В действительности же его ошибка была не в том, что он помешал планам Фарнезе, она состояла в другом и крылась глубже. Она коренилась в его презрении чистокровного испанца ко всем другим народам, в его абсолютистском самовозвеличении и в его слепой ненависти к ереси. Он думал лишь о Елизавете и о Генрихе IV, не учитывая совершенно беспощадного сопротивления, которое будет ему оказано французским и английским народом. Его ошибка заключалась в том, что он верил в успех плана, который был столь же грандиозен, сколь и неосуществим.

Подобно Англии и Франции, сумевшим избавиться от испанской опасности, Соединенным провинциям в свою очередь было суждено ускользнуть от испанских пут. Вообще сомнительно, удалось ли бы когда-нибудь Фарнезе, несмотря на его блестящие военные таланты, одолеть их сопротивление. Мог ли он действительно победить там, где герцога Альбу и Рекесенса постигли одни лишь неудачи? Разумеется, он был гораздо более крупным полководцем, чем его предшественники, но его задача тоже была во много раз сложнее. Противостоявший ему народ был воодушевлен своими победами, уверен в поддержке из-за границы, был неуязвим как со стороны моря, так и вдоль всей границы благодаря широким рекам, по которым крейсировали его военные суда, и благодаря длинной цепи крепостей. Наконец, во главе его стоял такой блестящий полководец, как Мориц Нассауский. Несмотря на все свои попытки, Фарнезе вплоть до 1592 г. смог завладеть лишь подступами к этой стране. До сокрушительного удара дело было еще далеко, и, трудно сказать, удался ли бы он. Голландец Бухелей расхохотался в 1584 г., услышав в Дуэ предсказание одного католического священника, что все еретики будут вскоре изгнаны из Голландии и Зеландии[559]. Однако Фарнезе в этот момент как раз осаждал Антверпен. Впрочем дело, которое Фарнезе вынужден был оставить по приказанию короля, возложено было впоследствии на других людей, показавших перед лицом всей Европы, что оно было невыполнимо.

Фарнезе, отправляясь в последний свой поход, передал управление Нидерландами старому Мансфельду. Последний сохранил его временно и после смерти герцога до прибытия брата императора Рудольфа II, эрцгерцога Эрнста, назначенного Филиппом на этот освободившийся пост[560]. В действительности подлинным правителем Нидерландов стал граф Фуэнтес, шурин герцога Альбы, и благодаря этому верному слуге Филипп II мог снова вернуться к своим старым излюбленным методам управления[561]. Он с трудом мирился с независимым поведением герцога Пармского и с досадой вынужден был следить за тем, как тот окружал себя министрами-бельгийцами и доверенными людьми из итальянцев. Теперь он восхвалял дон Хуана, который всегда окружал себя только испанскими советниками[562]. Инструкции, пересланные королем 28 сентября Эстебану де Ибарра, назначенному первым секретарем эрцгерцога Эрнста, ясно выдавали, каковы были планы короля. Они предписывали эрцгерцогу держаться в вопросах управления и во всем остальном прямо противоположной линии, чем его предшественник, и поставить себе долгом чести строгое выполнение воли короля. Он должен, гласили они, предоставить решение военных вопросов исключительно испанским министрам и распространить вмешательство их на все те государственные дела, которые они смогут захватить в свое ведение[563]. Таким образом независимость, столь торжественно гарантированная примирившимся с Испанией провинциям Аррасским миром, независимость, которую Фарнезе старался соблюдать по мере возможности, теперь попиралась ногами.

Фуэнтес поспешил со всей резкостью подчеркнуть начало новой системы управления. Гибкую и искусную итальянскую манеру обращения он заменил испанской жестокостью и непреклонностью. Ришардо был отставлен; секретарь Фарнезе, Козимо Мази, который к величайшему негодованию короля вел до сих пор политическую переписку с мадридским двором, тоже впал теперь в немилость. Распоряжение от 5 января 1593 г., достойное герцога Альбы, запрещало впредь обмен пленниками с восставшими и объявляло, что все солдаты из лагеря повстанцев, которые впредь попадут в плен, будут беспощадно повешены. Одновременно было пущено в ход все, чтобы осуществить планы Филиппа II во Франции. Представители католического короля в Париже Ибарра, герцог де Ферия, Жан-Батист Таксис предписывали графу Фуэнтесу его образ действий. Они настойчиво убеждали его нанести необходимый удар, так как решительный момент настал. Созванным Лигой генеральным штатам королевства предстояло обсудить вопрос о передаче короны Изабелле, и какая-нибудь блестящая победа могла бы повлечь за собой их согласие на это. Но ослабленная столькими годами войны армия, вынужденная к тому же воевать одновременно с двумя врагами, не в состоянии была победить ни одного из них. Карл Мансфельд, переправив все имевшиеся в его распоряжении войска во Францию, добился лишь взятия Нуайона, совершенно бесполезного. В то время как он таким образом обманул последние надежды герцога Майенна и членов Лиги, успехи Морица Нассауского на севере принесли существенную пользу Генриху IV.

24 июня 1593 г. у испанцев отнят был Гертрейденберг. Вслед за тем Мориц Нассауский, закрыв таким образом брешь, пробитую Фарнезе в голландской границе, направился в Фрисландию и осадил Гронинген. К довершению всех несчастий Фуэнтес стал ощущать нужду в деньгах, и дисциплина, для поддержания которой в свое время достаточно было авторитета Фарнезе, теперь стала расшатываться. Опять возникла угроза военных бунтов. В августе вспыхнул мятеж б рядах находившихся на севере Франции войск Мансфельда.

Эрцгерцог Эрнст прибыл в Брюссель в разгаре этой анархии. Управление Фуэнтеса успело уже вызвать столько гнева и столько недовольства, что Эрнст был принят с восторгом. Ему достаточно было не быть испанцем, чтобы снискать себе всеобщие симпатии. Простодушно говорили между собой о том, что «в кем нет ненависти к стране», а большего с него и не спрашивали. Но он явился не столько для того, чтобы управлять Бельгией, сколько для содействия проведению в жизнь французских планов Филиппа II.

Это был заурядный человек, благожелательный, но очень ленивый и всецело поглощенный своими любовными похождениями. Впрочем, если бы даже он был одарен более блестящими качествами, он все же не мог бы добиться никакого успеха. Переход Генриха IV в мае 1594 г. в католичество разбил последние надежды Лиги и Испании. Сделанное Таксисом французским генеральным штатам предложение о передаче короны эрцгерцогу Эрнсту, которому король Испании прочил в жены эрцгерцогиню Изабеллу, было лишь последней попыткой зашедшей в тупик политики. Карл Мансфельд, вернувшийся в Пикардию с малочисленной и дезорганизованной армией, ограничивался тем, что время от времени тревожил неприятеля. Перемирие с Соединенными провинциями дало бы возможность подкрепить сражавшиеся во Франции войска. Попытки в этом направлении сделаны были через германского императора. Но восставшие ответили на них лишь оскорбительным манифестом. Они воспользовались даже недавним арестом одного испанского агента и его более чем подозрительными заявлениями, чтобы обвинить нового правителя в составлении заговора на жизнь Морица Нассауского[564]. Вместо того чтобы думать о мире, они поспешили воспользоваться своими успехами, так как положение их действительно было выигрышным. 24 июля 1594 г. Мориц покончил с сопротивлением Гронингена. Между тем в испанской армии вспыхнул новый мятеж, на этот раз среди итальянских войск Брабанта, которым несчастный Эрнст вынужден был разрешить разместиться в Тирлемоне, пока им будет уплачено их жалованье.

В следующем году дела пошли еще хуже. Католическая часть Нидерландов, которую Филипп II так гордо собирался превратить в плацдарм против Франции, находилась между двух огней и вынуждена была ограничиваться оборонительными действиями. 17 января 1595 г. победоносный Генрих IV объявил Испании войну и поручил герцогу Буйонскому перейти через Люксембург, чтобы соединиться в Гюи с войсками Соединенных провинций, которые должен был привести ему Ла Эрожьер. Таким образом враги с севера и юга должны были объединиться в самом сердце страны и поставить под угрозу Брюссель и Антверпен. Но они переоценили смятение, царившее в рядах испанцев. Перед лицом опасности последние быстро собрались с силами и снова проявили свои традиционные военные качества. Смерть Эрнста 20 февраля 1595 г. привела к передаче управления в руки энергичного, графа Фуэнтеса. Он потребовал от ветеранов, столько лет служивших королю в Нидерландах, последнего усилия. Гюи был взят назад испанцами, и Ла Эрожьеру пришлось отступить. Старый и утомленный Вердуго умер, успев еще прогнать герцога Буйонского из Люксембурга. Еще более старый полководец, чем он, Мондрагон, несмотря на свои 93 года, успешно сражался против Морица и, помешав его продвижению в область Гролля, вернулся в антверпенскую цитадель, где и умер[565]. Фуэнтес не удовольствовался теперь тем, что неприятель был отброшен, и сам перешел в наступление. Он вторгся в Пикардию, одержал победу при Дурдане, взял Ле Кателэ и даже завоевал обратно Камбрэ, который со времени своей сдачи герцогу Анжуйскому находился в руках французов. Словом, к моменту прибытия эрцгерцога Альберта в Брюссель 11 февраля 1596 г. он блестяще восстановил совершенно потерянный было престиж испанского оружия.