— Куда вы направляетесь? — крикнул один из них, выдвигаясь вперед.

— Мы лорд Клидис из Анхапура и его эскорт, — крикнул в ответ капитан стражи, тот, как знал Пинч, был груб со своими людьми. — Кто ты такой?

— Повар хозяина, — ответил смертельно худой мужчина, вышедший вперед. На нем был засаленный фартук, а в руках он держал тяжелый тесак — униформа и инструменты его ремесла.

— Вот тебе и еда, — прошептал Терин Спрайту.

— Что ж, открой ворота, лакей, и дай нам комнату на ночь. Мой господин не привык ждать в грязи. Капитан раскраснелся от нетерпения поскорее убраться подальше от непогоды.

С медленной обдуманностью повар вгляделся сначала в лес с одной стороны, а затем с другой, выискивая что-то в тенях и темноте. Наконец он снова повернулся к капитану. — Вы можете заплатить?

— Можем ли мы  заплатить? — фыркнул офицер. — Оплата зависит от обслуживания, мужлан!

Теперь повар медленно, и снова очень обдуманно, оглядел всадников, подсчитывая их количество на пальцах. Когда он использовал для счета обе руки, его лицо сосредоточенно нахмурилось, пока, наконец, он не подтолкнул локтем мужчину рядом с ним с чрезмерной скрытностью. Полетели горячие перешептывания, пока, наконец, второй парень не поднял свою руку, и повар продолжил считать. Капитан едва подавил свой гнев из-за этого бездействия.

— Двенадцать! — закричал Пинч, когда счет был явно больше трех рук.

Повар и конюх сделали паузу, посмотрели на свои руки, подняли глаза, снова посмотрели на свои руки, а затем очень медленно и обдуманно начали отсчет снова.

Капитан повернулся на своем сиденье, чтобы сердито посмотреть на Пинча, и впервые почти за неделю мошенник просиял злобно-жизнерадостной улыбкой и стоически перенес ледяной дискомфорт.

Позади Пинча хор смешков и фырканья изо всех сил старался не разразиться хохотом.

Когда счет пары дошел до трех рук, все взгляды холодного и мокрого эскорта обратились на Пинча. Плут только кивнул и улыбнулся.

— Три! — раздался пронзительный голос Спрайта.

Подсчет начался снова.

Охранники придвинулись ближе, на этот раз, наблюдая, за всеми четырьмя бродягами.

При двух руках Мэйв больше не могла выносить эту нелепость, и с ее губ сорвался истерический смешок. Он раскатился по лесистой дороге.

Отсчет начался снова.

Капитан развернул свою лошадь по грязи. — Если они что-нибудь скажут... — он замолчал на полуслове, поняв, что не сможет привести в исполнение угрозу в отношении гостей своего хозяина. — Ну, — наконец продолжил он, стуча зубами, — не позволяйте им!

Теперь охранники, почувствовав закономерность, обратили особое внимание на Терина. Большой Гур улыбнулся в ответ на их неподвижные хмурые взгляды и демонстративно закрыл рот. Подсчет прошел одну руку, но Терин ничего не сделал. Мэйв, Спрайт и Пинч ждали, что он будет делать.

Две руки.

Терин не сказал ни слова.

Три руки.

Здоровяк просиял в спокойной тишине.

Семнадцать…

Восемнадцать…

Девятнадцать…

Терин потянулся в широком зевке. Стражники отреагировали звоном обнаженных мечей. Грубые ополченцы отпрянули от частокола, опасаясь драки.

Подсчет начался снова.

Пинч, Спрайт, Мэйв и Терин посмотрели друг на друга и улыбнулись.

*****

Только после захода луны всех лошадей вымыли, почистили им шкуры, и наполнили им кормушки заплесневелым сеном. Солдаты побрели в общий зал. Пинч и его команда прошли последними; в этом, как и во всем остальном, они всегда были последними из всех.

В ночь цвета прокипяченного вина из каждой щели в деревянной обшивке раскачивающейся гостиницы валил густой дым. Когда мужчины, сутулясь, протискивались через дверь, Терин отвлек последнюю пару заманчивым звоном игральных костей. Если гвардейцы ожидали честной игры, у них не было ни единого шанса; Гур был шулером с запрещенными для игры костями. Тихий уголок в сарае и несколько часов работы сделали их беднее, но, вероятно, не мудрее.

Все стулья внутри были заняты, скамейки переполнены солдатами. В маленьком общем зале было мало места для эскадрона солдат, но трактирщику удалось втиснуть туда еще нескольких посетителей. Невообразимо, но для трех жуликов нашелся еще один столик. Он едва помещался в углу задней части, что было вполне по вкусу Пинчу.

— Кислое пиво — это все, что осталось, — сказал хозяин, скорее защищаясь, чем извиняясь. Худощавый мужчина поставил на стол котел с варевом — маленькое оловянное создание на ножках. На ужин оставались только холодные остатки и черствый хлеб.

Пока они ели, старший мошенник   блуждал своим взглядом, пытаясь заметить перед собой хотя бы скудную добычу. Поскольку ему наскучило изучать гвардейцев, чьи жизни не располагали к воображению, Пинч сосредоточился на не-Анхапурцах в зале, занимавшем целых два стола. По тому, как они расселись — один стол у двери, другой у камина, — было ясно, что две группы путешествовали порознь. Тех, что были у двери, Пинч уже видел, когда они приехали. Другая группа могла прибыть только тогда, когда он ставил в стойло своего скакуна.

В конце концов, было полезно изучить других гостей. Если кто-то из них был богат, всегда можно было бы получить прибыль, посетив их комнаты до рассвета.

Двое мужчин, сидевших у двери, были одеты в поношенную дорожную одежду, излюбленную мастерами караванной торговли. Длинные плащи для верховой езды, пропитанные овечьим жиром, теплые камзолы, окрашенные высохшими солями пота, и сапоги с толстыми подошвами, заляпанные желтой грязью. Практичная одежда для практичных мужчин без явного тщеславия, которое отметило бы их как хороших кроликов, которых можно поймать в ловушку.

Сами мужчины были такими же крепкими, как и их одежда. Первого, который всегда присматривал за дверью, Пинч окрестил Быком. Он был огромен, с животом, который выпирал из-под камзола и вздрагивал при любом движении его тела. Однако дрожащая плоть плохо скрывала массивные мускулы мужчины. Каждый раз, когда он тянулся к каплуну, который лежал на столе между двумя мужчинами, его раздутые бицепсы грозили разорвать швы его камзола. Хотя его лицо было чисто выбрито, оно было почти скрыто буйной массой волос, которые свисали клочьями и колтунами.

Другого мужчину Пинч быстро окрестил Копьем — итак, они были Быком и Копьем. Копье был не более стройным, чем Терин, хотя из-за бритой головы он казался еще тоньше. Что действительно отличало его, так это то, что каждое движение было резким ударом, использующим минимум усилий для максимального выигрыша. Копье не разрывал каплуна, он отделял от него отборное мясо с самодовольной легкостью.

Однако не их одежда или тела вызвали настороженность у мошенника. В них было что-то такое, что мог распознать только тот, кто занимался этим ремеслом, хорошо это или плохо. То, как один всегда смотрел на дверь, в то время как другой незаметно осматривал комнату; то, как ни один из них не использовал обе руки сразу; то, как они держались на своих стульях.

— Мэйв, Спрайт, — прошептал Пинч, небрежно откусывая кусок хлеба, — эти двое, что вы о них думаете? Всадники Ада?

Халфлинг притворно потянулся, откинувшись назад, чтобы получше рассмотреть их. — Переодеться и зайти так далеко? Маловероятно.

Мэйв поставила свой бокал. — Всадники Ада — злые люди, Пинч, но я никогда не слышала, чтобы они преследовали кого-то на дорогах.

— Может быть, и нет. Мошенник погладил край своей кружки. — Ты можешь прочитать их, Мэйв?

— Здесь? Со всеми этими людьми?

Ее лидер кивнул.

Волшебница раздраженно закатила глаза. — Неразумно использовать силы, когда тебя могут поймать.

— Мэйв, ты знаешь, что не сделаешь этого. Ты слишком хороша, — польстил Пинч.

Женщина хмыкнула, но уже добывала нужный ей материал. Пинч и Спрайт придвинули свои стулья поближе, чтобы заслонить ее от остальных. Мистические слова были произнесены нараспев, шепотом, жесты — мельчайшими штрихами в воздухе. Сторонний наблюдатель подумал бы, что она не более чем человек, отвлеченный своими собственными внутренними мечтами.