Возможно, Манферик слишком хорошо знал своего внебрачного сына, потому, что с одного слова понял мысли Пинча и действовал в соответствии с ними.

— Икрит.

Крадущийся шорох и хриплое животное рычание потребовали, чтобы он посмотрел, чтобы увидеть их источник. И действительно, позади него маячила серебристо-белая тень любимого кваггота Манферика. Чувство профессионального изумления неуместно охватило Пинча, когда он поразился умению этого существа ускользать от внимания. Конечно, у Манферика здесь были свои ресурсы. Пинч должен был это знать. Нежить мог быть мертв, но это не имело значения. Это была сила его разума, которая поддерживала его.

Выбора не было. Выбор уже был сделан, и избежать последствий было невозможно. Возможно, это было бы не хуже, чем оставаться в помещении с все еще гноящейся массой плоти. От него начал исходить запах, запах тухлой рыбы. Это было нечто большее — запах богадельни во время чумы, где несчастные больные, слишком бедные, чтобы делать оплату богатым целителям, страдали от своих гнойничков и лихорадки, чтобы выжить или умереть по воле богов.

Осторожно обходя лужи гниения, Пинч последовал за своим ново-обретенным отцом в темную пустоту. Тяжелая поступь подтвердила, что Икрит был близко позади. Пламя, цеплявшееся за конец фитиля фонаря, оплывало и раскачивалось, когда он шел, создавая жуткие тени, которые, словно вуали, окутывали изодранный плащ гниющей плоти его проводника. Пинч не слишком внимательно следил за ним, отвлеченный зловонием разложения. Он не замечал этого раньше, его обоняние было сковано страхом.

Следуя за нежитью по туннелям, разум Пинча пытался сформулировать новый план. Все еще оставалась надежда, что Спрайт придет и возьмет след. Действительно, даже он, не следопыт и не лесоруб, мог бы пойти по следу гнили и могильных червей, которые сочились из-под плаща Манферика. Конечно, было более вероятно, что всякая помощь была для него недоступна.

В одиночку надежды было мало. Со своей заклейменной рукой он едва мог управляться с мечом, так что не было никаких шансов пробиться мимо кваггота, даже если бы он был обученным фехтовальщиком, которым он не был. Точно так же у него не было магии, равной навыкам Манферика, так что побег таким способом был немыслим. Он мог бы попытаться ускользнуть в темноту в надежде, что они потеряют его, но это был глупый шанс, он еще не был настолько отчаян, чтобы попытаться.

Оставался единственный выбор — воспользоваться тем, что предложил Манферик, каким бы двуличным и неопределенным это предложение ни было. Пинч не верил в правдивость слов нежити. Существо хотело его для чего-то, хотя для чего, он не мог сказать.

Наконец они добрались до знакомых Пинчу проходов, проходов под дворцом. Они прошли мимо ответвлений, которые мошенник должен был бы узнать, будь у него больше времени, пока, наконец, они не достигли лестницы, которую, как он был уверен, он знал. Путь поднимался вверх, изгибался и заканчивался глухой стеной. Они вернулись в квартиру Пинча каким-то окольным путем. Кваггот послушно надавил на барьер, и камень со скрежещущим стоном распахнулся. Пинч спокойно отметил, что оставленный им кусочек ткани не выпорхнул из дверного косяка. Спрайт и команда были где-то под землей.

— Потушите огни, — скомандовал Манферик, отступая в сторону, чтобы пропустить мошенника. Пинч так и сделал — все, кроме одного, пока кваггот следовал за ним по комнатам. Когда работа была закончена, зверь загнал его на жесткий табурет у кровати, а сам остался стоять там и присматривать за человеком.

Как только в комнате воцарился полумрак, Манферик, не обращая внимания на своего пленника, принялся рыться в ящиках и сундуках с вещами Пинча. Сначала Пинч испугался, что нежить разгадал его обман, но поиск был слишком спокойным для этого. Он перебирал его одежду, отбрасывая в сторону плащи, камзолы, подвязки и мантии, очевидно, подбирая гардероб.

— Одевайся, — прохрипел нежить, бросая одежду Пинчу. — Ты же не хочешь пропустить церемонию. Существо щелкнуло зубами в холодном смехе.

Пинч сделал, как ему было велено, все время, высматривая какой-нибудь шанс сбежать. Во всем этом для него не могло быть хорошего конца.

— У тебя есть вопросы, не так ли? — поддразнил Манферик, пока мошенник медленно одевался.

Пинч ничего не сказал, подозревая, что внезапная болтливость нежити была какой-то новой ловушкой.

— Конечно, есть — например, почему Манферик вырастил тебя? Давай, спрашивай, — подтолкнул нежить с дребезжащим смешком. — Спрашивай, и ты узнаешь.

— Тогда почему?

Гниющее лицо изобразило свою отвратительную улыбку. — Ты был страховкой Манферика, — объяснил нежить, настойчиво рассказывая о своем собственном прошлом, как, будто оно принадлежало другому человеку. — Страховкой от его сыновей.

— Страховка? Самое удивительное, что Манферик, по-видимому, чувствовал себя несколько болтливым, как стареющий отец, передающий свою мудрость сыну. Нежить вел себя сентиментально холодным и бессердечным образом.

— Если бы его сыновья взбунтовались, и он был бы вынужден убить их, он хотел, чтобы ты был жив, чтобы продолжить родословную.

— Итак, он стал моим отцом и держал это в секрете...

— Чтобы ты не отвернулся от него — как он боялся, что это сделают его сыновья.

Эти хладнокровные рассуждения идеально соответствовали уму Манферика. — Почему он заставил меня уйти? Я не верю ни единому слову о том, что это сделало меня сильнее. Бессознательно Пинч говорил так, как, будто Манферик тоже был кем-то другим.

— Манферик понял, что он может создать меня. Зачем ему пытаться продолжить свою династию за счет крови других, когда он мог бы жить вечно? Ты стал опасен для создания меня, — ответила нежить.

Судя по тому, как нежить говорил о себе, Пинч мог только решить, что он сумасшедший. Заклинания, воля и разложение разрушили что-то в сознании Манферика. У нежити могли быть воспоминания, зло и хитрость, но он был не более Манфериком, чем Пинч. Это было преображение душ, поскольку старый король превратился во что-то еще более мерзкое и гротескное, чем он был при жизни. Пинч видел отцовскую любовь во всех ее проявлениях — отцов, которые обучали своих сыновей правилам жизни, отцов, которые продавали своих дочерей богатым людям. Даже тех, кто сдавал своих собственных властям за деньги, — но даже они не могли сравниться с масштабом жестокости рептилии, к которой стремился Манферик. Невольная дрожь охватила его при мысли о такой жестокой манипуляции.

— Итак, Манферик пытался убить меня и избавиться от проблемы, — с горечью сказал Пинч, закончив одеваться. Тяжелая рука кваггота заставила его вернуться на свое место. Тем временем нежить достал драгоценный камень из складок своего одеяния и положил его на пол между ними.

— Нет, — вздохнуло существо-нежить, — это был не Манферик. Это был твой сводный брат, принц Варго. Манферик просто снял с тебя свою защиту. Он не хотел, чтобы ты умер, а только ушел. Хорошенько напугать, чтобы отослать тебя подальше. Всегда был шанс, что ему может понадобиться твоя родословная, что его планы могут провалиться.

— Кто была моя мать? Пинч все еще тянул время, но он действительно хотел получить ответ на этот вопрос.

— Как тебе сказали, леди Тулан, фрейлина королевы.

— Что с ней случилось?

— Манферик прятал ее в катакомбах, пока не родился ребенок, — ответил нежить с ледяной отстраненностью. — Потом он отдал ее Икриту.

Пинч оглянулся через плечо на огромного волосатого человека-зверя. — Ты охраняешь леди?

Существо обнажило клыки и хрюкнуло, без подтверждения или опровержения. Это было все, что существо могло бы сказать перед своим хозяином.

Горящий взгляд нежити остановился на грязно-белом существе. — Интересно... — прошептал он.

Пинч почувствовал, что сказал больше, чем следовало. Если бы дело касалось только Икрита, он бы довел этих двоих до конфликта, но на карту было поставлено еще одно, чем он не хотел жертвовать, — леди в туннелях. Если она была его матерью, Пинч хотел защитить ее. Ему нужно было, чтобы она доказала его притязания — рассуждал он рационально, забывая, что его шансы на побег были невелики. — Так зачем было тащить меня обратно? — спросил он, чтобы быстро сменить тему.