Не глядя на них, Мэйв перевела свой немигающий взгляд на двух мужчин. Пинч знал, что это была самая рискованная часть процесса. Незнакомец, пялящийся на тебя так, как это делала Мэйв, всегда был поводом для драки. Когда, наконец, она моргнула, Пинч был так же счастлив, что никто этого не заметил.

— Ты прав насчет них, Пинч. Они в торговле и не слишком счастливы сегодня, вечером. Мэйв улыбнулась, возвращаясь к своему ужину. — Гот их взвинтил, их нервы напряжены, учитывая, что комната полна наших симпатичных эскортов. Не знаю, что они о нас думают, но они положили глаз на другую здешнюю компанию. Больше ничего, кроме нескольких ужасных мыслей, которые я не стану высказывать публично.

Спрайт хихикнул. — Это они не о тебе ли  сейчас, не так ли? Или ты просто надеешься?

Мэйв отвернулась от халфлинга, тряхнув своими сальными, немытыми волосами.

— Не болтай, Спрайт-Хилс, — пророкотал Пинч. — Ты и сам не слишком благоухаешь.

— Мэйв, не обращай внимания на эту неблагодарность. Те, кто имеют значение, знают твои качества. Пинч успокаивающе положил руку на плечо Мэйв. — А теперь, дорогая Мэйв, не могла бы ты прочитать мне другой стол?

Надув губы, Мэйв на мгновение перевела свой пустой взгляд на Пинча, но была остановлена свирепостью его взгляда, затененной изгибом его нежной улыбки.

— Другой столик, Мэйв, — приказал он.

Женщина-ведьма вздохнула и перевела взгляд туда, куда он кивнул.

Тем временем старый плут изучал их цель. Это был маленький столик у камина, за которым сидел одинокий путник, достаточно необычный в сельской местности, где мало кто путешествовал в одиночку. И, что было не в последнюю очередь важно, потому что путешественницей была женщина — не то чтобы неслыханная, но просто гораздо более примечательная. Гостиница находилась в стране между землями, в районе, недоступном для любого, кто мог бы претендовать на него, и поэтому на него претендовали разбойники с большой дороги и звери с дурной славой. Одинокий путник, попавший в эту пустоту, становился добычей любого более сильного опустошителя.

— «Следовательно», — рассуждал Пинч, — «эта одинокая женщина не является слабой, но, возможно, глупой».

— Она что-то произносит за ужином, или молится, — озадачилась Мэйв.

— За какую церковь? И какое у нее дело?

Волшебница уставилась на него, как сова, прежде чем со вздохом сдаться. — А ничего хорошего, мастер Пинч. У нее очень сильный ум. Единственное, что я получила, так это изображение ее жареного цыпленка и благодарность какой-то безликой силе. Она видит ее, как светящийся шар, вот как.

— Похоже на то, что ты знаешь, Спрайт?

Понимание странных фактов маленьким халфлингом было удивительным источником ответов. Если он действительно знал, это был бы не первый раз, когда он вспоминал бесполезные вещи к их обоюдной пользе. На этот раз Спрайт-Хилс пожал плечами. — Может существовать любое количество ничтожных солнечных богов, не говоря уже о таких больших, как Маск или Безликие.

Пинч наклонился вперед и посмотрел на женщину с притворным безразличием. — А не насчет того храма, где мы были? — тихо спросил он.

— Нет, нет, — ответила Мэйв. — Испугался, Пинч? Вероятно, она просто какая-нибудь странствующая монахиня, вознамерившаяся совершать добрые дела на дороге.

Человек раздраженно стукнул кружкой по столу. — Она нечто большее, чем это.

— Он прав, ты, мерзкий маленький эльф, Спрайт, — возликовала Мэйв. — Она круче, чем какая-нибудь дворянская шлюха.

— Что еще ты можешь сделать, Мэйв?

Пинчу ответили покорным падением активности. — Больше ничего, дорогой. Все заклинание  израсходованы.

Спрайт, пытаясь вернуть себе расположение пары, предложил: — Я мог бы щипнуть ее, посмотрим, что мы узнаем.

Ее одежда была заурядной, прочной, пыльной и унылой — признак того, что у нее много ума, но мало денег. Пинч покачал головой. — Я этого не одобряю, халфлинг. Не стоит того, чтобы тебя поймали. Ты что, забыл правила? Никогда не ставь свою монету на тощую лошадь или...

— ... твой нож к пустой затычке, — закончил Спрайт. — Я знаю старые правила. Я просто подумал, что это поможет.

— Разве вы двое не просто пара. Беспокоитесь, что за вами охотятся, и беспокоитесь, что вас поймают, когда мы здесь, где нет никого и ничего! У нас и так немало забот с вашим лордом Клидисом и всеми его солдатами, или вам двоим нужно что-то еще искать? Мэйв набросилась на них со своими словами, а затем подкрепила свою тираду крепким напитком. — Только одна ночь в приличном месте для сна, и все, что вы, пара, делаете, это вглядываетесь в каждого незнакомца и угадываете, кто из них собирается выпотрошить вас. Я говорю вам — вам, Спрайт-Хилс, и тебе, Мастер Пинч, — просто перестаньте заглядывать под простыни и пейте!

Оба мужчины, человек и халфлинг, удивленно уставились на нее, сбитые с толку ее вспышкой. Они посмотрели на нее; они посмотрели друг на друга. Они ничего не могли сделать, кроме, как взять свои кружки и пить, пока ничего не осталось.

Они пили до тех пор, пока Терин не появился снова с кошельком, полным дополнительных монет, и рассказами о том, как он бросал кости, чтобы обеспечить себе выигрыш. Они выпили еще немного за удачу Терина, как, будто у Леди был хоть какой-то шанс повлиять на игральные кости Гура. Они пили до тех пор, пока Спрайт не проскользнул под стол, и хозяин гостиницы не стал закрывать пивную. На всякий случай они взяли наверх лишнюю шкуру, неся ее с большей осторожностью, чем Спрайт-Хилса, у которого было бессознательное состояние мешка с картошкой.

Когда охранники разбудили их перед слишком ранним рассветом, четверо, пошатываясь, спустились по лестнице, их головы были как хорошая горчица. Они побледнели при виде хлеба, намазанного беконным жиром, и поспешили наружу, чтобы глотнуть свежего фермерского воздуха. Это принесло мало пользы, разве что напомнило им о том, какими несчастными они себя чувствовали. Дрожа от слабости, они натянули удила, оседлали своих лошадей и неохотно уселись для дневной поездки. Даже, несмотря на все это, даже, несмотря на то, что его глаза так и не смогли полностью сфокусироваться, а голова не переставала пульсировать, Пинч заметил, что вчерашние гости — Бык, Копье и женщина — уже уехали. Он задавался вопросом — отправились ли они каждый своим путем. Женщина не имела значения, поскольку она вряд ли увидит их снова.

Когда все было готово, отряд численностью в двадцать человек, покачиваясь на своих свежих лошадях, двинулся по желтой грязной дороге, пока не заполонил небольшую тропу. Окруженная старым кустарником, который играл роль отца для зарослей пышной ежевики, группа отправилась в дневной переезд. Было ли это по приказу командира или просто по злой случайности, тропа была тряской и крутой, поднималась и опускалась по оврагам и руслам рек. Каждый подскок напоминал Пинчу о том, каким несчастным он себя чувствовал.

— Тебе не интересно, куда делась та жрица? — спросил Спрайт с жизнерадостностью, которая соответствовала его имени. Из них четверых, только халфлинг каким-то образом  был единственным, кого не беспокоило похмелье; вероятно, это было как-то связано с печенью коротышки, скорее всего, это была чистая губка. — Как ты думаешь, Пинч, в какую сторону? — нажимал он, хотя прекрасно знал, что остальные едва ли могут сосредоточиться.

Пинч попытался изобразить свой самый свирепый взгляд, который сейчас больше походил на болезненный прищур. — Кто я тебе — лесник? Кто знает в этой грязной пустоши? А теперь заткнись, пока я тебя не ударил! Повышающийся тон его собственного голоса заставил мошенника вздрогнуть.

Хихикая, Спрайт-Хилс хлестнул пони, которого они делили с Мэйв, отъехав в безопасное место, вне досягаемости Пинча.

Поездка продолжалась, холодная, мокрая, унылая и ноющая, все утро и далеко за полдень. В одном месте, где тропа проходила по просеке, увитой безлистными вязами и мертво-серыми виноградными лозами, что-то по-звериному кашлянуло, и мертвые зимой ветви зашелестели. Отряду пришлось остановиться, пока группа несчастных солдат медленно обходила это место с флангов и обследовала кусты. Это ничего не дало, но задержало их на час, в течение которого никто не смел расслабиться.