Тем не менее они пользовались в Европе большим уважением. Так как их дворец Кауденберг находился в постоянном общении с римским и мадридским дворами, то испанская и ватиканская дипломатия считали его своего рода отделением по делам северных держав. Все три крупнейшие западноевропейские державы имели в Брюсселе своих послов, и нунциатура, учрежденная здесь в 1596 г. папой, вскоре стала одной из важнейших во всем христианском мире.
Эрцгерцогская чета, кардинал Бентивольо, Спинола окружены были толпой различных ставленников Испании или покровительствуемых ею лиц, английскими и французскими эмигрантами, тайными агентами, военными и политическими деятелями, различными прожектерами и теми нищенствующими монахами, которым особенно охотно доверялись всякого рода секретные поручения. О 1609 по 1621 г. столица Бельгии слыла одной из самых оживленных и самых космополитических резиденций того времени[620]. Она была также одной из самых блестящих резиденций благодаря роскоши, которой окружали себя Альберт и Изабелла, и пышности их двора, вызывавшего восхищение всех иностранцев, проезжавших через Брюссель. Но эта роскошь, подчиненная чопорному и церемонному испанскому этикету, не имела ничего общего с бившей через край веселостью празднеств бургундских времен. Подобно блестящим украшениям, которыми стиль барокко так щедро наводнял тогда церкви, это великолепие тоже было лишь своеобразным средством подчеркнуть величие и возвышенность католической религии.
Уже в 1606 г. Альберт заявлял, что «все те, кого попирают ногами и угнетают представители новой религии, всегда считали своей главной опорой Испанию и Нидерланды»[621]. И действительно, в правление эрцгерцога Альберта Бельгия стала убежищем, ворота которого были широко раскрыты для всех преследуемых католиков. В особенности много их прибывало из Англии, и не только для того, чтобы здесь укрыться, а чтобы подготовиться к наступлению против еретического правительства своей страны. Мир, заключенный в 1604 г. с Яковом I, нисколько не изменил отношения эрцгерцогской четы к этим людям. Они, не задумываясь, брали под свою защиту даже настоящих заговорщиков. Английские государственные деятели обвиняли их в том, что они превращают свое государство в «школу предателей»[622] и что они допустили у себя подготовку «порохового заговора». В 1607 г. граф Тирон, которого Генрих IV отказался принять во Франции из-за обвинений, выдвинутых лондонским двором, был принят в Бинше Альбертом, и Спинола устроил в его честь роскошное празднество[623]. Лишь в самых крайних случаях решались выдавать эмигрантов, слишком явно скомпрометированных в измене. Брюссельское правительство выплачивало пенсии массе английских католиков и упорно отказывалось принять меры против находившихся в Нидерландах английских духовных школ. Словом, можно сказать, что если католичеству в Англии удалось, несмотря на преследования, готовить все новые кадры духовенства, сохранять свое церковное устройство, свои религиозные ордена и свои просветительные учреждения, то этим оно в значительной степени обязано было помощи эрцгерцогской четы[624].
Но как ни остры были религиозные разногласия эрцгерцогской четы с Яковом I, они однако не были серьезной угрозой для сохранения мира между ними. Зато едва только подписано было 12-летнее перемирие, как Франция чуть не начала новой войны. После смерти 25 марта 1609 г. герцога Киевского и Юлихского Иоанна Вильгельма два протестантских князя, курфюрст Бранденбургский Иоанн Сигизмунд и Нейбургский пфальцграф Вольфганг Вильгельм, заявили о своих правах наследовать ему, что тотчас же вызвало вмешательство Генриха IV[625]. Едва только император поручил (июль 1609 г.) эрцгерцогу Леопольду взять герцогство под секвестр, как французский король, желавший вступить в союз с немецкими протестантами против австрийского дома, решительно заявил венскому и брюссельскому дворам, что он поддержит права претендентов в крайнем случае даже силой оружия.
Ухудшению положения содействовал также трагикомический эпизод, происшедший в конце года. 29 ноября принц Кондэ отдал под защиту эрцгерцогской четы свою молодую жену Шарлоту Бурбонскую, которую Генрих IV преследовал своими домогательствами со страстной настойчивостью влюбленного старца[626]. Альберт не мог выдать беглецов, не обесчестив себя этим. Он предложил помирить Кондэ с королем, но нечего было надеяться, что он согласится, чтобы жена принца вернулась в Париж удовлетворить желаниям «великого Алкандра». Он расстроил план похищения, на который она согласилась, и заявил, что отправит ее обратно в Париж лишь но приказанию ее мужа или после расторжения их брака. «Новая Елена», как называл ее Пекий, посланник эрцгерцогской четы в Париже, грозила вызвать новую Троянскую войну. Страстное увлечение Генриха IV заставляло его еще более обострять разногласия, разделявшие Францию и Габсбургов. Он начал вооружаться на всех своих границах и открыто готовился сам стать во главе похода в герцогство Клеве. 8 мая 1610 г. он попросил эрцгерцога разрешить ему пройти через Люксембург «как другу, не желающему совершить по отношению к нему никакого враждебного акта». Но целью этой просьбы было лишь возложить на эрцгерцога Альберта всю ответственность за разрыв. Последней отлично понял это и, начав собирать на всякий случай войска в районе Мааса, дал свое согласие на проход французских войск с условием, что король сообщит ему заранее маршрут своей армии. Убийство Генриха IV 14 мая сделало излишними все эти предосторожности. Прошло еще несколько лет, прежде чем Нидерланды стали ареной борьбы между Францией и домом Габсбургов. Раздоры, возникшие во Франции во время несовершеннолетия Людовика XIII, отодвинули на некоторое Бремя опасность.
Все еще неразрешенный вопрос о Юлихе вскоре вызвал новую опасность. В ожидании окончательного решения оба претендента организовали управление спорных земель. Они ввели здесь временно свободу вероисповедания, и ахенские кальвинисты воспользовались этим, чтобы поднять восстание (5 июля 1611 г.). Когда вслед за этим эрцгерцог Альберт и кельнский архиепископ выступили на усмирение восставших, то этому помешали курфюрст и пфальцграф по взаимному соглашению. Но уже через очень короткое время они перессорились. В 1614 г. нейбургский пфальцграф перешел в католичество и обратился за помощью к Испании, между тем как бранденбургский курфюрст, с своей стороны, из лютеранства перешел в кальвинизм и старался добиться помощи Соединенных провинций. И тот и другой получили желанную помощь. В августе Спинола во главе армии в 20 тыс. чел. двинулся на Юлих, свергнув по пути власть кальвинистов, установленную в Ахене и в Дюрене. Выступил в поход и Мориц Нассауский. Но обе стороны явно старались избежать столкновения, которое повлекло бы за собой срыв 12-летнего перемирия. В течение 2 лет армия Соединенных провинций и испанская армия маневрировали, не встречаясь друг с другом, ограничиваясь проникновением на вражескую территорию и захватом укрепленных пунктов, и очень мало интересуясь обоими претендентами.
Противоречия между католиками и протестантами, выразившиеся в раздорах из-за юлихского наследства, вызвали через несколько лет восстание в Чехии, этот трагический пролог тридцатилетней войны. Филипп III был против того, чтобы ввязываться в эту опасную авантюру. Срок 12-летнего перемирия истекал и, став на сторону императора против чешского короля, пфальцграфа Фридриха V, зятя английского короля, он рисковал разрывом с этим последним. Ему пришлось бы в таком случае вести одновременно три войны, и понятно, что подобная перспектива заставляла его колебаться. Между тем Альберт смотрел на только что начавшуюся борьбу лишь как на окончательный поединок между католической церковью и ересью. Интересы Испании не могли перевесить в его глазах интересов католицизма. В августе 1619 г. он стал убеждать Филиппа III вмешаться[627] и сумел в конце концов рассеять его опасения. 5 ноября король, скрепя сердце, дал ему свое согласие на занятие в подходящий момент Пфальца. 4 сентября следующего года 16 тыс. чел. пехоты и з тыс. чел. конницы под командованием Спинолы перешли Рейн у Майнца. В том же году эрцгерцог выступил покровителем плана создания международной лиги защиты католической религии[628].
