Отъезд Спинолы, который, будучи отозван в Испанию, 3 января 1628 г. навсегда покинул Нидерланды, вновь оживил надежды голландцев. Их войсками командовал теперь брат Морица Нассауского Фридрих Генрих, горевший желанием отличиться каким-нибудь блестящим подвигом. Благодаря денежной помощи, а также подкреплениям, полученным от Франции, он в 1629 г. опять перешел в наступление, осадив Буа-ле-Дюк.

У графа Генриха Берга, генералиссимуса испанских войск, не было достаточно сил, чтобы отбросить его. Он надеялся, что диверсия, предпринятая на границах Нидерландской республики, заставит его снять осаду. 23 июля часть его войск перешла Иссель и дошла через Велюве до Амерсфорта, который она заняла 14 августа. В это же время на помощь испанцам из Германии явился Монтекукули, опустошивший Гельдерн и Утрехтскую область. Впервые со времени смерти Рекесенса врагу удалось завладеть подступами к Соединенным провинциям. Это вызвало здесь такую панику, что некоторое время можно было опасаться, не распадется ли их союз. Зеландия и Фрисландия думали только о своей собственной безопасности; католики волновались, отовсюду ползли слухи об измене. Но Голландия и на этот раз отстояла существование республики. Голландские капиталисты не останавливались ни перед какими жертвами во имя сохранения независимости, являвшейся залогом их богатства. Вест-индская компания предоставила в распоряжение генеральных штатов свои деньги и войска. Были наняты наемники, крестьяне были призваны под ружье, были спущены плотины. Штаты Голландии обратились с призывом к Фридриху Генриху нив коем случае не бросать начатой им операции против Буа-ле-Дюк. Их мужественное упорство помешало дальнейшему продвижению испанцев. После того как правитель Эммериха Отто ван Гент занял крепость Везель, Монтекукули и Берг, опасаясь, чтобы им не перерезали коммуникационных линий, решили отступить. 14 сентября Буа-ле-Дюк открыл свои ворота принцу Оранскому.

Несмотря на этот ошеломляющий успех, Нидерландская республика не отклонила начатых Изабеллой переговоров о 24-часовом перемирии. Последний поход привел ее финансы в самое плачевное состояние; кроме того политическое положение тоже было чрезвычайно грозным. В Германии император Фердинанд II был теперь всемогущ; посланный в Мюнхен брюссельский капуцин отец Филипп предложил герцогу Баварскому заключить союз против голландцев; наконец, Англия, сблизившаяся с Испанией благодаря дипломатическим талантам Рубенса, готовилась подписать мир с этой державой. Тем временем Франция, со своей стороны, старалась в Гааге не допустить никакого соглашения между Нидерландской республикой и Филиппом IV. 15 июня 1630 г. она подписала с уполномоченными генеральных штатов договор, на основании которого Людовик XIII обязывался в течение 7 лет оказывать штатам денежную помощь в размере 1 млн. ливров, тогда как они с своей стороны обязывались в течение этого времени не заключать ни мира ни перемирия без согласия французского короля.

В 1630 г. война возобновилась несколькими стычками на берегах Рейна и новыми набегами дюнкирхенских пиратов. Но обе стороны не решались вступать в более серьезные бои. В июне 1631 г. Фридрих Генрих неожиданно вторгся во Фландрию. Однако ему пришлось отступить перед новым испанским генералиссимусом доном Альваресом де Базан, маркизом де Санта Крус, а вслед за этим Соединенным провинциям пришлось в свою очередь заняться самообороной. По совету отца Филиппа, брюссельское правительство решило направить все свои усилия на Зеландию, чтобы завоевать здесь серьезную стратегическую позицию[634]. В сентябре флотилия, освященная папским нунцием Фабио де Лагониссой, покинула антверпенскую гавань, отправившись на это рискованное предприятие. На ней находилось 6 тыс. чел. под командованием Иоанна Нассауского и принца Барбансонского. Но 13 сентября она была атакована в Слаке голландским флотом под командой Маринуса Голларе, и через несколько минут часть ее вынуждена была броситься в бегство, часть же пошла ко дну. В руках неприятеля осталось не менее 4 тыс. пленных.

Но это тяжкое поражение было еще ничем в сравнении с катастрофой, которой ознаменовался следующий год. Фридрих Генрих бросил на этот раз все свои силы в долину Мааса, завоевание которой дало бы Нидерландской республике двойное преимущество — возможность напасть на Бельгию с тыла и совершенно изолировать ее, отрезав от Германии. То обстоятельство, что Гонзалес де Кордоба вместе с значительной частью королевской армии был послан в Пфальц, благоприятствовало осуществлению его плана. Двигаясь вдоль течения реки, он не встречал серьезного сопротивления. Ему поочередно сдались Венло, Стрален, Рурмонд, Ситтарт. 10 июля 1632 г. он появился у Маастрихта, с взятия которого в свое время началось обратное завоевание Нидерландов Александром Фарнезе. Испанцы, отлично понимая все значение этого пункта, очень укрепили его, но Фридрих задался целью во что бы то ни стало взять его. Соединенные усилия маркиза де Санта Крус, спешно вернувшегося из Германии, Кордобы и немецкого генерала Паппенгейма не привели ни к чему. 22 августа Маастрихт капитулировал и вслед за ним сдались небольшие соседние с ним укрепленные пункты — Лимбург, Рольдук, Дальгем и Фокмон.

Голландия ликовала, и радость ее была тем сильнее, что этот блестящий поход, казалось, должен был явиться началом полного завоевания Бельгии. Действительно, последние поражения Испании вызвали во всей стране опасное брожение. Открыт был заговор среди дворянства. Фридрих Генрих, умевший искусно использовать обстоятельства, благоразумно остерегался как-нибудь задеть католические чувства населения и во всех завоеванных им городах не сделал никакой попытки помешать отправлению католического богослужения. Итак, в Гааге льстили себя надеждой услышать вскоре о занятии Фридрихом Брюсселя, куда, как говорили, он рассчитывал вступить еще в течение этого года, чтобы поцеловать руку инфанты[635].

Окончание 12-летнего перемирия не только навлекло на Бельгию бедствия возобновившейся войны, но и совпало с новой волной испанизации государственного аппарата страны. Теперь покончили с остатками независимости брюссельского двора, с которыми мирился даже Филипп III. Его преемник приказал Оливаресу восстановить в Мадриде фландрский совет, назначить председателем его епископа Сеговии дона Иниго де Бризуэлла, бывшего духовника Альберта, и возложить на него управление делами Нидерландов. Бельгии поторопились показать, что она снова была составной частью испанской монархии. 16 сентября 1621 г. король переслал инфанте полномочия принять от его имени присягу провинций. Изабелла беспрекословно повиновалась: в течение нескольких следующих лет она провела торжественное провозглашение своего племянника государем в различных провинциях страны[636].

Начало нового режима ознаменовано было немилостью старого Пекия, преданность которого старинным традициям страны была общеизвестна. Так как нельзя было обойтись совсем без министров-бельгийцев, то они по крайней мере выбирались теперь только среди самых преданных приверженцев Испании и сторонников того чистого абсолютизма, который господствовал теперь в кругах мадридского правительства, Самый влиятельный из них, антверпенец Петер Розе, которого Филипп IV называл «мудрым фламандцем», был явным монархистом, вдохновлявшимся лишь интересами испанской короны и совершенно освободившимся от всех национальных влияний[637].

Нет ничего удивительного, что при этих условиях совершенно изменились основы управления страной. Его стремились полностью подчинить королевской власти. Новые тенденции были ясно сформулированы в докладной записке, составленной доном Хорге де Гененом[638] в 1628 г.; он требовал, чтобы вся полнота власти принадлежала мадридскому совету, и считал недопустимыми притязания провинциальных штатов, единственных сохранившихся еще представителей независимости страны. Начавшееся в 1626 г. по почину тайного совета судебное преследование против фюрнского архипресвитера Бекарда, автора сочинения «S. Thornae Cantuariensis et Henrici II monomachia», внушавшего опасения королевской власти[639], а также конфискация в 1629 г. брабантским генерал-прокурором отчета нунциатуры Бентивольо в Брюсселе под предлогом, что в нем содержатся высказывания, неблагоприятные для короля и выгодные для генеральных штатов[640], достаточно ярко характеризовали новый дух, который воцарился теперь в правящих сферах. Начиная с 1621 г. государственный совет был фактически ликвидирован. Все важнейшие дела решались двумя чрезвычайными комиссиями или, пользуясь иностранным названием, которым они обозначались, двумя «хунтами». Одна из них была составлена исключительно из испанцев, другая же состояла из бельгийских советников с юридическим образованием, но подобно первой подчинена была верховному руководству кардинала де ла Куэва.