, — и теперь мы знаем. Ты — последняя жестокая шутка дорогого Отца. Таким образом, он может насмехаться над нами даже из могилы.

— Хватит об этом! Марак выпалил это со всей грацией мастера строевой подготовки. — Клидис, когда мы проведем церемонию Ножа и Кубка? Дела и так шли достаточно долго без настоящего короля.

— Слушайте, слушайте! — подхватил Тродус. — Вы тянете время уже четыре месяца, сначала говоря одно, а потом другое. Я предлагаю, чтобы Иерарх объявил дату уже сегодня.

— Не должно быть спешки, — возразил Варго, звуча нехарактерно для государственного деятеля.

Пинч понял, что Второй Принц тянет время, пока не сможет реализовать другие планы. Это было важное знание, поскольку означало, что за Вторым Принцем нужно следить.

— Принц Варго говорит мудро, — защищался Клидис. — Поспешность с церемонией принесет несчастье всему королевству. Иерарх выбрал дату — первый день Праздника Денег. Он говорит, что это лучший день, чтобы гарантировать прибыль и процветание для нового правления.

Больше времени тоже было неплохой идеей для Пинча, поскольку он даже не был уверен в своей роли здесь. Клидис обронил достаточно намеков, чтобы мошенник понял, что его работа связана с этими инструментами наследования. Что бы он ни собирался сделать, после церемонии будет слишком поздно. Подумав, таким образом, мошенник высказался: — Глупцы тратят медяк и спешат в тюрьму, в то время как мудрецы тратят слиток и покупают судей.

— Что это должно означать? — усмехнулся Марак.

За годы, проведенные за границей, Пинч встречался со свидетелями на множестве судебных процессов, и, как было очевидным свидетельством его пребывания здесь, ему еще предстояло почувствовать петлю. — Терпение для дураков.

При этих словах Марак с рычанием покинул стол. — Если это решение принято, то я не вижу причин оставаться здесь!

— И я тоже, — спокойно добавил Тродус. Он отошел от стола. Обращаясь к Варго, он добавил: — У тебя есть план, и я его выясню.

Скрип больших дверей ознаменовал уход этой пары. После того, как они ушли, Варго тоже откланялся. Уходя, он положил руку на плечо Пинча и прошептал ему что-то на ухо.

— Я не знаю, в чем заключается твоя игра, дорогой кузен, на чьей ты стороне — Клидиса или кого-то другого, или ты просто дурак, что вернулся сюда. Но запомни вот что — если перейдешь мне дорогу, то ты больше никому, никогда не перейдешь дорогу в Анхапуре.

С этими словами жестокий охотник ушел, оставив Пинча наслаждаться остатками трапезы.

Когда ужин закончился, Пинч присоединился к семейной группе, направлявшейся в частные салоны — святая святых его юности. У двери в большой кабинет Марак внезапно встал на пути Пинча, приставив палец, как кинжал, к груди мошенника. — Тебе здесь не рады, — объявил он достаточно громко, чтобы его услышали все. — Ты не член семьи. Все изменилось.

С грацией угря, который проскальзывает сквозь ячейки сети, Пинч скривил губы в вежливой понимающей улыбке и поклонился хозяевам. Варго хлопнул рукой по плечу младшего принца и громко сказал, ошибочно полагая, что это причинит еще большую боль: — Пошли, брат, оставь его до завтра. Есть вино, которое нужно выпить!

Когда дверь салона закрылась за ними, Пинч прошел по темным и бессердечным коридорам в свою комнату.

— «Дорожка пройдена, кегли расставлены», — подумал он про себя. — «Теперь пришло время посмотреть, как сыграет шар».

Вернувшись в свою комнату, мастер-вор устроился в резном деревянном кресле, которое было высушено  досуха жаром от камина. Он сидел неподвижно, глядя на пламя с восхищением, которое могло бы быть у пьяного.

Однако за этим выражением лица его разум лихорадочно работал. Пинч знал, что хорошая подготовка защищает от невезения. Сначала побег — если он  нужен. Его апартаменты были большими и просторными, с гостиной, отдельной от спальни. Однако эти две комнаты были хитроумно сделаны в отношении окон. Это были маленькие иллюминаторы, расположенные высоко в стене, вряд ли пригодные для того, чтобы там могла пробраться крыса. Оставалась дверь, предусмотрительно запертая гвардейцем после того, как Пинч вошел. Могли ли они поверить, что он не слышал медленного скрежета тяжелых засовов?

Пинч был абсолютно уверен, что сможет применить черную магию к двери, даже если он немного утратил форму. Но куда бы он пошел в коридоре? За пятнадцать лет были внесены изменения и дополнения, которые не проявлялись на его мысленной карте дворца. Он прокручивал в голове каждый шаг, который мог вспомнить, заставляя звучать в памяти ощущение расстояния и направления, пока не убедился, что сможет проскользнуть по коридорам во внешний мир.

Но снаружи были огр и его адские псы —  проблема совершенно другого типа. Пинч не сразу смог найти решение этого вопроса. Он отложил его для последующего изучения, когда сможет лучше рассмотреть местность.

Позади огра  была понятна только ситуация с дворцовыми воротами. Переход от одного места к другому может быть сопряжен с опасностями или утомительно прост. Невозможно было сказать, кто мог бы бросить ему вызов или позволить ему пройти.

Хотя с дворцовыми воротами тоже есть вариант. Несомненно, будет введен комендантский час, после которого ворота будут заперты. Здесь его молодость в качестве королевского опекуна сослужила ему хорошую службу. Одним из его очевидных крамол было то, что он мог проскользнуть в город вопреки желанию Манферика и вернуться после того, как протрубит комендантский час. В те времена существовали и другие пути через дворцовые стены, и мошенник верил, что они все еще существуют. Некоторые ворота оставались незапертыми даже в самые поздние часы, чтобы принять тех, кто навещал своих любовниц или возвращался после ночи общения с непристойным народом.