Возможно, именно эта ложная тревога заставила их чуть не ввязаться в драку. Капитан передал командование сержанту, когда ехал рядом с Лордом Клидисом, чтобы выслужиться. Сержант, в свою очередь, был слишком занят своими подручными, чтобы заметить, что дозорные были уже не так далеко и весь отряд сбился в одну маленькую кучку. Это был плохой способ движения, когда один огненный шар мог уничтожить их всех.
Таким образом, в дозоре никого не было, кто мог бы крикнуть «Берегись!», когда солдаты вывалились из-за поворота прямо в гущу сражения. Прямо там, где тропа выходила на берег наполовину замерзшей реки, кольцо из восьми забрызганных грязью мужчин — а затем в мгновение ока, только семерых — неуклюже преследовало единственного противника. Вооруженные топорами, баграми и цепами, семеро человек бросились в атаку с неуклюжей сутулостью крестьян. Только один сражался с каким-то изяществом, настолько сильным, что Пинчу не потребовалось много времени, чтобы узнать Копье. Опознав фехтовальщика, Пинч легко нашел Быка.
Солдаты оказались сверху, прежде чем обе стороны успели это заметить, и передний всадник разделил неровный боевой порядок, налетев сзади. Расстояние было на руку пехотинцам. Дикий вопль сорвался с губ ближайшего из них, и, прежде чем всадник успел бросить свое бесполезное копье, человек с большой секирой замахнулся на него. Клинок вонзился в шею лошади, животное встало на дыбы и лягнулось, и в рядах воцарилось неуправляемое замешательство. Теснота узкой дороги препятствовала любому маневру. Первого человека сбросило с лошади, и охваченное паникой животное развернулось, чтобы галопом помчаться обратно по дороге. Почти сразу же лошадь врезалась в переднюю шеренгу отряда, которая не успела расступиться. Еще двое стражников и лошадь упали, в то время как кровожадный боевой клич потряс сухую листву леса. Разбойники-крестьяне, поскольку их пестрая одежда выдавала их сущность, набросились на упавшего всадника, широкие клинки по-зимнему блеснули на солнце.
Со своими огромными секирами, поднятыми над плечами, как дубины, двое пехотинцев бросились в ломаную линию, создавая еще большую неразбериху перед собой. Сержант выкрикивал приказы, капитан кричал, Клидис кричал, умирающие люди и лошади кричали все одновременно и все вразнобой. Количество двадцати всадников уже сократились почти на четверть, и они никак не могли переломить ситуацию. В их задних рядах возникла паника, когда передние врезались в задних, отчаянно пытаясь убежать от орд смертоносных людей, напавших на них.
Не менее отчаявшийся Пинч попытался вырваться на своей лошади из общей массы, погнав ее к лесу, когда воющий, измазанный грязью бандит вылетел из чащи прямо перед ним. С пронзительным ржанием лошадь встала на дыбы. Когда мошенник отлетел назад, он услышал хлопающий треск, когда копыто ударило нападавшего по черепу.
Взбитая грязь смягчила приземление Пинча, так что он задержал дыхание, но у него едва хватило времени соскользнуть с пути скачущего солдата. С трудом поднявшись, Пинч был немедленно сбит с ног атакующим боком другой лошади.
— ХУАААА! — взвизгнул разбойник, прыгнув вперед, чтобы оседлать упавшего мошенника, одновременно размахивая топором над его головой.
— «Я спасен! Я мертв!» Пинч не мог сказать, каким он был, пока топор не вспорол живот проезжавшему мимо всаднику. В то время как бандит дернулся, чтобы высвободить свое оружие, мошенник схватил рукоятку своего грязного кинжала и без колебаний вонзил его вверх в мягкую щель на животе плохо сидящего доспеха бандита. Человек с широко раскрытыми глазами и бородатой отвисшей челюстью, плюющийся кровью, завизжал от ужаса, пока вес все еще находящегося на крючке всадника не перевернул его.
Для Пинча этого было достаточно. Сжав кинжал в руке, он вслепую пробирался сквозь кровь и слизь в поисках безопасности, уворачиваясь от молотящих копыт умирающих лошадей, наступая на мягкие предметы, о которых он не хотел ничего знать. Он не был солдатом, привыкшим к битвам, и не был готов стать им, но каждый раз, когда один из грязных головорезов оказывался перед ним, вор набрасывался на него. Он наносил удары со всем зловещим мастерством своего боя на ножах, его гнев и ярость росли с каждым ударом. — Забери тебя, Кайрик, тебя, мерзкий ублюдок! Пусть они поиграют в крючки с твоим черепом в Аиде! Он хлестал бранью так же злобно, как и своим ножом.
На пике своей ярости Пинч рухнул в реку и провалился сквозь тонкий лед. Стремительная вода доходила ему до бедер, выжигая из него безумие, но не убийственную страсть. Слепота, которая одушевляла его, исчезла, и он снова мог видеть всю битву целиком. Солдаты, наконец-то оправившиеся от первоначальной паники, атаковали ровным строем, гарцуя на лошадях по поверженным телам. Теперь настала очередь бандитов паниковать, их прежняя дисциплина была обманом, разоблаченным конфликтом желания награбить и страхом смерти. Через несколько мгновений вся компания сорвалась с места и побежала.
Визг на берегу привлек внимание Пинча к его причине. Одинокая путешественница, которая, как он знал, была жрицей, лежала, распростершись на прибрежной гальке, к ее плечу было приставлено лезвие Копья. Позади нее неуклюже поднялся Бык с огромным зазубренным куском льда, занесенным над ее головой, готовый нанести смертельный удар.
Если бы он был менее пассивен или у него было бы больше времени для размышлений, Пинч, несомненно, действовал бы по-другому, ставя свои личные интересы превыше всего. Вместо этого, вопреки всему своему здравому смыслу, он отреагировал. Его длинный кинжал вылетел из руки и со щелчком вонзился в горло Быка. Хрипя раздробленной трахеей, объятый жиром гигант дернулся вверх и назад, пока вес ледяной глыбы, которую он все еще держал над головой, не отбросил его назад. Сделав два неуверенных шага, он преодолел замерзший берег реки и рухнул в быстротекущую воду. Поток забурлил, засасывая барахтающегося человека.
Копье вытаращил глаза от удивления, что было еще большей его ошибкой. Хотя путешественница и был уколота, она не была повержена. Пока Копье висел в нерешительности между женщиной и угрожающе медленным продвижением Пинча, он опоздал. Жезл в ее руке взметнулся, переломив его колено. Нога Копья вывернулась под неестественным углом, и, он, лишившись опоры, откатился в сторону. Она ударила снова, вонзив железо в его мягкий живот достаточно сильно, чтобы изменить его траекторию. Копье с ужасным треском ударился об обледеневшие камни, дернулся и больше не двигался.
Замерзший, потный и тяжело дышащий Пинч, спотыкаясь, пробрался по льду к женщине. Мокрым ботинком он толкнул Копье; тело почти полностью перевернулось, прежде чем оно изогнулось, а вместе с ним и голова.
— Пусть Келимвор дарует ему быстрое правосудие, — нараспев произнесла женщина, медленно поднимаясь на ноги. Струйка крови текла по ее руке, другая полоска крови была на ее лице.
— Больше беспокойства, чем он заслуживал, — прорычал Пинч. Вспомнив, где они находятся, он огляделся в поисках новых нападавших, но битва была почти выиграна. Бандиты сломались и глупо бежали, и теперь они оказались беспомощной добычей более быстрых всадников. Здесь, в местности между землями, на которые претендовали такие бандиты, как эти, люди Клидиса не проявляли милосердия. Они сами были законом, и у них были друзья, за которых можно было отомстить.
— Я Лисса из Храма Повелителя Утра в Эльтуреле. Я думаю, было бы правильно сказать, что вы спасли мне жизнь.
При упоминании ее храма Пинч почувствовал, как в его животе поднимается паранойя. Могла быть только одна причина, по которой жрица Латандера оказалась так далеко на юге, на этой конкретной тропе. Она, должно быть, ищет воров, осквернивших ее храм. — Конечно, было бы приятно встретиться с вами при лучших обстоятельствах.
Пинч сделал паузу, чтобы перевести дыхание и обдумать, что сказать дальше. Конечно, «Пинч» было неподходящим именем для использования в такой момент, как этот. Были все шансы, что она знакома с криминальными элементами Эльтуреля. Наконец, он изобразил свою самую отважную улыбку и, ведя ее, обратно, к тропе, сказал то, что, как он думал, никогда, никому не скажет открыто. — Я — Джанол, подопечный покойного короля Манферика из Анхапура.
